– Прежде чем я отпущу вас, прошу, внимательно взгляните на людей за моей спиной, – медленно произнес король, не оборачиваясь. Все члены совета послушно вытянули шеи. – Я не нуждаюсь в толпе охраны, что вы мне навязали. Пусть остаются в замке. Их неуклюжесть лишь усугубит ситуацию, если опасность покушения действительно существует. Вивиан, – смакуя ее имя, протянул король, – стоит сотни облаченных в железо гвардейцев.

Наемница, довольная достойным представлением, игриво подкинула один из метательных ножей, болтающихся на поясе. Занеся руку за голову, она сделала вид, будто собирается бросить его, и тот краснокожий мужчина, что затеял смехотворный акт лести, гулко сглотнул. Взгляд Вив был прикован аккурат к артерии на его шее.

– К тому же опасность минует, как только разойдется слух, что при дворе Тэлфорда отныне служит один из Верховных. Найдя способ разобраться со взбесившейся виверной, остров станет не только неприступным, но и внушающим ужас тем, в чьих умах пробежит хоть мысль о его захвате.

Представление не показалось мне впечатляющим, и я создал иллюзию, развернувшуюся посреди стола. Выдумывать образы не пришлось – все их я видел в последние дни мира, который покинул, – но все же понадобилось исключить из них фигуру благородного правителя островов. В остальном все осталось прежним: мелькающие в небе виверны, искры алого пламени и трепет в глазах людей. Если не знать, что в самом деле происходит, зрелище может показаться весьма заманчивым.

Когда один из членов совета завизжал от метнувшейся в его сторону искры, я заставил иллюзию исчезнуть.

– Ваше сиятельство, это было… – Мужчина попытался скрыть испуг за выражением восторга, но напряженно сдвинутые брови предательски помешали актерской игре. – …Потрясающе!

Король обернулся, будто проверяя, как я отреагирую на высокопарное обращение. Я едва заметно кивнул, намекая, что за это не стоит никого наказывать. Когда-то в детстве я выдумал, будто был потерянным сыном графа, и эта фантазия шлейфом слухов проследовала за мной сквозь года. По крайней мере, так рассказывали – воспоминания давно перестали быть для меня ценной валютой, если не содержали текстов заклинаний или рецептов зелий.

Фабиан глубоко вздохнул и, рухнув в кресло, потер глаза костяшками пальцев.

– Прочь.

Советники, каждый из которых выглядел еще более жалким, чем предыдущий, засеменили к выходу из зала. Я дождался, пока тошнотворные ароматы их тел растворятся в горячем, маслянистом запахе свечей, и занял место, показавшееся мне наименее зловонным. Король был неподвижен, как древняя статуя – столь же мощный и безразличный, – и лишь глаза его беспорядочно двигались под кожей век.

– Ваше… Фабиан, – еле сумел выдавить я. – Подскажите, не найдется ли в замке свободной комнаты без окон? Многие ингредиенты для снадобий не любят солнечный свет, и…

– Прочь, – прорычал он.

– Позвольте, я…

– Убирайтесь. – Губы его двигались почти незаметно, как бы нехотя, но взрыв, произошедший внутри него, обдал меня жаркой волной недовольства. – Оба.

Мне хватило самообладания, чтобы сдержать гнев и в этот раз, но лишь потому, что я знал: испытывать благодушие солианского короля – плохая идея.

Тристрам наверняка с достоинством терпел его выходки, Холден пресмыкался, как делал это и с директором Ателлы, а Томико и Лорелея, скорее всего, очаровывали его, сами того не замечая… Я же не обладал ни одним из тех качеств, какими могли похвастаться другие чародеи.

Как бы я ни старался и что бы ни стояло на кону, терпеть неуважение было за пределами моих возможностей.

Глава 3

Мне выделили на удивление просторные покои, хоть я и предпочел бы спать на кушетке в лаборатории, спрятанной от солнечных лучей где-нибудь глубоко под землей. Помимо кровати с раздражающе помпезным балдахином – который я, впрочем, беспощадно содрал, – письменного стола со стулом и скромного шкафа, в комнате было лишь окно, выходящее на самую скучную часть Тэлфорда – пустующую и ослепительной зеленью упирающуюся в исполинскую стену.

