Прямо над нами, сивый Васёк, мать – продавщица в киоске, где мы покупали портвейн, хранили взаимное инкогнито из-за низкого окошка. Дерзкая, скуластая блондинка, красивая, неподвластная времени. А вот сестра – сумасшедшая, ходит по квартире кругами на каблуках – проснёшься – снизу аккордеон, сверху приближается цокающий пунктир, поворачивается, уходит и обратно… Их мать – сморщившаяся старушка, не здоровалась – глухая. На всех четверых – словно одно скуластое лицо.

Напротив – дед, пузатый, с седой курчавой бородой, мощным лбом, точно Карл Маркс, что-то всегда насвистывал, счастливый, деловой – писал иконы, ходили к нему священники в рясах…

…Саша постоял у надписи «Королёв – сука» и двинулся вверх. На 1-м всё без изменений, Игорь плитку переложил, у Аси уведомление от коллекторов во всю дверь, 3-й – ремонт, хлам, переезжают после смерти Сарры Паллны, выше тоже продали – семья с детьми, самокаты на площадке, деревянные ромбики, звонок…

– Привет, сынок!

Они обнялись, неловко, он нагнулся к ней, родной запах, поцелуй в щёку, как бежать из детского сада сквозь снег – к ней, а она в белом-синем комбинезоне в центре зимы, спустя 26 лет, здесь, в прихожей, мама, мама.

Он каждый раз удивлялся не тому, как мама менялась – скорее как-то уменьшалась, чем старела – а тому, как он быстро привыкал к ней новой. Будто она всегда была такой. Недавно он пересмотрел трясущуюся хронику из девяностых, где мама – почти ровесница, да ещё удачно попавшая платьем в повторившийся виток моды – и был ошарашен разницей.

Он сидел на кухне, дверь в холл была закрыта, и дверь в зал закрыта – он спит – они общались вполголоса. Мама хлопотала, расспрашивала, говорила, разогревала, предлагала то, это, пятое-десятое, сыр, сырники, щи, пирог. Саша улыбался, тоже соскучился, думал лечь сразу, но теперь хотел доставить маме удовольствие. Её рассказ про дела Ани и отца шёл мимо, как Саша не пытался вникнуть. Взгляд блуждал по кухне и с изумлением замечал, как быстро квартира зарастала хламом – чашками, полотенцами, пластиковыми контейнерами, салфеточницами, подставками, тарелками, коробками, статуэтками, пузырьками отца… – так началось с его отъезда, будто родители заполняли пустоту, но он льстил себе. Скорее – просто захлёстывало время, не успевали разгребать поток.

– Ты что-то бледный? Приляжешь? В душ? Ты как спал?

– Прилягу. В душ и прилягу. Может, до завтра.

– Ну хорошо. Я тебе чистое постелила, полотенце там… Поспишь, и отец проснётся…

– Хорошо.

– Ну вы что там, – мама смотрела на него, – с Ксюшей-то? Всё? Ты хоть сказал бы.

– Да… Так всё это. Спонтанно.

– Ну ясно. Бывает, сынок. А с этой девочкой, Ритой что? Вы не вместе?

Саша вспомнил, как Рита бросила его в Индии без денег, сбежала.

– Нет, мам. У нас всё было… так.

– Ясно. Ну, не переживай.

– Ага.

– По чьей инициативе развелись, если не секрет?

– Да, – Саша мучил кусок пирога – по общей, как-то.

– Ну ясно.

Мама смотрела на Сашу. Саша посмотрел в стол и сказал.

– Ну… скорее… по её.

– Ох, сынок.

– Вот. – ему уже было сложно сдержаться.

– Ну ладно. Ладно, сынок. Всё наладится – она обнимала его, шептала, а он всхлипывал словно ему снова пять. Дома. Он дома. Он снова дома. Это длилось секунд 20. Я дома. Потом очнулся, отвёл красное лицо:

– Ладно, мне надо поспать

– Иди-иди, сынок.

… растянулся на простынях, жалея, что сладость высыпаться всегда отложена, ей нельзя насладиться сейчас, а только после, как смотришь на маму в хронике, а она – другая, а засыпание мучительно как мамино платье синее джинсовое где она другая но видишь только после выспавшись повзрослев оглянувшись в детство а всё другое только платье синий провал…

– Саш? Спишь?

