– Вот и я так сказал, – ответил де Меритан, словно оправдываясь. – Но в Бюро говорят, что нет. Внешние Гебриды – та еще дыра. Там некого терроризировать, нечего красть. Внимание Святых сосредоточено на порту Ньюкасла. В другой части страны, – он умолк. – Учитывая все это, вы уверены, что хотите поехать – с вашим текущим жалованием? Я не могу вас повысить. Мы оплатим все расходы и прочее, но… – директор бросил взгляд на Лили.

– Нет, я хочу поехать, – сердце Джо ударилось в грудную клетку, словно собираясь отправиться на маяк в одиночку, если сам Джо не поедет. – Знаю, это звучит безрассудно, но… Я не знаю. Может, если я его увижу, то что-то вспомню.

Де Меритан посмотрел на него со смесью сочувствия и тревоги. Этот взгляд был ему знаком – Элис постоянно на него так смотрела. Люди видели, что ему нелегко живется, ведь он не помнил ничего, кроме последних двух лет, но это делало Джо иным в их глазах, и не в лучшем смысле. С ним происходило то, чего другие так боялись, и они опасались, что это может быть заразным.

– Что ж. Я этого не забуду, простите за каламбур. Вы молодец, что вызвались, независимо от причин. Вы храбрее меня. Мадам де Меритан меня бы просто растерзала.

Джо одернул себя, умолчав, что Элис все равно, ведь тогда де Меритан решил бы, будто он жалуется, хотя это было не так. Жить с двадцатичетырехлетней девушкой, которая тебя любит, было бы еще хуже, чем знать, что жена воспринимает тебя как нечто вроде удобной мебели. Если бы Элис его любила, Джо страдал бы от того, что не отвечает ей взаимностью. А на это он был не способен. Часть его сердца продолжала ждать кого-то другого, кого он оставил в прошлом, – Мэделин или… кого-то еще.

– Элис справится одна, – сказал Джо.

Де Меритан кивнул и снова что-то забормотал, разыскивая какие-то бумаги у себя на столе.

Лили повернулась, чтобы посмотреть на искры, летящие из сварочной горелки. Джо зарылся носом в ее волосы. Он мог бы взять ее с собой. Элис будет не против: она не очень-то горела материнством. И даже если он ничего не найдет на Эйлин-Мор, не страшно: Лили понравится на маяке, а для него это возможность приучить ее к машинам.

Джо никогда не говорил о том, какие надежды возлагает на Лили. Рано или поздно он хотел открыть свой цех, даже если придется просто чинить всякие мелочи. Тогда он сможет нанимать, кого захочет, а значит, Лили получит профессию.

Он молчал об этом: Элис наверняка скажет, что это глупость, и будет права. Если он не сумеет открыть цех, значит, детство Лили будет потрачено впустую на то, чем она никогда не сможет заниматься. Лучше бы ей стать акушеркой, как Элис, или швеей – одним словом, получить солидную профессию и не находиться среди мужчин, которые не прочь поколотить женщину, чтобы та знала свое место. Но вот во что Джо верил свято: любая возможность зарабатывать на жизнь чем-то, кроме акушерства, стоила того, чтобы за нее ухватиться. Акушерство хуже всего. Уж он-то это знал. Он принимал Лили. Это оставило в душе Джо такой след, какой не оставил бы ни один взорвавшийся двигатель. Во всяком случае, она должна иметь выбор.

С этой точки зрения его намерения казались весьма благородными, но была и другая причина, по которой Джо молчал: он прекрасно понимал, что на самом деле для него это лишь способ удержать дочь при себе. Лили – единственное существо во всем мире, для которого он был самим собой, а не бледной тенью себя прежнего. И, судя по всему, он ей нравился. Эта мелочь значила для него больше всего на свете. Мысль, что Лили пойдет работать в больницу, вызывала у него такой ужас в том числе и потому, что тогда ему придется с ней расстаться.

Джо очнулся, услышав, что бормотание де Меритана снова превращается в членораздельную речь.

– Можете себе представить – жить на Внешних Гебридах? – сказал де Меритан, качая головой. – Надо думать, эти бедолаги просто сбежали. Там же настоящие варвары: разве что жертвоприношений не хватает!

