Дорога между домами использовалась для разлиновки классиков и прыжков на скакалке, на проезжей части гоняли мяч и устраивали гонки на велосипедах. Улочка заканчивалась через три дома после двора Антоновых. Машиной, зелёным москвичом, обзавелись только родители Филиппа, а случайные люди здесь не проезжали. Детей не прогоняли, и они постоянно играли прямо на дороге, днём перемещаясь за тенью каштанов, а вечером устраивая посиделки на длинных самодельных скамейках.

Между участками Антоновых и Черных втиснулся дом – одногодок самых старых зданий в Славянске. Первый этаж был каменным, а верхний напоминал поставленный сверху деревянный сарай, почерневший от времени, перекосившийся и нежилой. В доме жил одинокий старик по прозвищу Невидимка. Причем стариком его называли все поколения Антоновых, хотя деду Вите он, скорее всего, приходился ровесником. Такое же название носил и сам дом. О нём регулярно забывали почтальоны, коммунальщики и даже любопытные дети. На участок не забредали даже коты. Действительно Невидимка.

За домом Молодых протекала речка Протока, по весне полноводная и бурная, но главный рыбак, дед Витя, предпочитал каналы у хутора Рисового или Коржевского. Удить умели все, но не все любили ранний подъём и молчаливое сидение на берегу.

Большой дом окружал сад, спереди самый обычный смешанный, а сзади до соседского участка – яблоневый, но большей частью пустоцветный. Весной он дурманяще благоухал, но крайне редко плодоносил. Каждая яблоня могла дать только один плод, и случалось это внезапно, иногда через десять лет, иногда через четыре года после посадки. Селёдка удивлялась: засохшую малину или старый крыжовник выкорчёвывали безжалостно, а сад не трогали, гуляли в нём, мяли ромашки и обнимались с деревьями.

Сын старших Антоновых Михаил построил себе двухэтажный дом напротив Большого ещё до того, как женился, огородил его заборчиком, не забыв сделать в калитке дверцу для скитающихся многочисленных кошек и собак. Полина была средней из трёх сестёр, Михаил – четвёртым в семье, но Поля обогнала и свекровь, и маму – родила шестерых.

Так и жили рядом две огромные семьи, дети бегали по всем комнатам, таскали хлеб с сахаром и строили во дворе домики из садовых ящиков. В обоих домах всегда обитали незамужние и неженатые родственники, а те, кто обзавелись семьями, распространялись по всему краю, прорастали молодыми яблоньками в Новороссийске, Анапе и Краснодаре.

В шумную большую семью Антоновых Полина пришла боязливой и стеснительной девушкой, едва со школьной скамьи, расцвела именно в материнстве. Своих детей обожала и отдавала в детский сад со слезами на глазах. Даже в двадцать семь напоминала наивную девочку-тростиночку. Казалось, она понятия не имеет, откуда берутся дети, лично ей всех принёс аист. Очень дотошный и пунктуальный аист, появляющийся каждые два года.

Селёдка волновалась. Обычно Полина пахла сдобными булочками, но последнее время – скисшим молоком. Все были заняты работой и собственной жизнью, только Лёша, старший сын, уже третьеклассник, интересовался новорождённой сестрой. Он-то и дал ей имя. Точнее, его друг. То, что этот мальчишка не Антонов, Селёдка определила по запаху. Все Антоновы имели свой собственный узнаваемый аромат, чуть с кислинкой, а чужак Филипп пах мокрым асфальтом и костром.

Мальчишки обступили девочку и долго рассматривали.

– Настоящая?

– Ну да.

– Надо же. Всё такое микроскопическое, – Филипп тронул сжатый кулачок, – какие длинные ногти.

Лёша оглянулся.

– Мам, а че ногти такие длинные? Ты же Ольке всегда подстригала.

Полина не ответила, ребята снова принялись щупать и рассматривать малышку.

– Взгляд такой странный. Она меня видит?

Селёдка прыгнула на мягкий подлокотник кресла, встав лапами на край комода, тоже поглядела на безымянного ребёнка, потом перевела взгляд на соседского мальчишку.

Филипп коснулся пальцем пухлой щеки, ласково и боязливо погладил.

– Хорошенькая. – И тут же добавил: – Я просил у мамы сестричку, а они не хотят больше детей.

Лёша снова оглянулся.