… то ли сутки, то ли пять минут. Голова горячая, слюнка по щеке. Телефон, сколько, двадцать минут всего спал…

Саша заранее подпёр дверь креслом, но он стучался.

– Я сплю.

– Ясно, ну ладно спи…Как доехал-то?

– Нормально. Более-менее.

– Ясно, ну ладно. Концерты-то нормально прошли?

– Да. Я сплю, прости.

– Ладно-ладно. Ну всё нормально? В целом?

– Да-да. Всё хорошо. Мне надо…

– А то тебя не было полгода, говорят, в Индии был. Написал бы хоть.

Выдох. Приподняться. Виски болят.

– Пап, мне надо поспать, прости.

– Ну дай хоть посмотреть, не виделись полгода.

Дверь беспомощно упирается в кресло, сдвигает несколько сантиметров.

Встать с постели, не найти места, подойти к двери.

– Слушай, давай попозже, я не выспался и…

– Ну ясно… А здесь у тебя, где концерт-то?

Молчание. Сглотнуть.

– В Волжском.

Театральный вздох.

– В ДК что ли?!

Ясно. Пьяный.

– Да…

– А билеты все продали?

– Почти.

– А когда? Завтра, мама говорит…

– Да.

Пауза.

– Ну я не пойду, я твои песни, сам знаешь…

– Ага.

– Ну спи.

Пауза. Двое, дверь. Саша вздохнул:

– Ты сам-то как?

– Ишь! Вспомнил… Да пока не умер. Вот ты успел.

– Ну… болит?

– Не пью – болит. Выпью – поменьше. На похороны-то приедешь?

– Хватит, пап.

Пауза. Только не спрашивай. Сна уже никакого не было.

– Ну что у вас с Ксюшей-то произошло?

– Давай потом.

– Ладно-ладно. Сто-о-оп!.. Я не лезу в ваши дела… Но ты зря. Ксюша хорошая. Тебе надо было с ней. Разное бывает… Ты вот только не обижайся, но она могла из тебя человека сделать. Вы же фильм хотели? Сняли, фильм-то? Обиделся? Ну извини…

– Давай потом.

– Она же теперь в каком-то издании работает? «Гидра» или как там? Может напишет про тебя?

– Давай. Потом.

– Ладно-ладно. Я не лезу… Но может ещё можно что-то, это, вернуть?

– Всё, пап.

– Ну хоть по чьей инициативе?

– Пап.

– Ты её или она тебя?

– Оставь меня в покое!

– Ну что ты кричишь? Ну бросила и бросила. Ну хотя если бы ты её, то как-то было бы… Нет!.. не достойнее, что ли, нельзя так. А она теперь в каком-то издании.

Дверь двинулась вперёд, но Саша уже упирался коленями

– Закрылся…

– Пап. Я не спал трое суток почти. Я себя очень плохо чувствую. Ты можешь дать мне поспать. У меня завтра важный концерт. У меня голова раскалывается. Я посплю, и мы завтра с тобой поговорим. Пожалуйста!

– Ладно-ладно, сынок. Ладно!

Скрип половиц. Дверь трогается вперёд, назад.

– Молодец, конечно, что приехал родного отца проведать, ты не спал, я понимаю, это конечно, не так важно, как у меня, но только вот не надо завтра эту песню, которую ты…

– Можно. Просто. Дать.

– … на моих похоронах тоже не надо!

– Мне. Поспать! – они уже оба орали и толкали дверь, но у отца сил было меньше.

– сложно на пять минут? Родному отцу?

– …блядь, почему я просто не могу поспать в своей…

– …во-первых, не матерись, я тебе тысячу раз, а во-вторых, ничего твоего в этом доме…

Саша торопливо кидал вещи в рюкзак. В виски билось клювом.

– … даже не утрудился написать, а! Я стою как дурак, перед комиссией, декан, Шигин покойный, а где ваш сынок-то… – голос уже удалялся и гулял по квартире.

– Саша! Толя! Ну что у вас опять?!

– Блядь. Это было семь лет назад! А ты всё забыть не можешь! Я не виноват, что ты бросил петь, и…

– … Не приехать на собственную защиту! Кинуть отца! Предупредил бы! Чтобы я не как дурак перед…

– Толь, ну тебе нельзя курить, ну куда ты?

Звон балконного стекла, курево.

– Саша, ну что ты… Ты куда собрался? Саш!

