Там, с бледно-розовой подкладкой
Я до утра играю сладко
Как будто егерь молодой…

Либо охотник, конюх смутный
Сплелся с девицею распутной
Одной распутною весной
И стон стоит и «Боже мой!»

До дрожи зелены в окне
Туберкулёзные растенья
А ты скажи спасибо мне,
За тот экстаз столпотворенья,

В который я тебя вовлёк
Терзая твой разрез, зверёк!

Небытие

С небытием встречаться рано,
Пожалуй, мне ещё успеть
Придётся деду-хулигану
Немало девок претерпеть

Небытие, качая шеей
Пусть ждёт меня чудовищем
И наблюдает свирепея
Как я у девок мякоть ем
Как глупые и молодые
Лежат и стонут и мычат
Как сиськи их нестроевые
И животы у них торчат…
– Слезай, проклятый, с этой внучки!
Хрипит ко мне небытие.
– Не отрывай меня от случки!
Приди позднее – еее!
И, фыркая и рассердившись,
Стоит поодаль в темноте
Пока я с внучкой вместе слившись,
Её качаю на хвосте…

Сметана нынче уж не та

Сметана нынче уж не та,
Нет густоты в сметане
Как будто молоко дают
Коровы-пуритане

Редиска нынче уж не та
Упругости в редиске
Не нахожу я ни черта.
Как грудки гимназистки,

Редиски были при царе,
При Сталине все были
А в современности поре
Смягчали и оплыли…

На хлеб противно мне смотреть,
После войны – был сладкий
Тяжёлый, сытный, молодой.
Не то что нынешний – пустой
И словно вата – гадкий.

В еврейском квартале, 1984

Цирюльник кофе пьёт густой,
Парикмахером воображая,
А музыкант идёт с трубой
Домой, ругаясь и хромая.

Вот лавочку закрыл еврей
К метро «Сент-Поль» бредёт усталый
И давит девочка угрей
Покрыта шалью обветшалой

На подоконнике стоят
Бутылка, с кружкою молочной
Угри меж пальцами скользят
Внимая музыке восточной

Рю дэз Экуф в рю дэ Розьер
Вливается как бы копытом
А я гляжу из-за портьер
В мир литератором небритым,

Моя подруга ходит петь,
Печальной, в кабаре ночное
Мне предстоит всю ночь сидеть
И Дафнисом мою ждать Хлоэ…

«Банальный люд, простой, как пыль…»

Банальный люд, простой, как пыль,
Как в Риме, или Тегеране,
Повсюду одинаков стиль,
Что в Библии, а что в Коране.
И даже Торы кто адепт,
Кто Яхве строго почитает
Всяк одинаково одет,
Мобильник, джинсы из Китая.
Поедешь в город Амстердам
Там также пьется «кока-кола»
И среди будничных реклам
Голландцы бродят полуголо…

Ох, надоела нам земля!
Весьма прогорклая планета,
Впотьмах начавшая с нуля,
Где ж межпланетная карета?!

«Быть может потому что дождь…»

Быть может потому что дождь,
Быть может, потому что сильный,
Ты, старый парень много пьёшь,
Ты, старый парень, что, двужильный?

Быть может, потому что дождь,
Ты, старый парень, опечален,
И в пять часов уже встаёшь,
В одной из двух возможных спален…

Глядишь сквозь толстый слой дождя
Всё было, всё красиво было
У одинокого вождя
Подружка – страстная кобыла…

«Лежишь, Фифи, подростком белым……»

Лежишь, Фифи, подростком белым…
Длинён твой позвоночный столб,
Объектом столь незагорелым
Он в попу, лучшую из колб,

Перетекает, раздуваясь,
Люблю тебя, моя тинейджер,
В тебе я роюсь, опьяняясь,
Как вдруг напившийся нью-эйджер…

Аптека

Металлический запах лекарств
Атмосферой скончавшихся царств
В нос шибает, гнетёт человека
В помещении с нимбом «Аптека»

В помещение с этим названьем
Входят старцы, томимы желаньем
Утолить свои язвы и боли,
Там горчичники, капсулы, свечи и соли,
Нашатырный укус аммиака
С валерьянкой смешался двояко…
Там таблетки такие дают
От которых иные прекрасно живут,
Там для женщин стыда и морали
Продаются такие спирали,
Что препятствуют деторождению,
О, Аптека, ты Химий богиня!
А рецепты несут предложения
О слиянии Яня и Иня…

Love making

И словно злостного гимнаста,
Тошнит с подходов полтораста
И словно нежного шпажиста
Саднит с уколов так под триста…

Приходит сладкая истома
С испариной у военкома
Когда он саблю в ножны вставил
И рукоять рукой поправил,
И снова вынул, любоваться…
Так мы с тобой привыкли драться…

Тереться нежно друг о друга
В часы случайного досуга
Любви науку совершенствуя
Причёсывал тебя по шерсти я.

И возвращая долг сторицей
Ты озером ласкала Рицей
Мои все члены молодца
Так продолжалось без конца.

Рыбки

Рыбки золотые,
Рыбки с перламутром,
Кормит их Хозяин
В нашей зоне утром

Белый и пузатый
В гимнастёрке гадкой
Это подполковник
Жить при нём несладко

В лагере далёком
Среди зоны красной
Рыбкой быть отлично
Зэком быть опасно.

Перешлют мне с воли
Щучку молодую
Вот она распорет
Рыбку золотую

Рыбке с перламутром
Горло перекусит
Как тебе, Хозяин,
Рыбный суп по вкусу?

