Еврейская община Острув-Любельского была старой, и дела в ней шли очень хорошо. В синагоге с гладкими стенами и круглыми окнами Шурка и Тайба поднимались в женскую часть, где любили смотреть, как раввин очень осторожно, словно держа новорожденного ребенка, вынимал из деревянного шкафа свиток Торы, покрытый вышитым шелком. Он нежно целовал свиток, молился, пел и танцевал с ним. После этого раввин передавал его другим мужчинам. Когда приходила очередь Якова Менделя, Шурка, держась за его пальто, бежала за ним, гордая за своего отца. Затем папа передавал Тору кому-то другому, поднимал Шурку на плечи и танцевал. Иногда поляки приходили разделить с евреями их праздник, приносили с собой хорошее вино, восторженно аплодировали пению и танцам.

Увы, сегодня на месте, где когда-то стоял храм, стоит ничем не примечательный, обычный дом, а некогда прекрасная синагога превратилась в заброшенное хранилище одежды. В городе не осталось и следа от величия этого здания. Звезда Давида, нарисованная на нем, исчезла, как и семисвечник, стоявший у большого входа. Свиток Торы, завернутый в шелк, давно обратился в пепел.

И жизнь продолжалась своим чередом.

Как будто ничего не могло случиться.

На Рош ха-Шана, еврейский Новый год, Шурка получала новую зимнюю одежду. На Суккот из стволов вязов, которые росли в лесу, два Якова Менделя строили сукку, временное сооружение в тени, напоминающее о выходе израильтян из Египта. Вокруг стен они натягивали белые простыни, а Тайба развешивала бумажные украшения, которые всегда делала сама. На Хануку папа делал Шурке менору из дерева, которую она раскрашивала и украшала золотыми звездами. Но из всех еврейских праздников Шурка больше всего любила Песах. Она впитывала аромат весенних цветов, прикасалась к мягким нежным листьям, которые прорастали на ветвях деревьев, и танцевала на полях, которые ласкало солнце после долгой снежной зимы. Больше всего в доме дедушки и бабушки она любила праздничную трапезу. Вся семья собиралась за праздничным столом Седера, элегантно одетая в свои лучшие праздничные наряды. Серебряные подсвечники, специально начищенные к празднику, украшали стол, накрытый белой скатертью и уставленный синей фарфоровой посудой. Для Шурки все это было словно из волшебного мира сказки.

Почетной обязанностью Шурки было открывать дверь пророку Илии. Она была уверена, что пророк посетил их дом и выпил сладкое вино, которое они для него приготовили. «Скоро он придет к нам с Мошиахом бен Давидом», – пели они, и Шурка, у которой уже закрывались глаза после вкусной еды и долгой службы Седера, просила родителей не забыть разбудить ее, когда придет Илия, потому что она очень хотела подарить ему серебряную чашу, которую Тайба и Яков Мендель обычно держали в деревянном шкафу.

«У нас все было хорошо, – скажет Шурка внукам много лет спустя. – Мог ли кто-нибудь знать?.. Тогда было так хорошо, от той счастливой жизни, что мы там прожили, теперь остались только воспомина – ния».

* * *

Когда Шурке исполнилось шесть лет, она, как и все деревенские дети, пошла в польскую школу в соседнем селе. Школа представляла собой небольшое каменное строение, окруженное цветником.

Каждое утро деревенские дети – и евреи, и христиане – собирались возле Шуркиного дома и ждали ее, чтобы пойти вместе на уроки. Детей было немного, с ранцами за спиной, они пели и гонялись друг за другом по дороге в школу, или соревновались, кто найдет самый круглый камень, или кто первым увидит зеленую птицу. Старшие дети шли впереди и присматривали за младшими.

Зимой Тайба приходила забирать Шурку из школы и надевала ей галоши, чтобы она могла идти по снегу.

– Расскажи мне, малышка, как прошел сегодня твой день.

– Все хорошо, мама. – Шурка обняла маму за шею.

– А когда учитель спрашивал тебя, ты знала ответы?

– Я отвечала правильно и получила золотую звезду.

– О чем тебе больше всего нравится узнавать в школе?

– Мне нравится слушать о том, как все было давно-давно, узнавать о том, как люди жили раньше.

Шурка помахала одноклассникам на прощание. Тайба надела на Шурку пальто и застегнула его.

