Какой же ты урод. Ты просто ищешь подтверждения, что ты неудачник. И вот поэтому – да, Саша, да, ты неудачник. И ничего не добьёшься. Потому что носишься со своим уязвлённым самолюбием.

Класс! Спасибо! Не надо никакого фильма, Ксюша. Никакого фильма и не будет, Саша! Это я не хочу жить с тобой, Ксюша.

И он, обдирая фалангу, сорвал кольцо и швырнул ей в ноги.

Идиот. Мудак. Какой же ты мудак.

И она легко сняла кольцо и кинула в него. Звонко и зло сверкнула по кухне дуга.

Потом они ещё кричали самые болезненные вещи, он – что её испортила Москва. Она – что он боится показать себя настоящим.

Да не хочу я этой торговли собой. Я хочу просто песни петь. Твои песни не нужны никому – без тебя. Так мир сейчас устроен. Нужен человек, герой, ты не спрячешься больше. Да не прячусь я! Это просто неприлично. Приличия поменялись, Саша! Я не хочу так, не хочу, он сидел, обхватив голову на полу, не хочу ничего, оставьте меня в покое, зачем всем видеть меня уродом каким-то? Да, Саша, ты не урод. Все такие. И все увидели бы, что ты такой же. Узнали бы себя. Нет! Я не хочу, как все. Меня возненавидят таким. Да почему? Потому что я урод. Ты не урод. Ты где-то нелепый, но искренний и добрый. Тебя полюбят таким. Я не хочу, Ксюш. Саш, такого тебя – полюбят. Себя узнают. А то, что ты хочешь – скучная жвачка. Ну и пусть, я не хочу так. Саш, я понимаю, но… Чёрт, я так не хочу так жить. Ты сам это выбрал. Чёрт, блядь, не хочу так. Я понимаю, Саш. Я просто хочу петь. «Просто» теперь нельзя. Ты можешь просто, но это будет не то, малыш. Все хотят этого.

Ох.

Я понимаю, Саш. Прости меня, Ксюш. Ладно. Прости, я всё испортил. Мне просто очень… мне не хочется. Я понимаю. Но если ты хочешь хорошее кино, надо так.

Ох.

Я понимаю, Саш.

– Прости меня, Ксюш.

– Ладно. И ты прости.

Они легко нашли его кольцо, а вот её искали долго, легли спать и нашли только под утро.

И теперь он позволял зрачку камеры плыть где-то с краю, но всё равно чувствовал его – плечом, щекой, лопаткой – с досадой, раздражением. Опять его снимают в самый сложный момент. Но он говорил себе – это для фильма, и становилось легче. Он уже не хотел никакого фильма. Он делал всё для неё. Он вспоминал ту скрипачку в переходе, она так расстроила Ксюшу, лишила её дипломной работы, он не хотел поступить так же. Но в глубине души всё равно вставал на сторону героини. А тот рэпер – он был такой свободный, и давал снимать себя в любых моментах. Чем Саша хуже его? Нет, Саша даст снять про себя этот грёбанный фильм, чего бы не стоило.

Потом был этот фестиваль. «Горизонт». Он долго стоял изумлённый, посреди комнаты, даже не понимал, почему она не понимает, что его так шокировало. Она отправила трейлер фильма на фестиваль – ей теперь позволялось сдать заявку даже в таком виде – не спросив его. Не показала ему, что получилось. Она говорила, что фильм не готов.

Но трейлер-то готов. Но это трейлер, Саш. Да Ксюш, может я вообще не хочу участвовать в этом фестивале. В смысле – ты, ты вообще не участвуешь, участвует фильм, который сняла я, я участвую. Ты? Это фильм про меня! Я имею право решать, Ксюш. То есть, если тебе не понравится фильм, ты запретишь мне его отправлять? Ну вообще-то, да. Так. Давай-ка проговорим всё. Я сняла про тебя фильм. Я три месяца ходила за тобой. Ты мне тут весь мозг вынес, лез с советами. И теперь ты мне запрещаешь публиковать фильм? Я ещё ничего не запрещал! Но я же должен увидеть, Ксюш? И что – увидишь – и если тебе не понравится – что дальше?

Он стоял посреди комнаты и не понимающе двигал ртом, глядя на неё – за компьютером, раскрыт таймлайн с его маленьким угрюмым лицом в гримёрке – он не понимал, как она может не понимать.