Ф

Тобою пахнет в моём зале,
О, грациозная газель!
Ты помнишь, мы с тобой шептали,
Впотьмах друг друга целовали
И шёл таинственный апрель…
С большою мокрозадой свитой
Сатиров, нимф и мудрецов,
Аполло – бог наш знаменитый
Кривлялся, пел и был здоров
Средь оперившихся кустов…

Ты помнишь, как зудели страсти!
Как тонкокостная весна
Прилипшая к Аполло пасти
Дрожала, им угнетена?
Ты помнишь, девка, наши части?
Моя тяжёлая рука
На горле, сжав твоём, владела,
Как ты, довольная, хрипела,
Теряя жизнь свою слегка…
Мокры, девица, твои ляжки
А косы древние черны
Остались на твоей рубашке
Следы насилья и войны…
Ты плачешь? Так рыдай свободно!
Аполло молодая дочь
Продолжу я тебя толочь
Не обращаясь благородно

«Время, размахивая хвостом…»

Время, размахивая хвостом,
Сбивает артистов с ног,
Время заносится пыльным песком,
Который принёс Восток

Время накатывает червём
Массой ползёт на базальт
И дыры грызёт моментально в нём
Как будто он сыр и асфальт.

– Хоть ножки и ручки от нас оставь!
Ни ножек, ни ручек, ни поп…
Фрагменты костей достигают вплавь
Музеев лихих Европ.

Под пыльным стеклом, в окруженьи кольчуг, —
С мечами и утварью – вождь,
Представлен лишь черепом. «Кременчуг», —
Подписано, «найден в дождь».

«Вот кислород небес сжигая…»

Вот кислород небес сжигая
Летит по небу авион
Иголкою стремится он, —
Прокола линия прямая.

Там удаляются в железе
К местам своим пригвождены
Аборигены Полинезий
И европейцев злых штаны

Худые девушки-подростки,
И самки, мягкие, как скот…
В эфирном раненом надрезе
Кочуем в транспорте народ.

Апостол Павел

Апостол Павел кривоногий
Худой, немолодой еврей,
Свой ужин ест один, убогий,
Присел на камне у дороги
И бурно чавкает скорей.
А рыбы вкус уже несвежий,
Прогорклый вкус у овощей
Но Павел дёснами их режет
Поскольку выбили зубей…
Ему «Послание к галатам»
С утра покоя не даёт
Кирпич, конечно, церкви атом,
Но он христианство создаёт,
И варвар нам подходит братом…
И церковь божия растёт…
Поел и лёг, приплыл на лодке
Его забрать Мельхишиэк
Апостол Павел… Куст бородки
Босой, немытый человек…

Сектант по сути бомжеватый,
Но в глубине его сумы,
Лежит «Послание к галатам»
И вот его читаем мы…

Чудесны нравы насекомых

Чудесны нравы насекомых
Ещё таинственны они
Вот ос висят с деревьев комы
Попробуй ос таких сгони!
Их усики, пыльца, глазищи,
И ядовитые щипцы
Оса, себе что пищи ищет,
Напоминает букву «Цы».
Кружила над одеколоном,
А нынче лижет цикламен
Свистит паранормальным тоном,
Парализуя women с men,
Египетским ты, казням, слышал?
Египет бедный подвергал
Тот, имя чьё еврей не пишет…
Я казнь одну вчера видал
Мне Яхве страшен и всевышен
Вдруг окна гнусом забросал!
Бежал я, ужасом объятый
И эти окна закрывал
Всю ночь на них был гнус крылатый
Митинговал и бушевал…
Не спал я, парился, томился,
Включая свет, я видел, как
На стёклах моли слой возился
Как бы короста на щеках…
Хичкока вспомнил я, фильм «Птицы»,
Фильм «Насекомые» смотрел
Зачем слетелись, что творится?
В чём замысел? Меня чтоб съел

По миллиграмму мелкий гнус?
Отдельный слаб его укус
Но повторённый миллионно —
И жизнь слетела, как корона,
И я лежу, с колёс турус.
Поутру в непристойном свете
Увидел я ещё живой
Со стёкол снялись штуки эти,
Ну эти «моли», этот слой.
Прошли египетские казни?
Иль это был инстинкт слепой?
Что насекомых вечно дразнит
И гонит мощною толпой…

«И сумерки тюремные…»

И сумерки тюремные
Своим лёгким крылом
Ласкают брови тёмные
Под тюремным челом
И сумерки патлатые
В виде мягких котят
Витают над палатою
Где сумасшедшие спят
Сквозь потолок просвечивают
Котята страны
Их доктора залечивают
До полной тишины
«Ля-ля-ля!» восторженное
Над Родиной летит
То Кащенко встревоженная
Забыла про стыд…
Ты в комнату протяжную
Заходишь легка
Мне снилась тварь продажная
А ты – высока…

Гола и обольстительна,
Ты даже свята!
Гола, гола мучительно
Подружка кота…

«Где политический сквозняк…»

Где политический сквозняк
Столкнётся с телом, осторожен…
Без Библии нельзя никак
Без «Капитала» путь тревожен

Марксиста забубённый путь
Смущает в 21-м веке
Ты, упади к нему на грудь,
Скажи, что ложно в человеке,

Искать вульгарный профицит!
Ведь человек – страстей игрушка!
Напомни, что писал Тацит,
Плутарх, Светоний, о, подружка!

Свали марксиста на кровать
И возбуди, штаны снимая,
Он не успеет подсчитать
Есть в том ли выгода прямая,

Чтобы тебя схватив за грудь,
Забыть о про-летари-ате
И злого Маркса вспомянуть
Он не успеет на кровати…

«Мир теряет magic style…»

Мир теряет magic style
Вопиюще несерьёзный
Он размытый, а не грозный
Не кричит он больше: «Хайл!»
Мир теряет magic style
Продают везде бананы
Даже ледяные страны
Получают их в февраль…