– Ну, если я вернусь в килте и с черепом, вы все поймете, – с улыбкой сказал Джо. Ему нравилась бестактность де Меритана.

Когда директор радостно удалился, по площадке прошел мужчина в длинном пальто, который держался очень прямо.

Сердце Джо до боли сжалось. Он опустил Лили на землю и побежал следом.

Джо чувствовал приближение эпилепсии. За последние два года это случалось часто, но амнезии больше не было. Только эйфория. Его грудь словно наполнялась солнечным светом, и, глядя на себя, Джо удивлялся, что не видит, как свет пробивается сквозь ребра. Ему пришлось зажать рот рукой, чтобы не расплакаться. Обычный мир был всего лишь декорацией, которая теперь отошла на второй план. Он видел двигатели и ворота площадки, но они казались призрачными. Реальным был только тот мужчина.

– Эй… эй… – Джо схватил его за руку. Он дрожал от счастья. – Это вы. Что вы здесь делаете, что…

Но тут мужчина обернулся. Это был незнакомец, и Джо под страхом смерти не вспомнил бы, за кого его принял.

– Боже, извините. Я думал, что вы… другой человек.

Мужчина вполне дружелюбно посмотрел на него и пошел своей дорогой. Джо коснулся груди, пытаясь поймать ускользающее воспоминание, но его уже не было. Испытательная площадка была лишь испытательной площадкой. Мир был не декорацией, а реальностью, и то, что он увидел где-то за ним, исчезло. На него обрушилось страшное разочарование. Это случалось каждый раз, и видение каждый раз было одним и тем же, но от этого ему легче не становилось.

За последние два месяца это был четвертый раз. Приступы учащались.

Джо никому об этом не говорил. Денег на врачей все равно не было.

– Турнье, ты чертов идиот, какого дьявола здесь делает ребенок?!

Джо резко обернулся. Все звуки словно исчезли, хотя он видел, что сварщик все еще кричит на него. Лили вышла на площадку вслед за отцом. Она остановилась прямо напротив одного из локомотивов, чтобы посмотреть на сварку, и встала на испытательных путях так, что ее не мог видеть никто из машинистов, которые медленно пустили вперед паровоз, окруженный облаком пара. Локомотив приближался к девочке, но настолько медленно, что она этого не замечала.

Джо подхватил ребенка на руки. Локомотив проехал мимо, и у него перед глазами промелькнула картинка из будущего, которого ему удалось избежать: паровоз своим клювовидным отбойником наезжает прямо на Лили, и раздается страшный хруст – его Джо никогда не забыть, хотя на самом деле он его и не слышал. Джо не замечал, что пятится, пока не врезался в стену склада, где хранился уголь. Стена из гофрированного железа с грохотом задрожала.

Лили неотрывно смотрела на отца, потрясенная тем, что ее так резко схватили.

– Не отпускай ее, не то я тебе врежу, – прорычал сварщик. Он тоже дрожал. Он с такой силой швырнул молот об пол, что тот дважды отскочил, хотя весил не меньше пушечного ядра. Лили подпрыгнула.

Джо бросился в сторону, чувствуя одновременно сожаление и ярость.

– Черт возьми, ты ее пугаешь!

– Это я ее пугаю?! Убери ее отсюда! Болван несчастный!

Джо поспешил к воротам и встал у дороги, безуспешно пытаясь успокоиться. Он так и не мог вспомнить, за кого принял того мужчину. Ему это никогда не удавалось.

Глава 5

Джо лежал и смотрел на газовую лампу, которая в последнее время горела прерывисто. От нее исходил химический запах, даже когда ее выключали. На всякий случай они держали окно открытым, так что в вытянутой комнате на чердаке всегда было холодно.

Изголовье со стуком ударилось в стену. Джо пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поморщиться. Он не сомневался, что месье Сен-Мари внизу все слышит. Элис просунула руки ему под рубашку, сдавив ключицы. От этого Джо еще острее ощутил нестерпимую тяжесть над сердцем. Чтобы отвлечься, он стал думать о другом.