За весь день, следующий за собранием, я ни разу не понадобился королю, и это было мудро с его стороны. Мое недовольство его поведением ожидаемо не утихло, как только я покинул зал совета. Перед сном я красочно представлял, как руки смыкаются вокруг его шеи и жизнь медленно вытекает из него, сопровождаясь хриплыми вздохами и бессильными содроганиями. Пришлось пообещать себе, что я постараюсь найти иное решение проблемы. Сила богов могла проснуться в любой момент, и прямая угроза жизни – самый очевидный способ ее спровоцировать.

Смахнув пелену фантазий, я написал краткий отчет для Кьяры – интересно, посвятила ли она в свои опасения оставшуюся часть Гептагона? – и, создав крошечный портал, бросил конверт на стол, стоящий по ту сторону. Из ее кабинета в комнату проник аромат безнадежности и застарелых идей, и я поспешил спрятаться под одеяло, сбегая от его отголосков.

Третий день на островах – и по совместительству третий день месяца Миохра – начался с оглушительных криков радости. Шторы, сносно прячущие от утреннего света, не стали преградой для звука, и я, вырванный из спокойного сна без видений, едва сдержался, чтобы не заставить людей на улицах замолчать. Подойдя вместо этого к окну, я обнаружил, что обычно пустующее поле вдруг запестрело красочными лавками и нарядами, а солоноватый воздух наполнился не только криками, но и музыкой, зазывающей людей на ярмарку. Почувствовав, как внутри зажегся крошечный огонек интереса, я заглянул в шкаф – одежда в нем появилась лишь благодаря местным слугам и паре воспоминаний, по которым я воссоздал оставленные в Ателле наряды, – и снял с вешалки самое яркое, что сумел отыскать. Кроваво-красный костюм выглядел весьма подходящим, чтобы вписаться в ураган красок, бушующий на улицах. Дополнив его угольно-черной рубашкой, я взглянул на себя в мутноватое зеркало, висящее на внутренней стороне дверцы шкафа. Чего-то чудовищно не хватало, и я заправил волосы за уши, внимательно вычисляя недостатки образа.

Коснулся шеи кончиками пальцев, чтобы создать несколько тонких цепочек, а затем – ушей, и их обвили рельефные змейки из черненого серебра. Я любил вид золота, но старался избегать его соприкосновения с моим новым лицом – оно ему чрезвычайно не шло.

Оставшись довольным зрелищем в отражении, я звучно захлопнул дверь и покинул покои.

Подумав, что пришла пора рассмотреть хотя бы часть внутреннего убранства замка и его обитателей, я преодолел желание сократить путь и пошел пешком. К моему удивлению, несмотря на творящийся снаружи переполох, дворец был столь пуст, что звук шагов отзывался оглушительным эхом, а холод, исходящий от стен, пробирался под кожу. Мне встретился лишь один человек – худощавый мальчишка, чье лицо было так плотно завязано бинтами, что он едва ли мог разобрать, куда идет.

Как только я покинул обитель солианских правителей, меня обдало волной жара и сухости, вмиг прогнавшей дрожь, вызванную неприветливым замком. Сотни глаз тут же обратились ко мне, но, не узнав в вышедшем человеке короля, мгновенно потеряли интерес. Я отметил, что у местных простолюдинов нет вкуса.

У подножия замка пестрели горы даров – цветы, свежевыкованное оружие, дары земли и морепродукты, готовые вот-вот стухнуть под палящим летним солнцем. Я едва сумел найти свободную дорожку, чтобы спуститься в город. Сосчитав ступени, обнаружил, что их в точности столько же, сколько и в любом храме – семь, – и самомнение семьи Миррин неприятно меня позабавило. Если верить слухам, к божественному роду принадлежал вовсе не отец нынешнего короля, а власть в этих землях всегда переходила по мужской линии. Впрочем, судя по количеству подношений, люди были готовы вознести любого, кто восседал на троне и притом не отправлял их в далекие земли, чтобы погибнуть без веской причины.