– Мам, как ты её назвала?

– Ещё никак.

– Если бы у меня была сестра, я бы назвал её Настей, – вмешался Филипп. – Настюшкой и Настенькой.

– Пусть будет Настя, – равнодушно согласилась Полина.

За воротами затарахтел мотоцикл. Селёдка тут же спрыгнула на пол и понеслась во двор – с рыбалки вернулся дед Витя. Обычно он брал с собой кого-то из внуков, чаще всего Арину, она в пять лет обзавелась собственной удочкой и привозила Селёдке колючих, но жутко вкусных ёршиков. Арина как раз удобно помещалась в коляске вместе со снастями и табуреткой. И в этот раз привезли здоровенных карасей, плоских таранок и малюсеньких карпиков. Их обычно жарили, обваляв в муке, и ели вместе с косточками.

Селёдка тут же завертелась ужом, выпрашивая рыбу, но дед Витя не торопился раскрывать садок, поднял взгляд на окно, увидел невестку и помахал ей рукой. Она кивнула и слабо улыбнулась.

С того дня вместе с именем Настя заполучила себе двух нянек. Филипп и Лёша бегали на молочную кухню, приносили смесь и каши, а Полина больше не пахла скисшим молоком. Правда, чтобы снова стать деловой и улыбчивой многодетной мамой, ей понадобилось ещё несколько месяцев. Когда она начала играть с Настей и снова петь песни «Весёлых ребят», Селёдка вздохнула с облегчением. В конце улицы жила старая кошка Маркиза, она как-то оставила новорождённых котят на горячем шифере, и те угорели. Полина напоминала эту самую Маркизу, способную поджарить забытых на солнцепёке детей. А теперь она снова стала внимательной мамой, но Селёдка всё ещё поглядывала на неё и на всякий случай проверяла, дома ли Лёша.

Полина частенько просила сына приглядывать за Настей. На руках старшего брата та вела себя на удивление спокойно, а Филиппа просто обожала. Ему улыбалась, за ним следила серо-зелёными глазами, безошибочно находила взглядом среди многочисленных родственников и тянула руки. При этом со старшими сёстрами десятилетний Филипп общался мало, хотя Вероника и Арина гораздо больше подходили ему по возрасту.

Постепенно в дом младших Антоновых вернулась традиция по выходным замешивать целый таз жидкого теста и жарить блины. Селёдка не пропускала эти дни, жалобным мяуканьем выпрашивала жареный фарш с луком. Обычно ей перепадала только печень и то сырая, большая часть начинки уходила на потрипку. Золотистые кружевные блины продавали на рынке в основном владельцам лавочек и ларьков. Для Антоновых субботняя готовка была дополнительным доходом, хотя почти все члены большой семьи работали в совхозе «Сад-гигант» на разных должностях. Даже Полина между родами выходила на сбор яблок или обрезку деревьев. Она единственная работала на самой непрестижной должности и не стремилась к карьерному росту, не до того ей было – постоянно исчезала в декретах.

Покончив с блинами, Полина устало вытерла влажный лоб, вышла в гостиную. Настя барахталась на старом ватном одеяле, разложенном прямо на полу. Её старшие братья и сёстры оставили на атласной прохладной ткани несмывающиеся пятна. Правда, кроме Селёдки, специфического запаха никто не замечал, она же обходила одеяло стороной, но обожала тыкаться носом в прокипячённые пелёнки. Оля играла на полу с кубиками. На креслах и диване сидели взрослые члены семьи. Кто-то читал газету, кто-то играл в шашки, перекидываясь фразами, понятными только взрослым:

– И что теперь будет?

– Подумаешь, самолёт сел, – откликнулась бабушка Василиса.

– «Подумаешь»? В сердце страны приземлился немецкий самолёт, ПВО дрыхло, и ты говоришь «подумаешь»? – возмутился Михаил. – Вот увидишь, это начало конца.

– А может, начало начала? – улыбнулась Полина.

– Ты, как обычно, ждёшь радугу после дождя.

– Ну а как ещё? Нужно верить в лучшее.

Промолчали и снова вернулись к шашкам и газетам. Фоном шумел и шипел старенький «Рекорд» на длинных ножках, никто на него не смотрел, пока Вероника не вскочила:

– Через десять минут «Малявкин». Включите первую программу!

