Толпа раскололась на две части. Я оказалась в середине, а за моей спиной – женщина с девочкой. Гранин подошёл так стремительно, что я не успела отодвинуться. На руках он нёс двух младенцев в одинаковых комбинезонах.

В сторону, рявкнул он, быстро приближаясь. Меня снесло его энергией так, словно он физически меня оттолкнул. Мне даже страшно стало от преображения спокойного доброжелательного парня, в опасного, безжалостного хищника.

Он пронёсся мимо, попутно раздавая распоряжения. Позади шли оба пилота с кучей бумажек, стюардессы, поддерживающие пожилых людей и ораву детей разного возраста. Откуда они их столько взяли?

Теперь толпа перестала быть единым безумным организмом. В глазах появилось осмысленное выражение. Люди стали отдельными уставшими, но вполне вменяемыми организмами.

Пассажиры выстроились рядами и пошли в здание так же, как проходили досмотр в аэропорту. Кутались в пуховики, поправляли шапки. И смотрели друг на друга обычными глазами.

В них больше не было ни безумства, ни неукротимой жажды. Усталость, недовольство, но не агрессия и безжалостная решимость!

Мне должно было стать спокойнее, ведь угроза отступила. Но вместе с ней меня покинули и последние силы. Это было ужасно. Я даже покачнулась на ногах.

А когда попала в теплоту здания, поняла, что всё только начинается. Что выжить во время аварийной посадки было самым лёгким во всей этой истории. Теперь надо было как-то продержаться среди толпы людей и добраться к маме.

А ещё, не сойти с ума, ловя на себе напряжённые взгляды Романа. Пилоты ушли писать протоколы, а Гранину пришлось ругаться с работником запасного аэродрома, пытаясь разместить людей.

Он распределял задания между бортпроводницами и активными пассажирами. Со мной не разговаривал. А если и смотрел на меня, то даже без малейшего намёка на улыбку или поддержку.

Поэтому я постаралась отойти подальше и спрятаться в толпе.

Запасной аэродром

Людей было ужасно много в тесных коридорах. Иван Васильевич – работник запасного аэродрома на стенания окружающих, сказал, что нам страшно повезло. Здесь много места, и мы сможем даже спать лёжа.

Раньше объект принадлежал военным и у них была казарма! Из неё сейчас в пустые комнаты основного здания мужчины начали носить свёрнутые в тугие рулоны матрасы.

Женщины застилали их какими-то грубыми, серыми тряпками, которые назвали простынями. Я помогала им, но делала всё гораздо медленнее, чем другие. Меня это злило.

А ещё начало казаться, что остальные женщины перешёптываются за моей спиной. И снова, как в самолёте, я постаралась оглядеться вокруг. Развернулась затылком в угол, расправляя складки грубой ткани на матрасе.

При этом наблюдала, что делают другие. Женщины работали слаженно. Одна вытаскивала простыню из мешка. Вторая встряхивала слежавшуюся ткань и передавала следующим. Те застилали матрасы.

Но в момент, когда они подходили друг к другу, еле заметно склоняли голову и перешёптывались. А по тому, что смотрели в этот момент на меня, стало понятно, что я и есть предмет их обсуждения.

И, главное, ни одного знакомого человека. Я бы даже неприятной Ларисе была рада. Но меня при распределении впихнули в эту огромную комнату. Старшая бортпроводница оставила главной стюардессу Лену, она больше всех и хихикала.

Я решила не сдаваться. Что хитрого в оборачивании тонкого жёсткого мата, который они называют матрасом, куском серой мятой ткани? Справлюсь, не развалюсь.

Сжав сильнее челюсти, я начала входить в ритм. Как на занятиях в фитнес-центре. Тренер считает, я оборачиваю. Только сейчас я была и инструктором, и спортсменом. Втянулась в ритм и перестала быть интересна остальным.

Спать хотелось ужасно. Но пока руки разглаживали и оборачивали, был шанс не уснуть прямо сидя. В первую, полностью застеленную заправленными матрасами комнату, запустили женщин с детьми, а мы отправились дальше.

В следующем помещении мужчины уже разложили матрасы, но Лена вместо простыни, дала мне ужасную, холодную, комковатую и ужасно пахнущую затхлостью подушку.