Блин, ну если мне совсем не понравится, мне что, нельзя ничего сделать? Если я не захочу, чтобы меня таким видели? Это же я? Это не ты, Саша, это фильм про тебя. И его сняла я. Подожди, малыш, но по закону-то я могу запретить снимать про меня, ну если я против. По закону? По закону?! По какому закону, Саш, мы же договаривались! Ксюш. Ты совсем охренел?! Ксюш. Ты хочешь, чтобы что – выкинула два месяца работы, месяц монтажа, просто потому что тебе не нравится? Я от стольких предложений отказалась ради этого фильма! Ксюша, блядь! Я просто теоретически спросил. «Теоретически»?! Ты допускаешь такое? Ты вообще что ли? Да я даже не видел же! Покажи мне. Да ещё ничего нет. Я не успеваю всё смонтировать. А зачем отправила тогда?! Да потому что им надо, блядь, отправить заявку вовремя, иначе меня вообще не возьмут. Ладно. Ладно. Но покажи хоть, что есть. Нет. Почему? Потому что не готово. Да я же пойму. Я же примерно понимаю, что было. Саш. Что? Тебе не понравится. Мне надо доделать. Но ты же уже отправила на фест заявку. Покажи хоть её? По ней ты точно не поймёшь. Ну покажи.

Ладно.

Она показала ему в итоге и трейлер, и черновой монтаж. Всё, что было готово.

Это было ужасно. Он увидел себя – нелепым, сломленным, пошлым человечком с гитарой, которому тридцать, который хотел какой-то славы. На что он рассчитывал, этот идиот с гитарой, с говнорокерской группой, такой несовременный, господи, неужели он такой, особенно запомнился кадр, где он в студии слушает записанную песню, самодовольно повторяя губами свои же строки, неужели он такой урод, неужели ты видишь меня таким, Ксюш, Ксюша, неужели, зачем ты меня таким делаешь, зачем, да ты с ума сошёл, я знала, что тебе не понравится, конечно, не понравится, я же здесь конченный, сам ты конченный, ты здесь офигенный, живой, настоящий, да пошла ты – в тот вечер они снова разругались в хлам.

Что он запомнил из той ночи сильнее всего? Кольца синяков на запястьях, хватал её, чтобы не ушла? Как прокусила себе губу до крови от злости на него? Или как прятала хард с исходниками, потому что боялась, что он уничтожит фильм? Как они плакали посреди кухни и осколков кружки с очередного фестиваля, а потом снова начали ругаться? Да, скорее всего ему запомнится это – что они всё не могли вырваться из этой петли. Они кричали как сумасшедшие, подначивали друг друга, били в слабое, и другой заводился от удара, как ужаленный, метался по квартире, а первый пытался его успокоить и даже доходил до извинений, и они почти примирялись, но обида ещё оставалась, они были на взводе, и вот, на волне примирения, кто-то открывался, и говорил, что думал, и вновь задевал другого, и опять всё переходило в крик. Усталость. Они устали ругаться в тот вечер. То она, то он хотели уйти. Вся квартира была перевёрнута. Бумажные светильники Икея, склеенные с прошлой ссоры – кем-то разорваны вновь. След его кулака на холодильнике. Идиот, разбил руку, не мог играть неделю.

В итоге она убедила его, что фильм мало, кто посмотрит. Он сказал, что не будет выкладывать фильм нигде у себя, в рамках промо к альбому, как он хотел до этого. Она согласилась на это. Они так устали, но они оба, через петлю одной и той же ссоры пришли к главному. Их брак важнее любого творчества. Тогда он признался, что просто боится этого фильма. Она призналась, что фильм много значил для неё. И ей обидно, что он не принимает себя таким, каким она видит его. Он дал обещание, что попробует, но ему обидно, что она видит его таким нелепым. Они оба не ушли только потому, что любят друг друга. И готовы пожертвовать своим делом ради этого брака. Распухшие от слёз и крика, обнимались, выметали осколки, расставляли разбросанные вещи, курили одну на двоих. Они сделают всё, чтобы сохранить их брак. Это самое главное.