В четвертом классе Шурку выбрали вести классный журнал, и эта работа ей очень понравилась.

– Из всех детей выбрали меня, – сказала она отцу тем вечером, сидя и усердно записывая что-то в журнал. – Учительница сказала, что я несу ответствен – ность.

– И еще – внимательная ученица, – с гордостью добавила Тайба, – которая всегда знает ответ на вопросы учителя.

И папа Яков Мендель с гордостью посмотрел на свою дочь.

3

В школе в Вульке-Заблоцкой, как и в других небольших деревнях поблизости, дети учились до четырнадцати лет. Лишь немногие поступали в среднюю школу в соседнем городе.

Девочки, как правило, не продолжали учебу, восьми лет обучения им было вполне достаточно. Но Шурка была среди немногих девушек, которым посчастливилось пойти дальше.

Когда Шурке исполнилось пятнадцать лет и она уже была красивой молодой девушкой, семья решила, что пришло время ей освоить профессию. Этого очень хотела мама, того же хотелось и Шурке. Но им пришлось преодолеть сопротивление Якова Менделя, который совершенно не понимал, зачем дочке нужна профессия.

– Она должна жить здесь и помогать тебе.

– В наше время ей бы не помешало уметь что-то еще, помимо ухода за курами.

– Совсем скоро она выйдет замуж, и тогда муж будет заботиться о ней.

Тетя Алинка тоже поджала губы, услышав эту идею.

– Зачем? Пусть остается дома и помогает, – сказала она. – Тайба, не забывай, у тебя еще трое детей, за которыми нужно присматривать.

– Я справляюсь, и Деворалех помогает мне во всем.

– Ты же не училась, – упорствовал дядя Яков Мендель.

– Женщине нужна профессия, – настаивала Тайба.

– Как сказал мой дорогой шурин, место дочери – в ее семье, пока не придет день, когда она выйдет замуж и построит свой собственный дом. С каких это пор девочкам стало нужно больше этого?

Тетя заспорила, а Яков Мендель сказал, что в его время девочки даже не учились читать…

– Времена изменились, Яков Мендель, – сказал Тайба, – дует ветер перемен. В наши дни даже таким красивым принцессам, как наша, нужна профессия.

В конце концов Яков Мендель сдался.

– Я понимаю, – сказал он, проводя рукой по бороде. – И чему ты хочешь научиться, дитя мое?

Шурка сразу ответила, что подумывает научиться шить.

– Почему шитье? Что плохого в том, чтобы управлять фермой, как мама? Я научу тебя ухаживать за овцами, доить, помогать коровам рожать.

– Но мне это неинтересно.

– А если когда-нибудь мы переедем на землю наших предков…

– Тогда я смогу шить одежду для пионеров.

– Но почему именно шитье?

– Потому что это то, что я люблю делать.

– Ты еще любишь рассказывать истории своей сестре Руске.

– Всегда полезно уметь шить. Если хочешь, я сошью тебе новое пальто, – настаивала Шурка, а мама подошла к коробке с одеждой и показала папе затейливые платья, которые Шурка сшила для своей куклы Алинки из лоскутков ткани, подаренных бабушкой Ханной. Там были также кружевные фартуки, плиссированная юбка, которую она сшила для своей сестры Деворы, и шарф, который она связала для своего брата Шломо.

– Посмотри сам, Яков Мендель, наша девочка талантлива, – сказала мама и указала на зеленое праздничное платье, которое сшила для нее Шурка. – И не забудь, что после того, как она найдет жениха и выйдет замуж – даст Бог, – она будет шить одежду для наших внуков.

Шурка покраснела.

Яков Мендель улыбнулся. Мысль о внуках, которых он когда-нибудь будет качать на коленях, всегда наполняла его радостью, и он поцеловал свою дочь.

Было решено, что Шурка будет обучаться своему ремеслу в соседнем городе Острув-Любельски, где обучали шитью и вязанию.

Вопрос был в том, где она будет жить. Шурка попросила разрешения поселиться в доме своей подруги, которая уже училась в городе, но родители считали, что порядочная девушка не может быть предоставлена сама себе, а должна жить под присмотром своих родственников. Поэтому ее отправили в дом тети Мины, старшей сестры Якова Менделя.

– У моей сестры большой дом, – заверил дочь Яков Мендель, когда они уже покинули деревню. – Тебе там будет хорошо.

