Днем я примерный сын и брат, батрачу в огороде и в поле, даже картошку научился окучивать. Потом до потери сознания таскаю мешки на мельнице, и все для того, чтобы сделать работу поскорее, и побежать к ней. А вечером… Все вечера мы теперь проводим с Лерой вместе, то сидя рядом у костра, то катаясь по реке на лодке, то рука об руку гуляя под покровом ночи и разговаривая обо всем на свете.

И пусть обезумевший волк внутри меня в присутствии истинной рвется и мечется, я сдерживаю его как могу, не тороплюсь. Лера сначала должна узнать меня настоящего, хоть немного привыкнуть ко мне, перестать опускать взгляд и заливаться краской всякий раз, когда видит мой обнаженный торс. А уж потом, потом как-нибудь аккуратно я расскажу ей и про страдания моего внутреннего волка и про его притязания на свою истинную пару. Сейчас принять такое она точно не готова, потому что и в глаза мне больше пары секунд боится посмотреть.

– Вот это да! Твой новый рекорд, – посмеивается Добруш, так же, как и я, отряхивая голову от вездесущей муки. – Солнце над лесом еще высоко, а мы уже со всеми мешками закончили, и телегу загрузили. Когда такое бывало?

– Теперь всегда будет, – треплю младшего по голове, и перехожу на щекотку.

А он и не уворачивается, хохочет. Я тоже смеюсь в голос. Последние дни необъяснимое счастье переполняет меня изнутри и даже переливается за края. Мне хочется делиться им. Лето, дружба, любовь – чувства везде одинаковые. Плевать, что они настигли меня здесь и вот так, в чужом теле, в чужой семье. Я не в силах изменить эти обстоятельства. Отбросив в какой-то момент пустые терзания, я позволяю себе быть по-настоящему счастливым.

Падаю рядом с братом на густую траву, разглядывая плывущие по небу облака, и дышу полной грудью, вдыхая ароматы цветущих растений.

– А мешки ты как ловко научился завязывать! Отец диву дается. Меня так научишь? – не отстает Добруш.

– Научу, только уже завтра.

– Что, снова к ней? К ведьминой дочке побежишь? – щурит на солнце свои зеленоватые глаза.

Когда он впервые стал расспрашивать меня о Лере, я не вдавался в подробности. Рассказал, что увидел ее во сне, а потом встретил в лесу, и понял – она моя истинная. Добруша такое объяснение вполне устроило. Этот мальчишка, выросший на сказках и легендах местной ведуньи, сам того не осознавая, тянется ко всему загадочному и магическому. Да я и не вру ему по большому счету, только всю правду до конца не раскрываю.

– К ней, к кому же еще. Мой волк без нее с ума сходит. Подрастешь, на своей шкуре прочувствуешь.

– А отцу когда скажешь?

– Когда время придет, – закусываю в зубах сочную травинку, в душе надеясь, что до этого разговора просто не успеет дойти, и мы с Леркой благополучно сбежим, вернемся в свой мир.

– Эх, Милош. Я бы этот разговор не откладывал. Сегодня возле дома опять Янка околачивалась, а потом и бабка ее Кабачковна. Все матери нашей глаза мозолят, напоминают о давнем уговоре. Так пока ты по лесам бегаешь, родители без тебя возьмут и свататься к ней пойдут. Вот тогда проблем точно не оберешься.

– Ты-то у меня здесь на что? Если они от моего лица свататься соберутся, ты уж будь добр, задержи их, что-нибудь придумай. Я в долгу не останусь. А хочешь, со мной пойдем, с Ульянкой пообщаешься, пока я с Лерой гуляю, на лодке ее покатаешь.

– Да она малявка еще совсем, – смущается Добруш, вспоминая Лерину сестру с забавными белокурыми косичками, которая ненамного его и младше. – А зазнобе своей привет передавай. Она, вроде, девушка хорошая, хоть и ведьмина дочь, – все еще звучит опаска в его голосе.

* * *

Я зову ее еще на подходе. Вою громко, пронзительно, с предвкушением. Несусь во всю прыть, будто век воли не видал, и наконец вырвался, дал свободу волчьим лапам.

