– Еще важнее, чтобы ей повезло в жизни, – сказала Людмила, жена сапожника, и перекрестилась.

Шурку любили все в семье. Ее медового цвета волосы волнами струились по плечам, голос был звонким, как колокольчик, от нее пахло финиками, а смех то и дело разносился из одного конца хаты в другой. Когда она подросла и научилась ходить, то свободно бегала по двору среди животных. Родители с гордостью смотрели на нее, светясь от счастья.

Когда девочке исполнилось два года, в их дом переехала бабушка Ирена, мать Якова Менделя. Отец Шурки отправился в соседний Острув-Любельски, где бабушка Ирена жила со своим мужем, который владел небольшой швейной мастерской. Когда муж умер, бабушка Ирена осталась совсем одна.

Папа запряг повозку и поехал, чтобы привезти свою мать, а когда на следующий день они вернулись, он громко крикнул: «Шурка, Тайба, идите скорее сюда, бабушка здесь!» – и помог ей спуститься с повозки. Бабушка медленно слезла с повозки и тяжело вздохнула.

– Почему она такая грустная? – спросила Шурка и спряталась за мамин фартук.

– Потому что жизнь у нее тяжелая, – прошептала мать.

– Почему? – дергала мать Шурка.

– Потому что она одна.

– Почему?

– Вопросы, вопросы, лучше иди обними свою бабушку.

Шурка побежала обнять бабушку, которая тут же расплакалась: «Ой я, ой, жизнь моя, ой, ой!»

– Послушай, мама, она даже не рада нас видеть.

Шурка спряталась за Тайбу, которая вытерла слезу со щеки и сказала: «Да, она очень рада нас видеть, но ей также и грустно, потому что она скучает по своему мужу, твоему дедушке».

– Почему?

– Вопросы, вопросы! Иди обними ее, – она подтолкнула Шурку, вцепившуюся в край ее платья, – дедушка умер и оставил бабушку одну. Теперь она будет жить с нами.

– Почему она одна? – не унималась Шурка.

Но мать ответила: «Хватит, лучше покажи бабушке дом».

– Теперь, Шурка, – сказал папа, укладывая ее спать, – ты должна присматривать за бабушкой. Теперь она будет жить с нами.

– Я рада, что она с нами, – прошептала маленькая Шурка. – Просто чтобы ты знал, она больше не плачет так много.

Шурка обнимала бабушку и вдыхала запах дрожжей, впитавшийся в ее одежду. Она любила пироги, которые пекла для них бабушка.

Когда бабушка переехала к ним, дом наполнился запахами новых блюд. Она умела готовить капусту, фаршированную телятиной, ароматные овощные пироги и сладкую халу. Зимними вечерами бабушка вкладывала в маленькие ручки Шурки комки шерсти и вила из нее нитку, которую скатывала в один большой клубок, а потом вязала всем теплые жилеты и зимние шапки.

– Как хорошо, что бабушка здесь, – говорила маленькая Шурка, и бабушка угощала ее шоколадным тортом, который она называла рогалах.

Вскоре, когда зима закружила снежными бурями, которые накрыли дом, бабушка захотела переехать в дом к брату, в Острув-Любельски. И тогда папа снова запряг лошадей, прицепил телегу, и бабушка уехала.

– Я вернусь весной, – пообещала она Шурке, которая горько рыдала, – тогда же, когда прилетят аисты.

В том же году, за много дней до того, как солдаты Третьего рейха пустились маршировать в своих сапогах и топтать польскую землю, задолго до того, как на Западе начали сгущаться тучи войны, семья решила отправиться в путешествие и переехать в Израиль, на свою возрожденную родину.

Они часто слышали от своих друзей и гостей, что евреи начали возвращаться туда. Старая родина была разрушена и заброшена и нуждалась в таких трудолюбивых людях, как они, которые обрабатывали бы землю и засевали ее, и без устали работали бы на той земле, которую Бог обещал Аврааму, и заставили бы двухтысячелетнюю пустыню цвести.

Они так надеялись переехать, что уже даже подумывали сменить свою фамилию на еврейскую – Шамир или Шалом. Они мечтали и гадали, что бы они предпочли: горы на севере или центральную равнину. Но их мечтам так и не суждено было сбыться.