Через два дня «Гидра» без спросу Ксюши выложила трейлер фильма. В рамках пиара будущего фестиваля доккино «Горизонт» – статья с трейлерами будущих участников. Абзац перед трейлером «Никто не знает Сашу» звучал примерно так:

«Какого это быть бардом в эпоху, чьими главными героями остаются рэперы и ютуберы? Трагикомичная история музыканта с откровенно архивным жанром, который в своих попытках добиться минимальной славы выглядит почти трогательно. Бонусом к мучениям героя – во всех смыслах тяжеловесная рок-группа «Зёрна». Усугубляет положение, что лента снята женой главного героя, мощно заявившей о себе на прошлом…»

Она говорила, что они выложили трейлер, не согласовав с ней. Она звонила в редакцию, но там не понимали, чего она хочет. Она извинялась перед ним, звонила организаторам фестиваля, пыталась всё уладить.

В своих самых сладких мечтах он ехал автостопом из Москвы в Восточную Европу, нелегально пересекал границу, покупал у румынских мафиози потёртый, но надёжный «Калашников», приезжал в Прибалтику, где в семикомнатной квартире находилась редакция «Гидры», и в костюме доставщика пиццы – новоявленный Геракл нашего времени – хладнокровным шуттингом прижигал комнату за комнатой, отрубая головы мерзкой рептилии.

В реальности же, в комментариях к трейлеру уже вскакивали как прыщики едкие редкие – каждый врезался Саше в память вместе с аккаунтами типа Alter Ego1 или yy fky или user1488:

«уж лучше это чем ваш сквиртонит (на самом деле нет)» (24 лайка)

«когда забыл, что на дворе 2к18» (20 лайков)

«почему в кадре нет костра» (16 лайков)

«жену дома ждёт серьёзный разговор» (52 лайка)

«когда гидра довела пару до развода» (71 лайк)

В реальности же, когда она дозвонилась до Горизонтовой, та начала нахваливать её трейлер и просила выслать хотя бы черновой монтаж – как можно скорее, а она улыбалась и кивала, он пытался сказать ей – попроси удалить трей… – т-с-с-с! – шипела она на него, корчила страшную гримасу, махала рукой, уходила в кухню, улыбалась голосу, говорила трубке «да-да, конечно, я понимаю», он психанул, стал одеваться, чтобы уйти.

– Куда ты собрался, что случилось.

– Ты сказала им удалить трейлер?

– Она за это не отвечает, я позвоню в редакцию, Саш, тут ещё…

– Когда.

– Сейчас попробую ещё раз. Тут ещё…

– Что.

– Она просит разместить тизер на сайте «Горизонта».

– Что?

– Ей очень понравился тизер, и герой, она хочет разместить его и несколько других на сайте.

– Ты отказала?

– Саш, это мой шанс, чтобы…

– Что?!

– Саш…

– Ты же мне обещала? Сколько тебе, блядь, ещё нужно шансов? Сколько? Зачем ты меня убиваешь. Мы же договорились…

– Саш.

– …что мы важнее! У тебя есть всё! Заказы, фестивали, всё есть. У меня нет ничего, надо мной все смеются из-за этого тизера…

– Да кто, блядь, надо тобой…

– В комментариях, кто!

– Три человека?

– А тебе мало?

– Они ещё фильма не видели…

– Да они и не увидят его!

– Что?

– Я запрещаю тебе публиковать фильм со мной. И тизер.

– Ебать.

– Да.

– Я опубликую, Саш

– То есть, тебе насрать на меня?

– Нет – это тебе насрать на меня и мой фильм! А мнение трёх сранных комментаторов тебе важнее мнения жены-профессионалки…

– Ахуеть! «Профессионалка»! Режиссёрка, блядь,....

– … потому что ты всегда ведёшься на чужое мнение и мнение других людей тебе важнее…

– …смешала мужа с говном, видимо, чтобы угодить трендам…Что?

– …а не родного человека… что?

– Да пошла ты нахуй!

– Да пошёл ты в пизду!

Если застенаграфировать все их ссоры, и проранжировать такой архив ругани по степени ужаса, этот двухстраничный протокол даже не казался бы самым тяжким – они говорили друг другу вещи и похлеще. Но они уже устали. Устали оба. Любой, кто оказался бы с ними незримым оком – а ему теперь вся жизнь мерещилась докфильмом про абьюзера-неудачника, и невидимый зрачок камеры жёг край глаза – любой бы услышал в этой ссоре – всё.