За эти дни, чтобы не таскать с собой штаны в пасти и не смущать наготой женское семейство Травниковых, Лера придумала оставлять для меня одежду в специальном тайнике, в дупле старой раскидистой ивы. Там же, совсем рядом на берегу, она встречает меня в условленном месте.

– Привет, – трепещут ее ресницы, а взгляд робко поднимается все выше, плавно очерчивая мои штаны, торс, прикрытый рубахой, линию плеч, шею, лицо.

– Здравствуй, – и сам заставляю себя дышать в ее присутствии. Запертый внутри волк скулит, просит быть ближе, подхватить девчонку на руки, распустить аккуратную косу сложного плетения, которые так любит заплетать ее мать, зарыться носом и руками в ее волосах.

«Ну же! Сделай что-нибудь! Сорви с нее одежду, пометь, зацелуй, заклейми», – все громче с каждым днем кричит моя вторая сущность, и мне все сложнее его заткнуть в собственной голове.

Закрываю глаза и набираю полную грудь воздуха, считаю «квадратом» на четыре такта, лишь тогда меня немного отпускает. Спасибо Горынычу за науку, перед соревнованиями эта дыхательная техника всегда помогала не только улучшить контроль за диафрагмой, но и привести нервы в порядок.

– Как прошел твой день? – неверно расценивает мое состояние Лера. – Что-то случилось? – подходит ближе, робко касаясь моей руки, и по коже бегут возбужденные мурашки, до того мне приятна ее забота.

– Все хорошо. Даже отлично, – смотрю на нее и не могу наглядеться. Лера хочет убрать ладонь, но я не позволяю, перехватываю, зажимаю в своей, тону в озерах ее голубых глаз, пока она снова не прячет их под ресницами. – Семья ни о чем не догадывается. А так, ничего нового. Утром в поле работали, потом на мельнице. Добруш привет передавал.

– Привет? Мне? Ведьминой дочке?

– Ты ему нравишься. А вот маму твою он все еще побаивается.

– И это не удивительно. Не зря же она столько лет репутацию создавала, – самозабвенно улыбается Лерка, становясь в такие моменты еще краше прежнего. – Ты все равно его зови, пусть приходит. Уля хоть и строит из себя крутую ведьмочку, во всем подражая маме, но общения со сверстниками ей точно не хватает. Она про твоего Добруша уже несколько раз меня спрашивала.

– А как твои успехи? Покажешь, чему сегодня научилась?

– Боюсь, об успехах говорить еще рано, – тут же меркнет улыбка на ее лице. – Практиковать магию стихий должно быть также естественно и просто, как ходить и дышать. Как настоящий стихийник, я должна отовсюду черпать силы: из земли, воды, огня, воздуха. А пока только они черпают силы из меня. Есть и пятая стихия – время, но это уже для продвинутых пользователей, и мне такое пока точно не по зубам, – грустно усмехается Лера, рассматривая собственные ладони, словно что-то пытается отыскать между пальцев.

– Начни с малого. Я ведь тоже не сразу научился профессионально плавать, когда пришел в бассейн. Я тогда и воды-то боялся, не то что…

Нежданное воспоминание, мелькнувшее на задворках сознания, где я его столько лет прятал от самого себя, надежно закрыв в темной каморке, заставляет мысленно напрячься.

– Правда? Ты никогда об этом не рассказывал.

– Я был тогда еще ребенком. Мы с родителями полетели на отдых, где я едва не утонул. Все произошло так быстро. Меня накрыло волной, и понесло в море. До сих пор помню это состояние оцепенения, ужас, охвативший каждую клетку, и испуганные крики матери, пока она звала на помощь.

– Сколько тебе тогда было?

– Не знаю.

Точнее сказать «не помню», но я отчего-то не произношу этого слова. Я и лицо родной матери вдруг стал забывать, словно кто-то медленно, но упорно подтирает всю мою прошлую жизнь магическим ластиком.

Я не признаюсь в этом Лере. Хватит с нее своих переживаний. Да и все мои мысли заняты ей одной. Кто знает, что в этом мире нормально, а что нет для оборотня? Где найти подходящего мозгоправа? Может, это у меня так гормоны разбушевались от того, что я нашел свою истинную, вот разум и играет в шутки с памятью, вытесняя не самое значимое.