«Все могло бы быть иначе, если бы только… если бы… – размышляла Шурка позже, и ее голубые глаза были очень печальны. – Это ужасно!.. Мы бы наверняка переехали в Израиль, если бы не слушали бесконечных историй о трудностях, которые нас там ожидают, если бы папа не беспокоился о нас, если бы… Если бы… Но человек не может предугадать, как его решения, какими бы они ни были, повлияют на его дальнейшую жизнь и жизнь тех, кто ему дорог. Каждый просто старается сделать все возможное». Она до сих пор помнила волнение, охватившее их маленькую семью. В конце концов, они планировали отправиться в путешествие в страну своих предков, куда-то за море. Это было непростым делом.

Двое молодых вербовщиков из Эрец-Исраэля приехали, чтобы убедить их покинуть Польшу и отправиться в Святую Землю. Маленькой Шурке они тогда казались совсем другими, чем папа, ее дяди и все люди, которых она знала в деревне. Их кожа была темной от загара, они были одеты в странную одежду и не носили шляп, и, что самое главное, они говорили на языке, который она узнала из молитв. Однажды они принесли с собой фрукт оранжевого цвета, который она никогда раньше не видела. Они сказали ей, что это «золотое яблоко».

Уже наступил вечер, а иностранцы все сидели на маленькой кухне, рассказывая историю за историей об этой другой земле, и слушатели жадно глотали их слова.

Иногда они вдруг начинали петь на каком-то смешном языке, показывали свои семейные фотографии небольшого озера, которое они почему-то называли Галилейским морем, и странные деревья, которые они называли пальмами и которых она никогда не видела. Шурка не знала тех далеких мест, которые они так странно называли – «земля Сион», «земля наших отцов», иногда «Иерусалим», а иногда «наша старая родина».

– Она далеко, эта старая родина? – дергала Шурка отца за штаны.

– Очень далеко, детка, – улыбнулся папа Яков Мендель. – Сначала нужно сесть на поезд, а потом на корабль. Скоро мы все отправимся в Землю Израиля.

– Папа, а что такое Земля Израиля? – спросил Шурка. – Мы поляки, почему ты называешь ее нашей родиной?

– Потому что это наша настоящая родина.

– Что такое родина?

– Это место, где жили наши праотцы Авраам, Исаак и Иаков. И праматери – Сара и Ревекка, – сказала Тайба.

Папа объяснил ей, что Иерусалим – это то место, куда евреи мечтают вернуться, что это очень далеко, за морем. Это место, куда аисты летят на холодную зиму, где всегда греет солнце, а берег моря белый и свежий. Он даже дал ей попробовать кусочек сочного оранжевого плода, который никогда не рос на их дереве.

– Это называется апельсин, или «золотое яблоко», – взволнованно сказал ей отец. – И там, в Израиле, много золотых фруктов.

– Зачем они принесли нам яблоко?

– Помни, моя маленькая Шурка, это апельсин, золотое яблоко. Они принесли его сюда, чтобы показать нам, как плодородна земля Сиона. Там, на земле наших отцов, они начинают восстанавливать нашу старую родину. Люди, строящие ее, называются пионерами.

– А кто такой пионер?

– Какая ты любопытная! Пионер – значит первый. Они первыми возвращаются и начинают отстраивать Сион заново. И им нужны такие крестьяне, как я: люди, которые умеют пахать землю, выращивать яблоки и доить коров. Им нужны люди с такими руками, как у меня. Смотри, смотри, – сказал Яков Мендель и, подняв свои сильные руки, погладил Шурку по голове. – Наш друг Моше Яновский, который жил в соседней деревне, уже уехал. Он будет пионером, а потом настанет наша очередь.

– А они там тоже говорят по-польски, как и мы здесь?

– Нет, – ответила тетя. – Нам придется выучить новый язык.

– Какой?

– Этот новый язык называется «иврит», – сказала Тайба.

– Иврит – язык наших молитв, а теперь его пересматривают и совершенствуют, как и землю, как и наш народ… еврейский народ.

Дядя Яков Мендель и тетя Алинка тоже хотели отправиться в путешествие. Они тоже мечтали построить новую жизнь на земле предков. Они тоже хотели работать на земле исторической родины.