Ярмарка встретила меня яркостью мечтаний, теплом дружбы и звоном смеха, окатив эмоциями, как разъяренное море скрывает под пеной камни у берега. Отовсюду лились музыка и запахи, а люди танцевали прямо между торговыми рядами, будто праздновали нечто куда более значительное, чем приезд странствующих торговцев и циркачей, но я, бесконечно оглядываясь, так и не сумел понять, что.

Добравшись до разноцветного купола, в котором держали привезенных на остров животных, я нахмурился. Разделить удовольствие горожан я, как ни пытался, не сумел. Многочисленные львы, тигры и верблюды выглядели замученными, будто их не кормили месяцами, в то же время истязая тренировками, а птицы, хоть и отлично чувствовали себя в тэлфордском климате, ютились в унизительно тесных клетках. Один из попугаев, однако, не разделял участи собратьев – он свободно передвигался под куполом, перепрыгивая с одного восторженного зрителя на другого. Его ярко-голубое оперение мелькало перед глазами так часто, что хотелось зажмуриться, но, потеряв его из виду, я знал, что вскоре почувствую хватку надоедливого животного на себе.

– Кирри, – представился он звонким, дребезжащим голосом, вцепившись в мое правое плечо. – Кирри хороший.

– Кирри получит по пернатой голове, если не перестанет копаться в моих волосах.

– Кирри любит монетки, – продолжил он. – Кирри хороший.

Холодный клюв коснулся моей шеи, и я вздрогнул. Споры с попугаями не входили в мои планы на день, к тому же отвечать ему казалось бесполезным, поэтому я согнал птицу с плеча. Однако вместо того чтобы испуганно взмахнуть крыльями, пернатый вцепился в мою ключицу, как раз туда, где висели цепочки, пройдя насквозь через созданную мной иллюзию.

Если бы чародеи могли создавать драгоценности из воздуха, то давно сидели бы на цепях у самых жадных представителей человечества.

– Кирри! – завопил попугай, запутавшись в моих волосах. – Кирри! Кирри!

Из-за вольера со львом выбежал мужчина в полосатых цирковых штанах. Покрытая толстым слоем волос грудь была испачкана чем-то похожим на рвоту, и я совершенно не удивился, что странствующие артисты успевают напиться до беспамятства еще до наступления полудня. Я схватил птицу, хоть ладони едва хватало, чтобы удержать ее упитанное тельце, и с нескрываемым пренебрежением протянул хозяину.

– Если учите питомцев воровать, – намеренно тихо и равнодушно произнес я, такая манера пугала людей пуще прочих, – то учите и правильно выбирать жертв.

Отсутствие даже проблеска разума в глазах циркача лишило меня всякой охоты отдавать ему попугая, и я, развернувшись на пятках, направился к выходу из шатра. Кирри бесконечно повторял свое имя. Его хозяин пытался следовать за мной, но делал лишь шаг за время, в которое я успевал сделать двадцать. Оказавшись на улице, я нашел ближайшего торговца с горячей едой – несмотря на летний зной, он жарил в чане с маслом какую-то разновидность местной выпечки – и вручил ему птицу.

– Прожарьте посильнее, – посоветовал я, делая голос настолько громким, чтобы слова долетели и до нерадивого хозяина. – Кажется, он еще дергается.

Неразборчивый пьяный стон за спиной и раскрытые в изумлении глаза торговца чуть умерили мой пыл, и я покинул внезапно образовавшийся цирковой квартал.

Прогулка по ярмарке затянулась до самого заката. Хотя жителям Тэлфорда и приезжим артистам нечем было меня удивить, всевозможных уголков с представлениями было так много, что я даже не заметил, как потратил весь день, пытаясь взглянуть на каждое хотя бы краем глаза. Мне не встретилось ни одного знакомого лица – ни короля, ни Вивиан, ни кого-либо из совета, пусть я и едва их запомнил. Вероятно, выходить в люди было не в их обычаях, а я не в том положении, чтобы осуждать их за это. Я и сам гулял по улицам, лишь чтобы узнать побольше о столице Солианских островов и о том, какие эмоции их правитель вызывал у народа. К сожалению, ценных сведений горожане не раздавали. Казалось, будто они действительно всем довольны – что практически невозможно и не встречается ни в одном городе мира – или настолько запуганы, что на самом деле поверили в исполняемые роли счастливых, ни в чем не нуждающихся подданных.