По дороге домой, все еще потрясенный тем, что едва не случилось с Лили, он зашел в собор Святого Павла. Из-за работ на куполе в соборе стоял шум, и сквозь переплетение лесов пробивался слабый свет заводских фонарей. Таблички на исповедальнях гласили, что исповедоваться можно с 15:30 до 18:00. Джо с облегчением понял, что опоздал. Месье Сен-Мари давно сюда его отправлял, но сейчас смотреть в глаза отцу Филиппу было выше его сил.

Хорошо бы Элис поторопилась.

В соборе провели электричество. Настоятель несколько перестарался, и отныне нимб Марии излучал электрическое сияние. Но Джо нравилось, как теперь ставились молитвенные свечи. Вместо того чтобы зажигать свечу от вощеного фитиля, нужно было опустить монетку в щель, и электрическая свеча загоралась автоматически. Он опускал сантим и молился – как всегда, о том, чтобы не сойти с ума.

Элис остановилась и вздохнула. Это было одно из тех кратких мгновений, когда она осознавала, что перед ней не Тоби, а Джо, и на ее лице отражалось сожаление. Она никогда об этом не говорила, но Джо знал: это так. Он провел немало времени, изучая фотографии, они с Тоби были невероятно похожи – если не принимать во внимание, что Джо был старше и не столь крепко сложен. Видимо, в сумерках их сходство становилось особенно заметным, ведь именно в сумерках Элис находила его таким разительным, что хотела проверить, так ли Джо похож на Тоби на ощупь, как на вид.

Джо хотел бы, чтобы это прекратилось, но хотел он многого, невозможно ведь всегда получать все, что пожелаешь.

– А страховку они дают? – сказала Элис, возвращаясь к прерванному разговору. – Ну если с тобой там что-то случится?

– Нет. Но все будет в порядке.

– Х-м-м, – протянула она, вставая, и задумчиво сказала: – Любопытно, как там живется, правда? Никакого рабства. Женщины могут свободно работать. Каждый сам выбирает, как жить. Не верю, что там все так, как рисуют газеты.

Джо медленно сел, чтобы не показалось, будто он торопится, хотя всякий раз, как и теперь, чувствовал себя грязным. Элис улыбнулась, словно говоря, что она просто ворчит, а вовсе не требует, чтобы он остался, и исчезла в соседней комнате. Звук ее голоса сменился плеском воды. Джо смотрел в пол, поправляя одежду и снова надевая шарф, а затем и перчатки, – чтобы ничего не чувствовать.

Поначалу брак с чужой ему женщиной его даже устраивал. Они были друг с другом вежливы и щепетильны до крайности – на этом все. Но потом Элис вдруг увидела в нем Тоби. Он отказывался: сама мысль об этом необъяснимым образом его пугала. Джо считал происходящее предательством по отношению к женщине, которую оставил в прошлом, и то, что он ее не помнил, дела не меняло, но на этом унижения не закончились. Элис пожаловалась отцу Филиппу, и тот потащил Джо к доктору, чтобы его осмотрели и выписали лекарства, а затем решил проконтролировать процесс сам. После Джо пришлось выйти, чтобы поплакать.

Он не знал, в чем дело. Элис была красива: он должен был радоваться, но не чувствовал ничего, кроме отвращения. Джо пытался поговорить с ней, но она пришла в ярость. Дошло до того, что она холодно заявила: он, видимо, ненавидит женщин, раз для него так мучительно быть с одной из них. Услышав это, Джо едва не закричал, ведь если бы он обвинил ее в ненависти к мужчинам лишь потому, что она не захотела спать с одним из них, она бы его ударила. Хотел бы он знать, как бы Элис себя чувствовала, если бы кто-то, с кем она едва знакома, потребовал от нее секса, а получив отказ, призвал на помощь церковь. У женщин были целые общества, которые выступали против подобного обращения.

Джо ничего не сказал. Отец Филипп заявил, что для мужчины это противоестественно, и вообще: если это делаешь, значит, сам того хочешь, верно? Джо с трудом подавил желание сказать, что вообще-то это очень даже бывает рефлекторно и вы бы об этом знали, если бы воздержание не входило в ваши должностные обязанности.