– Надевай наволочку.

Мне в руки сунули серый квадрат такой же грубой ткани, как и простыня. Я расправила наволочку. Она была странной. Квадратный карман к краю которого нашита во всю длину полоса сантиметров 15 шириной.

Держа навесу подушку, я пыталась протиснуть её в наволочку. Она застревала, комкалась. Пришлось усилить напор. С трудом я затолкала жёсткую подушку в тканевой мешок, и она встала в нём колом.

Женщины расхохотались. Они смеялись, показывая на меня пальцем, а я не понимала, что их не устраивает. Старалась погасить закипающую обиду и не дать пролиться слезам.

Девушка в синем спортивном костюме с надписью «водное поло» подошла ко мне. Сердито вырвала подушку из рук. Ловким движением стянула наволочку. Положила подушку на подоконник. Вдела руки внутрь тканевого кармана.

А потом случилось чудо. Она ухватила углы подушки через ткань наволочки и вывернула встряхнув. Расправила нашитую ткань так, что стало аккуратно. Плюхнула подушку на застеленный матрас.

– Хватит издеваться над ней. Ну не умеет девка ничего делать по дому. Что теперь? Все такие хозяюшки прям, или тоже доставку еды иногда заказываете? Такие все работящие, что аж противно. – Я прониклась благодарностью к незнакомой пассажирке, а та повернулась ко мне. – А ты тоже хороша. Мы ж не в лесу. Чего не поняла – спрашивай. Поможем, подскажем. А то и до утра не управимся.

Женщина двинулась к мешку с постельным бельём и, выудив простынку, кинула её мне. В комнате снова стало тихо. Только шелест ткани и редкие фразы нарушали тишину. Мы работали слаженно, пока мужчины не принесли одеяла.

Они были настолько колкими и неприятными, что даже брать их в руки было противно. Клетчатая ткань, была похожа на валенки, коричневого цвета. Её надо было вставлять в пододеяльник.

Не знаю, случайно или нет, но мне именно их и вручили. Лена передала сначала колкое одеяло, а потом пододеяльник. Я отошла в угол. Решила, что рассмотрю конструкцию белья. Если что-то не пойму, спрошу у спортсменки в синем.

Развернув пододеяльник, я сразу поняла, что мне достался бракованный экземпляр. Прямо посередине ткани зияла огромная круглая дыра. Кто и зачем её вырезал, я не знала, но понимала, что так быть не должно.

– Можно мне пододеяльник заменить? У меня порванный.

В комнате сначала стало тихо. Потом женщины начали смеяться. Они тыкали в меня пальцами и хохотали. Хмурая спортсменка взяла меня за руку и вывела в коридор.

– Эти не угомонятся. Так и будут над тобой подтрунивать. Я сейчас найду тебе дело в другом месте, а то ещё слёзы придётся утирать.

Спортсменка потащила меня по коридору, заполненному снующими туда-сюда людьми. Выхватила из потока местного дяденьку, тот что-то сказал ей и махнул рукой в сторону ближайшей двери.

Девушка меня затащила в небольшую, отделанную ужасным белым кафелем комнату.

– Сейчас мужчины вернутся с мороза. Завари им чай. Кружки и электрический чайник в коробке на дальнем столе. И давай, не робей тут.

Она хлопнула меня по плечу и умчалась обратно. А я осталась разбираться с чаем. Осмотрела пустую комнату с рукомойником. Но ничего, кроме ящика с эмалированными кружками и чайником, не нашла.

На столе ещё был коробка с квадратными, похожими на туалетную бумагу, пакетиками. Они подозрительно пахли и были сшиты в ежиную ленту. Заварки не было, бутилированной воды или крана с фильтрованной тоже.

Чтобы не терять время, я вытащила из ящика кружки, поставила их аккуратными рядами. Решила, что как только принесут заварку и воду, тут же сделаю чай. В общем, осталась собой довольна и улыбалась, когда в комнату ввалились мужчины.

Ты неприспособленная

Мужчины громко топали, хлопали руками, сбивая налипший снег. Старались согреться. Один из них, лысый и кругленький, как колобок, быстро снял пуховик и шмякнул его на железный стол у стены.

