Слава отстранился, рывком закинул меня себе на плечи и понес в ванную. Я трепыхалась в его руках, требуя, чтобы оставил меня в покое, но он не слушал. Содрал с меня одежду и запихал в душевую кабинку, перегородив выход собой.

– Оставь меня! – требовала я. – Выйди! Я не могу так больше!

Но Слава посмотрел на меня с психопатическим спокойствием, взял мочалку, залил ее гелем для душа и, методично вспенив, притянул меня к себе за плечо и принялся мыть. Меня затошнило. Приторный запах геля забивал ноздри, въедался в кожу, прямо как моя слабость перед Славой. Да, он раздавит, если попробую с ним развестись. В этом я не сомневалась.

Разве могла я предположить, что такой привлекательный и понимающий мужчина, очаровавший своим умом, уверенностью в себе, страстью, может обернуться таким монстром?

Теперь таких чудовищ я распознаю с первой минуты общения, изучив этот тип людей вдоль и поперек. Они не умеют любить, потому что по сути все их существо – черная дыра. Они – одержимые чудовища, которые живут лишь для того, чтобы искать себе очарованных жертв и высасывать из них все, что могут. Им нужно подчинение, ощущение власти над жертвой, уверенность в том, что она покорилась, но не до конца. Показывать ему зубы – обязательное условие его интереса. Он провоцировал, и я не разочаровывала. Может, притворись я выжатой досуха безжизненной оболочкой, он бы оставил в покое и принялся за новые поиски. Но я не умела разыгрывать из себя мертвую. Каждый раз, когда Слава нападал, я отвечала, и все заканчивалось примерно так, как сейчас – он показывал мне мое место.

Со временем я научилась давать ему то, что его устроит. Хочет скандала и эмоций – пусть подавится. Я же прикрыла глаза, напоминая себе, что не слабая. И что однажды я от него избавлюсь. Только не знаю пока как.

Я переключилась в мыслях на события прошедшего дня. И снова увязла в воспоминаниях о странном мужчине с пронзительным взглядом и необычными глазами. Я видела, как он на меня смотрит, когда мы сидели с ним в ординаторской в ожидании результатов тестов. Может, забавлялся, как и Слава? Нет, на эмоционально кастрированного морального урода он не похож. Скорее на социопата. Интересно, как его притащили на консультацию и на каких условиях? И откуда его вообще взяли такого? Подобного рода спецы обычно не прячутся, их по пальцам перечесть, и все они известны. А тут…

За воспоминаниями о сегодняшнем утре я не заметила, как вода перестала литься. Опомнилась, когда мне на плечи легло полотенце.

– Успокоилась?

Любимый вопрос, чтобы разворошить остывшие угли моего гнева. Я напряженно вздохнула и принялась вытираться.

– Вечером мы идем на встречу в ресторан, – как ни в чем не бывало, сообщил Слава. – И ты мне там нужна.

Он развернулся и направился из ванной, брезгливо стряхивая с себя капли воды.

– Я не пойду, – бросила ему в спину. – Уже два часа дня, я не успею выспаться и собраться.

– Мы же еще не развелись, – обернулся он, издевательски усмехаясь. – Поэтому кому-то нужно играть мою жену на деловых ужинах. Возьми завтра выходной, но это не обсуждается.

– Кому нужно, тот пусть и играет, – отчеканила я. – Не думаю, что мой усталый обморок оживит твой деловой ужин должным образом.

Я прошла мимо него и направилась в спальню. Захотелось собрать вещи и свалить из дома в неизвестном Славе направлении, как никогда. Только это бесполезно. Слава меня быстро найдет, потому что это – его работа. Он специалист по поиску людей – вершина отделения розыска и сбора информации. Угораздило же меня!

Какое-то время я еще повертелась в мрачных мыслях с боку на бок, но потом мысли растворились, и на грани яви и сна мне привиделся тот самый врач с янтарными глазами, в которых вставлены лампочки…

«А как вы так подсвечиваете свои глаза?» – слышу я собственный голос.

«А вопросов по делу у вас разве нет?» – усмехается он холодно.

Все еще сидит на полу у стеклянной стенки, только что-то не так… И я не сразу понимаю, что теперь мы разделены стеклом.