Глава 15
Побег

Егор

Дни несутся один за другим. В попытке собрать информацию, я стараюсь чаще общаться с местными. Между делом расспрашиваю о том, как они здесь оказались, в каких еще краях бывали, что знают о Змеиных пустошах за горами, о Сумрачном лесе за зеленым долом, а еще о густом тумане на другом берегу реки. Начинаю этот эксперимент со своих домашних.

Добруш охотно делится информацией, только, к сожалению, и сам мало что знает об окружающем его мире.

– В пустоши я бы точно не совался, – деловито рассуждает мелкий. – К нам с бурями долетают лишь малые крохи, но и с этими мертвяками сам знаешь сколько мороки. А представь хоть на минуту, что творится в самих пустошах? Даже интересно, остался ли там вообще кто живой? – кивает он в сторону гор и нервно сглатывает слюну. – Наш отец отважный воин, его здесь каждый уважает и побаивается, но и он отчего-то променял свои родные края с многовековой историей на это тихое, всеми забытое место.

Я бы сказал «настоящую глушь», но Добруш, не видавший другой жизни, и в «Пропади пропадом» находит свое очарование.

– Что касается Сумрачного леса за нашей долиной, – продолжает парень, – отец велел держаться от него подальше. Этот лес – вместилище темной магии и жутких существ, которые ей подчиняются.

– Ну так ведь и мы, оборотни, тоже не ангелы, а в своем роде нечисть. Разве нет?

– Откуда мне знать, Милош, – нервно взмахивает руками брат, и чешет затылок. – Наверное, нечисть нечисти тоже рознь. Мы обращаемся, только чтобы свой дом защитить, и никому не вредим, а те, кто живут в том лесу… Говорят, они и младенца живьем сожрать могут. Не зря оттуда в полнолуние с ветром жуткие крики доносятся. Короче, не надо тебе туда. И что ты вообще эти разговоры завел? Разве нам нашего леса мало? Мы и его-то еще не весь исследовали. Там, например, за речной развилкой конца-края не видать. Вот туда бы я отправился, если отец позволит.

Мать, услышав, о чем я интересуюсь, испуганно замирает, откладывает в сторону пышное тесто для пирога, наскоро вытирает руки от муки и прижимает меня к себе.

– Милош, сынок, ты ведь неспроста об этом спрашиваешь. Неужто уйти от нас собрался, лучшей доли поискать? – не на шутку тревожится она.

– Нет, мам, нет. Не переживай, ничего такого, – успокаиваю я женщину, который раз в душе сожалея, что моя родная мать, которую я уже почти и не помню, никогда не была такой доброй и любящей. – Я просто хочу узнать о вас с отцом побольше, и о мире вокруг, вот и спрашиваю.

– Ну, раз так, то хорошо, – тепло улыбается мать, смахивая со щеки непрошенную слезинку. – Да только мне и рассказывать особо нечего. Я всегда жила в этих краях, никуда не уезжала.

– В «Пропади пропадом»?

– Не совсем. Мое детство и юность прошли на другом берегу реки под защитой славного короля Эдвина. Если внимательно присмотреться, то и сейчас в тумане можно разглядеть шпили его белокаменного замка. Помню, как красиво на них тогда развевались яркие флаги! Отец поставлял молоко и овощи на дворцовую кухню, и часто брал нас с собой с моим братом и младшими сестрами.

Вспоминая детство, мать преображается. Ее расслабленного лица касается улыбка, и сама она будто бы на десяток лет становится моложе.

– А что случилось потом? Где он сейчас, этот король Эдвин?

– Да кто ж его знает, – пожимает плечами мать. – Не отправь меня тогда бабушка на эту сторону реки с запиской для знахарки, я и сама бы там сгинула со всей семьей. Туман распространился так быстро, что за одну ночь поглотил целый город и крохотные селения вокруг. Ни огонька, ни весточки хоть от кого-то живого с той стороны мы больше не получали. Долго я горевала по близким, а потом смирилась, привыкла выживать здесь в одиночку, и встретила вашего отца.

– Как встретила? Где?

Женщина опускает взгляд, пряча улыбку, будто стесняется вспоминать их с мужем историю любви, а с другой стороны, явно рада, что сын наконец проявляет к этому интерес.