Он очутился возле ряда эмалированных кружек. Замер. Взял одну из них в руки, словно проверяя, что она пустая. Повернулся ко мне с обиженным выражением лица.

– Хозяйка, а в чём прикол? Где чай?

– А чая нет. Сейчас принесут воду и заварку, я вскипячу и налью вам.

– Воду? Иван Васильевич обещал воду?

К нам протиснулся, снимая на ходу бомбер, Роман Гранин.

– Нет, никто не обещал. Просто тут совершенно пусто. Ни кулера, ни фильтра нет, а вода только из-под крана. Да и заварки нет.

Роман скользнул к коробке с бумажными пакетами, к крану, включил воду. Оттуда, фыркнув, полилась достаточно бодрая струя.

– Мужики, давайте сейчас поднимем наши матрасы, а уже потом чай. А то сейчас напьёмся и разомлеем. Может у Васильича ещё сахар вытрясу.

Гранин качнулся вперёд, и человек 10 мужчин разного возраста, побросав куртки на дальний стол, недовольно потопали к выходу. Было странно, что они слушаются Романа, хотя устали и не рады его заданиям.

Я думала, что Гранин последует за ними, но он дождался, когда все вышли, схватил чайник, набрал воду из крана, шлёпнул по кнопке. Потом взял ленту из бумажных квадратиков и разорвал её на фрагменты.

Положил по одному серому пакетику в каждую третью кружку.

Когда вода закипит, чайник выключится сам. Нальёшь кипяток в кружки с чайными пакетиками. Как только вода окрасится в цвет коньяка, сразу перекладывай пакетик в пустую кружку и снова заливай кипятком. Так у тебя получится 9 напитков. Все пакетики сложишь вместе и снова зальёшь кипятком. Поняла?

– Да, но ведь…

Договорить мне не дали. Роман перебил, рубанув ребром ладони по воздуху.

– Хватит! Делай, что я говорю. Сейчас неважно, почему именно ты такая неприспособленная. Важно, что ты можешь значительно осложнить жизнь всем остальным. Чайников всего два. Один в лазарете, второй здесь. И за этот головой отвечаешь. Никому не отдаёшь, никому не разрешаешь трогать, поняла?

– Поняла.

Пока мы разговаривали, чайник закипел и отключился.

– Показывай, как будешь заваривать.

Я хотела сказать, что это простое занятие, заваривать туалетную бумагу. Но глянув на свирепого Гранина, не рискнула. Схватила чайник, налила воду в кружки с пакетиками и 2 пустые. Набрала новую из крана, поставила греться.

– Доволен?

Роман посмотрел на меня задумчиво.

– Вообще-то, нет. То есть сейчас ты всё делаешь правильно, но что будет через минуту или даже через секунду, сам господь Бог не знает. Но выбирать не приходится. Поэтому действуй. Приду – проверю.

С этими словами Роман вышел из комнаты. А я заметалась между раковиной и кружками. Заварила 9 раз пакетики, сложила их в 2 пустые и снова залила кипятком. Удивительно, но запах получился похожим на чайный.

Так у меня получилось 11 кружек с горячей жидкостью. Я думала, что их всем хватит, но людей пришло больше, чем планировалось. Пришлось быстро кипятить следующий чайник и заваривать пакетики.

Мужчины больше грели о кружки замёрзшие руки. А когда и тепло и чай закончились, потянулись в соседнюю комнату на ночёвку. Я осталась одна, совершенно не представляя, что надо сделать.

Решила, что надо оставить комнату такой же, какой мне её доверили. Я собрала в коробку, которую мужчины приспособили для мусора, использованные пакетики. Оставшиеся закрыла крышкой и оставила на столе.

Воду из чайника вылила в раковину и оставила его на подставке. Остались грязные кружки. Понятно, что их надо было вымыть. Но даже без детального осмотра я не видела ничего, где могла бы стоять посудомоечная машина.

У столов не было ящиков. Только крышки и 4 ножки. Комната просматривалась насквозь. Надо было у кого-то спросить, что делать с грязной посудой, но я вспомнила женщин, заправляющих постели, и расхотела искать советчиков.

Собрала все кружки в белую эмалированную раковину. Включила воду. Барашек на кране был только один, и струя из него лилась ледяная. Я потрогала её пальцем и отдёрнула руку. Холодно!