«А кто у нас пациент и что за дело?»

Он усмехается, и теперь я вижу его четко. Взгляд уставший, обреченный, зубы сжаты…

«Хороший вопрос, доктор Надежда»…

* * *

Питер услышал меня задолго до того, как я появился перед домом. Он гулко гавкнул, разрывая звенящую тишину леса, не нарушаемую ничем, и в груди разлилась тревога. Каждый раз, оставляя его, я думал о том, что будет, если я не вернусь…

– Иду, иду, – буркнул я себе под нос, пытаясь разогнать давящую пустоту внутри, и поспешил по еле заметной тропинке. Будто я просто в магазин сходил.

Питеру не нужно было меня слышать, чтобы точно знать, что я иду. Так всегда было. Но нужно было слышать мне. Знать, что меня еще ждут. И он не подводил – давал понять, что слышит, и что мне стоит поспешить.

Горький довез меня по трассе как можно ближе к дому, и мне оставалось каких-то пять километров до дома. Смысла путать следы уже не было – и люди, и нелюди знали, где я. Но несмотря на близкое расстояние, к дому я добрался в таком состоянии, будто пробежал несколько десятков километров. Тело ныло, знобило и тряслись руки. Настоявшиеся на дожде запахи леса горчили в горле. И я даже рад был оказаться на спине под тяжестью тяжелого тела, выпрыгнувшего из кустов. Питер заглянул мне в лицо и принялся обнюхивать.

– Я в норме, – неубедительно заверил его я, но он знал и чувствовал, что я ему вру. Снова.

Однажды я попробовал оторвать его от сердца и найти ему любящего хозяина. И мне это почти удалось. Только Питера это не устроило. Он отказался от еды, воды и жизни в принципе. Пришлось вернуться за ним и забрать себе снова.

Под хриплое ворчание сенбернара я оторопело пялился в хмурое небо, но усилия пса возвращали меня к жизни, и я притянул его к себе за шею.

– Побегаем?

– Ррр… – отрицательно прорычал он.

Питер всегда обо мне заботился. Вот и сейчас чувствовал, что я устал, и считал, что прогулка мне уже точно не нужна. Несмотря на то, что обычные счастливые собаки всегда рады погулять.

– Ладно. Пойдем домой, да?

Да. Тут Питер был полностью согласен. Он весело замахал хвостом, когда я с трудом поднялся на ноги.

– Черт, как танком переехали, – пожаловался я, и Питер насторожился. – Не, нормально все. Даже заплатили, представляешь?

Пес неодобрительно встряхнулся и потрусил вперед, следя за тем, чтобы я следовал за ним. Больше не шумел – бежал осторожно, не задевая лишний раз ни ветки, ни куста. Слишком умный он у меня.

– Ты ел? – поинтересовался я машинально, хотя знал, что без меня Питер не ест.

Просто мне вдруг опостылела тишина. Чем тише становилось снаружи с приходом сумерек, тем сильнее мешала злость, клокотавшая внутри. Я злился на всех и каждого. На людей, на ведьмаков, на пациента с БАС и даже на симпатичную дуру-докторку, которой до диагноза не хватило совсем чуть чуть! Если бы не она…

Я опустился на ступени дома и уставился перед собой.

Я злился на то, что Горький прав. Мне слишком сильно хотелось жить как раньше. Иметь возможность просто выйти куда-то – в ресторан, кино, театр, сходить на концерт или выставку, или просто сесть на лавку в сквере и насладиться… Нет, не природой. А близостью дома, рядом с которым можно просто посмотреть на пруд с утками под деревом и вернуться в оживленный скворечник, наполненный жизнью.

Мне казалось, я привык. Но нет. Эта тишина разъедала душу коррозией, будто я гнил в сырости. Все, что меня связывало с миром – редкая осторожная вылазка за продуктами, книгами, журналами, а еще – для очередной смены номера и мобильника.