– Всё нормально. Приду попозже.

… на нервах с Русланом целую сигарету, поздравил Вовчика и скрылся в комнате до гостей, лежал и слушал гитару, игры, крики. Вовчик и Руслан сразу предложили травы, и Саша знал, что достаточно опустить пару водников, да ещё не этой забористой сативы, а вот той мощной индики, да запить Иван-чаем, его срубило бы на корню, и никакой шум ему бы но не для того завязал и каждый день медитировал не для того пытался обрести гармонию потому не стал курить траву а просто лежал с мыслями-проволокой и тело наливалось металлом до неподвластной лёгкости и начинало мелко дрожать как струна, опять озноб? он почт…..ей-то возглас выкидывал его из одного обморока в другой поспать хотя бы часа 4 сегодня очень важный он видел у Вики поволожской подруги Ксюши пост что идёт на него удивительно учитывая их недавний развод но наверняка Вика всё доложит ей меня не вот чтобы сильно волнует но всё-таки это важно и будет много людей Вика в зале где-то на третьем, а ознобы эти что-то часто и весь мокр…

11. Ксения, Москва, список 3

Ну кино, например. Тарковского мы любили оба. Или Данелию. Совпадение вкусов, это конечно, не причина выходить замуж. Но всё же неплохой бонус. Было у нас негласное понимание, что хорошо, что нет. Саша хорошо разбирался в стихах. В культурных вопросах нам вообще сначала везло больше. Понимали друг друга с полуслова. Говорили в пресловутую темноту часами.

Оба органически не переносили лицемерие. Оно было противно нам как насморк. Но я-то потом повзрослела. Вакцинировалась, так сказать. Саша при виде моих московских друзей продолжал температурить. Знал бы он, куда я теперь устроюсь работать – взял бы больничный от наших отношений.

Ещё Саша сам почти не опаздывал. Тяжело переносил чужое разгильдяйство. Даже не как личное оскорбление. А скорее с участием. Так смотрят на ребёнка, что обляпался мороженным. С осуждающим состраданием.

Дети. Это место мы оба обходили, как белое пятно на карте. С изяществом Титаника, не верящего в айсберг. Не проговаривали саму непроговорённость. Оба детей хотели, но не сейчас. Точных параметров наше «не сейчас» не имело. Больше всего это нервировало наших мам. Не сговариваясь, настоятельно требовали внуков.

Ещё Поволжск. У нас было разветвлённое дерево общих друзей. Корневая система воспоминаний. Куча приколов и словечек, понятных только нашим. Посторонним понадобился бы переводчик. Наша юность напоминала сросшиеся яблони.

Искренность. Саша хоть и держал всё в себе как в сейфе, но, если пойдёшь навстречу – говорил честно. До школьной беззащитности. Признавался, что завидует моему внезапному успеху с фильмом про Гипера. Что устал биться год за годом в эту стену. Что чувствует себя ничтожеством. Рассказывал только мне.

Саша любил искренних. Но не отбитых и навязчивых. Тактичных. Нам нравились одинаковые. И не нравились одинаковые. На вечеринках обсуждали других одними взглядами. Сплетничали на телепатическом уровне. По пути к метро хохотали, сверяя свои догадки. Сходилось. Я всегда ощущала в нём какое-то трезвое отношение. Точку отсчёта. Незыблемую как бетонный пол. Что нас слепили на одной фабрике. Одинаково ко всему относились. Не ко всему. До сих пор не понимаю, почему он выбрал Риту. Такие «просветлённые» женщины всегда вызывали у него желание убежать.

Секс. Секс с Сашей был хороший. В начале страстный и неумелый, как торнадо в кладовке. Потом всё плавнее, точнее. Ленивее и меньше. Пока не сошло на нет, в эпоху больших ссор. Последний раз – аккурат перед разрывом. Когда вернулся от этой Риты. Интересно, он с ней спал уже тогда? Я никогда ему не изменяла. Хотя предложения были. Дэн, например. Всё пытался перевести нашу дружбу в горизонтальную плоскость. Но я хотела довести всё с Сашей до логического конца. Мы с Сашей не занимались сексом. Любовью, нежностью, друг другом, но не сексом. Последний раз – да. Последний раз – сексом. Но и не друг с другом – каждый мстил своему прошлому. Я, кстати, могла и залететь. Не залетела. Даже наши организмы не хотели дальнейших отношений.