Они решили, что Яков Мендель привезет Шурку в город и позаботится обо всем, чтобы устроить ее там с комфортом.

По пути они снова проезжали мимо большого леса.

– Видишь? Это Парчевский лес. – Папа показал в сторону больших дубов, раскачивавшихся от ветра.

Шурка посмотрела, куда показывал ей отец, и сказала:

– Я хорошо помню, как однажды, когда я была еще маленькой, ты взял меня с собой, и тогда я впервые увидела этот лес.

– Тогда мы ехали другой стороной, – заметил отец.

– Да. Но он был такой же большой.

– Тогда ты была совсем маленькой, поэтому лес рядом с деревней казался тебе таким большим. Парчевский лес огромный – там можно гулять несколько дней и так и не добраться до цивилизации.

– Иван всегда говорил, что там живет лесной царь и крадет души маленьких детей.

– Глупые суеверия! – презрительно плюнул папа. – Не верь этой чепухе. Кроме комаров и болот, там ничего нет. А найти дорогу в нем может только тот, кто хорошо знает этот лес.

– Знаешь, папа, – усмехнулась Шурка, – тогда я верила всему, что мне рассказывал Иван, и мне было очень страшно. Ночью я пряталась под одеялом, чтобы лесной царь не нашел меня.

Они оба рассмеялись, вспоминая, каким любопытным ребенком она была и как хотела побывать в большом лесу.

Они ехали около часа по неровной дороге, останавливаясь несколько раз, чтобы убрать камни и ветки, упавшие во время зимних бурь.

Тетя и дядя спешили им навстречу:

– Вы хотите сказать, что это и есть маленькая Шурка?! – смеялись они.

– Это Шурка, студент-швея! – воскликнул Шурка.

У ее родственников была для нее свободная комната, Шурка сразу побежала смотреть ее и с радостью увидела, что она просторная и светлая. Из большого окна было видно улицу, красивые тротуары с уличными фонарями, большие витрины магазинов, где были выставлены платья из тканей, которых она никогда в жизни не видела, торговцев и продавцов, рекламирующих свои товары, элегантные экипажи и людей большого города.

– Они так отличаются от людей в нашей деревне, – сказала она своей тете.

– Мы городские, но это маленький город. Подожди, то ли ты еще скажешь, когда доберетесь до Люб – лина.

Было решено, что Шурка будет посещать занятия пять дней в неделю, а субботу проводить с семьей. Школа шитья находилась недалеко от места, где жила тетя. Шурка могла выйти из дома и уже через пять минут оказаться в своем классе. Она научилась работать на швейной машинке и различать разные виды материалов, сметочный стежок, наметочный стежок и потайной стежок.

Сначала ученицам разрешалось шить только шарфы и скатерти. Позже Шурка научилась делать выкройки, конструировать платья и рубашки.

– Расскажи мне, – спрашивала ее Тайба, когда она возвращалась домой в деревню, – как у кого дела.

И Шурка охотно рассказывала матери о своих успехах в учебе, о новых друзьях, которых она приобрела, о городских жителях, которые вечно куда-то спешат, о своих кузенах и многочисленных родствен – никах.

– Они к тебе добры?

– Очень, очень, они все. Но больше всего мне нравится навещать тетю Нехаму и дядю Ицхака.

– Я рада это слышать, – сказал Тайба. – Мой зять, Ицхак, действительно замечательный человек. Мы все были счастливы, когда моя сестра вышла за него замуж. И у них большая семья, тьфу-тьфу-тьфу.

– У них семеро замечательных детей, – глаза Шурки заблестели, – мне там очень хорошо.

Целый год Шурка училась шитью и жила вдали от дома, знакомилась с городской жизнью и заводила новых друзей. В конце года учеба закончилась, и она вернулась жить к своей семье в деревню.

По утрам она помогала матери печь хлеб и варить суп, а после обеда садилась за швейный стол и штопала платья сестрам или шила новую одежду брату.

После ужина, когда Шурка обычно помогала Тайбе убирать со стола или подметать пол, Яков Мендель смотрел на свою дочь и видел, что она превратилась в прекрасную молодую женщину.

– Что ты скажешь о нашей старшей дочери?

– Скоро мальчики начнут приходить в себя.

– Она еще маленькая.