* * *

Когда я проснулась, за окном было темно. Я покрутилась с боку на бок, пытаясь понять, зачем я выпала в реальность, ведь снилось мне что-то интересное. Но все оказалось банально – физиологические потребности. Часы на запястье показывали девять вечера. Слава не стал меня будить? Вряд ли это хороший знак. Зная своего мужа слишком хорошо, я перевернулась на спину, чувствуя, как разгоняется сердце. Но ответ нашелся быстро в сообщении на мобильном:

«Как проснешься, одевайся и спускайся вниз».

– Будем считать, что я не проснулась, – закатила я глаза, отложила мобильник и направилась в ванную.

Только я знала, что у него по всей квартире камеры. И, стоило выйти из душа, мобильный зазвонил.

– Вижу, проснулась?

– Слава, я устала…

– Знаешь, я тут выяснил кое-что интересное, – привычно не услышал он меня. – Оказывается, в отделе диагностики, в котором ты так любишь бывать, открывается вакансия на постоянного консультанта…

Я замерла у кровати, тяжело сглатывая. Если перевести на нормальный язык, я должна понять, что, если не приеду, Слава сделает все, чтобы мне эта работа не досталась. Если вообще были шансы ее заполучить. Но, видимо, были.

Слава не был болен. В медицинском смысле. Но как человек он оказался больным ублюдком. Я выходила замуж за совершенного другого мужчину, но такова природа таких монстров. Они умело строят иллюзии для своих жертв, а когда клетка захлопывается – являют истинное лицо.

Слава оказался жестким собственником, помешанном на контроле. То, что продвигало его по карьерной лестнице и сделало идеальным руководителем в сфере политической безопасности и розыска, задушило во мне все чувства, которые я к нему питала. Боялась ли я его? Очень. Несмотря на то, что он никогда не поднимал на меня руку, наказывать он умел так, что мало не покажется. Он забирал у меня возможности, лишал карьерного роста, планов, друзей и коллег.

Он забирал у меня жизнь.

Слава – идеальный манипулятор. Ему поддаются любые обстоятельства. Используя доступные ему связи, он менял мой мир так, как казалось безопаснее и удобнее ему. В итоге, со мной никто не хотел связываться. Какими бы достижениями в области диагностики я ни блистала, возможности карьерного роста у меня не стало. Единственное, где он позволял мне работать время от времени – отделение диагностики при отделе федеральных расследований. И за эту возможность я держалась из последних сил…

– Так как ты себя чувствуешь? – насмешливо уточнил он.

– Сейчас соберусь, – выдавила я и отбила звонок.

Единственное место, где у него не было камер – санузел. Я вернулась туда, закрыла двери и разревелась, свернувшись в комок у стенки. Господи, как же мне из этого выбраться? Как устроиться в неудобном положении так, чтобы не было больно от этого его выверенного до миллиметра давления?

Сотни раз я думала о том, как убить своего мужа так, чтобы не попасться…

Но каждый раз отказывалась от этих мыслей, дрожа в холодном поту. Я не убийца. Не смогу. И, уверена, Слава слишком хорошо это знает. Он давит ровно на столько, сколько свободы дает потом, чтобы пришла в себя и вышла из отчаяния. До следующего раза. Как на поводке держит – то дернет к ноге, то отпустит побегать.

Наревевшись, я поднялась и на негнущихся ногах направилась к раковине. Все как всегда – прохладное мокрое полотенце сняло воспаление с лица, макияж скрыл оставшиеся следы слез и усталости, и уже через полчаса я безразлично пялилась на город через окно автомобиля…

* * *

Питер уснул перед камином на диване, а я все пялился на огонь, размышляя.

По всему – нужно было бежать. Складывать быстро рюкзак и сваливать в ночь. У меня было несколько точек приткновения в Подмосковье. Старые заброшенные дома или дачные небольшие домики – идеальнео место укрытия. Но теперь речь о ближнем радиусе не идет. Нужно уезжать на Север.

Что бы ни говорил Горький, это решение всегда оправдывало себя в перспективе. Оно давало мне время пожить на свободе. Но это неизменно тянуло за собой много тяжелых моментов – поиск жилья, обеспечение его безопасности, обустройство, привыкание, разведывание отходных путей и затирание старых следов. Все это занимало несколько месяцев. Тяжелых месяцев. Первое время приходилось буквально скитаться…

Только я устал.

Настолько, что снова захотелось обернуться к страху лицом и сдаться.