– Вот и прекрасно! – рассмеялась Тайба. – Вся семья снова будет жить вместе.

– Конечно, – сказал дядя Яков Мендель, – мы все в одном доме, одного сердца, в мире и любви.

– Аминь, аминь.

Мама с большим волнением принялась готовиться к путешествию. Она шила простыни, вышивала скатерти и даже выставила часть мебели на продажу.

А папа научил их говорить на иврите несколько слов: «вода», «молоко», «сыр» и «спасибо».

– Ма-им, маа-им. – Шурка попыталась произнести новое слово на иврите, чем всех очень рассмешила.

Шурка повторяла и повторяла смешные слова, а вечером произносила их своей мягкой тряпичной кукле Алинке, которую получила в подарок на день рождения. Она обещала, что научит ее новым словам, которые выучила сама, потому что очень скоро они все будут говорить на другом языке в другой стране. А вечером папа расскажет им о праотцах, которые жили в Израиле, о Саре и Рахили, о царе Давиде и о Храме, который стоял на вершине гор. В этой земле были золотые песчаные дюны, золотые яблоки и пальмовые деревья. Шурка заслушивалась историями об Аврааме, Исааке и Иакове, а также Иосифе и его братьях. Она уже начала мечтать о том далеком месте, Земле Израиля. Только бабушка Ирена тихо ворчала в своей комнате. Она не понимала, что такого в той далекой земле, чего нельзя было найти здесь.

– В конце концов, Польша – наша родина, – твердила она, но папа говорил ей, что иммигрировать в страну праотцов – это большая мечта. Мечта, которую нужно осуществить.

Но вскоре в эту маленькую деревушку на востоке Польши начали доходить слухи об исторической родине.

Однажды к дому Тайбы и Якова Менделя подъехала запряженная двумя лошадьми карета и из нее вышел их сосед Моше Яновский. Он был с красным лицом и сильно похудевшим, по сравнению с тем, каким они видели его в последний раз. Тайба выглянула из окна и поспешила на улицу поприветствовать гостя.

– Моше Яновский, откуда ты здесь? Я думала, вы все там, в Земле Израиля.

– Как видишь, я снова здесь, в нашей Вульке-Заблоцкой, – грустно ответил Моше.

– Что-то случилось?

Он ничего не ответил, а лишь спросил, где может найти двух Яковов Менделей. Тайба все сразу поняла. Она кивнула и послала Шурку позвать отца, чтобы тот поскорее приехал. Когда два Якова Менделя услышали, кто их гость, они тут же бросили дойку и поспешили в дом.

– Ура, Яновский-герой! – кричали они ему издалека, приветственно махая руками.

Вскоре крики радости сменились криками скорби, и с каждым словом, которое произносил Моше Яновский, лицо Якова Менделя краснело.

– Мы все равно должны поехать туда, несмотря ни на что, – громко сказал он своим властным голосом.

– Но как? Ты же слышал, что он сказал, – запротестовал дядя Яков, сразу начавший отступать от планов.

– И все же мы иммигрируем в Израиль.

– Вы сумасшедший человек, – сказал Яновский. – Люди мрут там как мухи от малярии.

– Несмотря ни на что, несмотря на вспышку малярии, несмотря на то что там нет работы, а земля тяжелая и коварная, – отвечал он, – это наша историческая родина! Им нужны такие люди, как мы, рабочие.

– Правильно, но, может быть, вам лучше немного подождать, – сказал Моше Яновский. – Может быть, еще не время.

– Сколько же нам ждать? – спросил Яков Мендель. – У нас уже есть все проездные документы и разрешения, и кто знает, что будет дальше. Мы должны действовать, а не ждать. Мы должны восстановить нашу родину.

Папа Яков Мендель был упрям и настаивал на том, что они непременно должны ехать, хотя Тайба и тетя Алинка были сильно обеспокоены. Они твердили, что, возможно, Моше прав, что, может быть, лучше подождать, пока ситуация не станет более стабильной.

– Наша Шурка еще совсем маленькая, – сказала Тайба, – давай подождем немного – что в этом плохого?!

– Мы ждали две тысячи лет, можем подождать еще две, – добавила тетя Алинка.