– Сама и включи, – Михаил подвинул к ней плоскогубцы.

Она повозилась с обломанной ручкой, симфонический концерт сменился горизонтальными помехами, и почти сразу появилась картинка, чуть искажённая рябью. Вероника шикнула на галдящую малышню.

– Тихо вы! Филя, утихомирь Настьку!

Филипп тряс пластиковой палкой с двухцветным шариком, но, услышав просьбу, отложил погремушку в сторону. Стал играть в «Кто там», закрывая ладонями лицо. Настя залилась смехом, а Лёша скривился:

– Вероничка-спичка влюбилась в Колю Малявкина.

– Мам, скажи ему.

– Лёш, не паясничай, – тут же отреагировала Полина. – Лучше погуляйте с Настёной. Такая погода хорошая.

– Мам, плохо видно. Нужно антенну пошевелить, наверное, ветром повернуло.

– Сейчас никто не полезет на крышу, смотри как есть.

Филипп приподнялся на локте. Едва не зацепил Селёдку, та отпрыгнула в сторону и недовольно зашипела.

– Лёш, пойдём?

– Коляска на веранде. Не забудьте накинуть тюль и побрызгать ванилькой. Комары к вечеру злющие, – напомнила бабушка Василиса.

Селёдка вышла на веранду, понаблюдала, как Филипп укладывает Настю в коляску, но в дом не вернулась. Обследовала двор вдоль забора и подразнила беспородного Туза. Он разлаялся и попытался достать её на заборе, но Селёдка хорошо знала, насколько хватает его цепи, и держалась на безопасном расстоянии.

Обойдя один двор, кошка перебежала дорогу и пошла инспектировать яблоневый сад вокруг Большого дома. Неожиданно наткнулась на Полину и Михаила. Пока она доводила до нервного срыва брехливого и полоумного Туза, они тоже покинули свою гостиную. Видимо, решили погулять в отцветающем майском саду.

Михаил постелил на траву трикотажную олимпийку и разгладил ткань ладонью. Полина пустилась рядом и стыдливо сжала коленями ладони.

– Тихо тут.

– Туз-Мутуз почему-то разгавкался, слышишь?

– Он на любую тень бросается, и Селёдка его постоянно дразнит.

Они замолчали. Кошка притихла в надежде услышать ещё что-нибудь про себя, но повисла уютная тишина.

Михаил обнял Полину за плечи, поцеловал в висок:

– Я скучал.

– Скучал?

– По твоей улыбке, по твоим коленкам круглым и сладким ушкам.

– Я просто немного устала. – Полина усмехнулась, поёрзала и устроилась в объятиях удобнее. – Сейчас уже лучше, хорошо Алёшка помогает.

– И Филипп.

– И Филипп. Не представляю, каково ему быть единственным ребёнком. Бедный мальчик.

Михаил ухмыльнулся.

– Бедный? Несчастный прямо! Его батя на консервном теперь будет начальником. Слышала, они собираются линию для концентрирования соков вводить?

– Это же хорошо?

– Хорошо. Работы будет больше. Яблоки-то наши.

Снова замолчали, Селёдка уже собралась уходить, когда услышала звуки поцелуев и страстный шёпот, утонувший где-то в изгибе шеи Полины.

– Любимая моя заечка, как же скучал…

Селёдка от возмущения вздыбила шерсть. Заечка? Только не это! «Заечка» не предвещала ничего хорошего. Значит, снова будут мять васильки, а потом появятся лысые крысёныши!

Лучше бы завели козу!

Глава 2. Какое короткое лето

Такое короткое лето,

Такие летучие дни!

Кончается наша кассета,

Но ты ее все же храни.

Женя Белоусов «Такое короткое лето»

1990 год

– С днём рождения!

– Поздравляю!

– С чёртовой дюжиной тебя!

Лёшка расплылся в широкой улыбке. Он обожал свой персональный праздник, ждал подарков и обязательного застолья. Именины всех Антоновых, рождённых летом, отмечали во дворе. К концу августа от регулярных танцев в траве появлялись проплешины. Со стороны соседнего дома двор ограждали высокие кедры, со стороны речной дамбы – плодовый сад, от любопытных взглядов, проходящих по улице людей, его ничего не закрывало, частенько прохожие заглядывали на огонёк и присоединялись к веселью.