Печать первая – Йозеф – Матфей

– И я тоже в это верю. Но вы же здесь появились не для того, чтобы пофилософствовать, не так ли, господа чекисты? – сказал грубый мужской голос, когда Феликс закончил свой рассказ.

Мы оба повернулись к его источнику и увидели козла с начертанным на голове красным крестом. Он сверлил нас своими раскрасневшимися глазами, из которых непрерывно лились слёзы. Его просторные монашеские одеяния не оставляли сомнений: перед нами был сектант. Вот только тот ли это был человек, которого мы искали?

– Ты Матфей? – спросил у него я без излишних прелюдий.

– Допустим, да. Что дальше? – Он был спокоен и даже несколько расслаблен, несмотря на постоянное слёзотечение.

– Дальше мы тебя арестуем. За убийство.

– Я никого не убивал.

– Вот в этом мы и разберёмся. Но сначала ты пойдёшь с нами.

– С какой стати?

– С той, что мы из Особого отдела ВЧК.

– У вас здесь нет власти. Вы же в курсе, что мы сейчас в Венгрии? В городе Вышеград, если быть точным. Подземелья под Башней Соломона.

– В Венгрии с каких-то пор убийство стало законным?

– Нет. Но с тех пор, как пала Венгерская Советская Республика, ЧК стал незаконным. Ваша зараза здесь была уничтожена и теперь гонима.

Я слегка наклонился к товарищу и тихо произнёс:

– Слушай, Феликс, прострели-ка ему колено для острастки. Так, за глумление над венгерской трагедией.

Глаз напарника вспыхнул, но стрелять он не стал.

– Не могу. – сказал он.

– Почему? – спросил я.

– Он увернётся.

– От твоего выстрела? Ты же можешь рассчитывать траекторию…

– В том-то и дело. Я просчитал все возможные варианты попаданий. И в каждом он автоматически уклонится от всех моих выстрелов. Даже от серии из всего магазина. Его тело… Я почему-то уверен, что его инстинкты позволяют предсказывать угрозу так же, как мои помогают мне эту угрозу осуществлять. Это что-то вроде чрезмерно сильного вестибулярного аппарата.

Я вновь посмотрел на Матфея. Он не выглядел так, будто бы мог представлять для нас хоть какую-то опасность. Но если Феликс считал, что его невозможно ранить пулей, я был склонен ему верить. В анализе он всегда был лучше меня.

– Итак, – сказал я, – я не собираюсь вступать с тобой в спор по разграничению обязанностей всяких международных служб. Мы сейчас здесь, и мы тебя арестуем, несмотря ни на что. А потом ты выложишь нам всё, что знаешь об убийстве Шарикова.

– Ну, вы можете попытаться меня арестовать. Но не думайте, что я не буду сопротивляться. Я это место не просто так охраняю.

Он достал откуда-то из-под своей мантии шашку. Это, очевидно, был вызов лично мне, и я не мог его не принять. Мой меч также легко выскочил из ножен, и, крутанув восьмёрку для разминки, я приготовился к тому, чтобы пообрубать этому наглому сектанту всё, чем он там собрался сопротивляться. Конечно, я понимал, что раз он может уворачиваться от пуль, значит, и от шашки моей увернётся. Но мой план состоял в том, чтобы он как можно быстрее «перегорел», используя свою способность слишком долго.

– На войне, знаешь ли, я достаточно махал этой штукой, – сказал я. – И я достаточно хорошо фехтую, чтобы порезать тебя, какой бы силой ты там ни обладал! Лучше сдавайся без боя и тогда сможешь на следующий день проснуться со всеми своими конечностями.

– Лучше бы ты на войне и полёг, краснопузый, вместо того чтобы тут кичиться. За царя-батюшку. Хоть бы жил без позора. – Он, в отместку, также стал пытаться вывести меня на эмоции, чтобы я оступился и совершил ошибку.

Но мы оба были непреклонны и потому всё ещё стояли друг напротив друга, не сделав и шага.

– Ну, твой царь-батюшка с позором умер. А я всего лишь живу с этим позором. К тому же что же ты по нему страдаешь? Он нас, проклятых, ненавидел. Да и весь народ в целом.

– А как нас можно любить? После того как мы допустили, чтобы с царской семьёй сделали такое?

– Нет ничего более бескорыстного, чем любовь раба к своему хозяину.

– От раба и слышу. Морда жидовская!

– Польская, вообще-то.

– Один чёрт, предатели всего святого.

– Не самая плохая роль, знаешь ли. Всяко лучше, чем целовать господские пятки.

– Вы драться не собираетесь, как я понимаю, – сказал язвительно Феликс, наблюдающий за тем, как наша словесная перепалка перетекает в фарс. – Вы похожи на двух собак, которые остервенело лают друг на друга из-за забора, но никогда не нападут. И это уже даже не смешно.

– Да ладно тебе, любая хорошая драка должна начинаться с крепких слов, – сказал я.

– Да, тем более мы вроде как идеологические враги. Тут уж сам бог велел задеть друг друга, – подтвердил мои слова мой противник.

– Это глупо. – Лис развёл руками. – Мы с вами все здесь взрослые люди и все всё прекрасно понимаем. И если уж взрослые люди задумали поубивать друг друга, то пусть убивают без храбрящих кричалок и не тратят время. Мы же не былинные герои и не персонажи какой-нибудь дрянной книги.

– Умеешь ты портить веселье, Феликс.

– Делу время, а потехе час, друг. Ладно, я вам помогу начать.

С этими словами лис вскинул оба маузера и открыл огонь по монаху. Тот, как и предсказывалось, увернулся от всего залпа. Однако это дало мне столь необходимое окно для инициативы. Я рванул к своему врагу и нанёс стремительный рассекающий удар в район его живота.

На удивление, козёл смог отпрыгнуть и от этого удара, оставшись невредимым. Однако теперь он был обязан защищаться и уклоняться от града моих ударов. Фехтовал он не очень хорошо, но его чёртова способность позволяла ему отскакивать всякий раз, когда он открывался или не успевал поставить блок от моих разящих скоростных замахов.

Феликс также не переставал стрелять по нам, создавая лишнее напряжение для Матфея. И мы кружились в смертоносном танце, высекая искры из металла. Если быть менее поэтичным, то кружился только я, применяя всё мастерство, полученное на фронте, чтобы не давать противнику ни минуты расслабиться. Я осыпал его ударами, а он неизменно от них уклонялся, всё же будучи не в силах мне ответить.

В какой-то момент мне стало казаться, что скорее один из наших мечей треснет и сломается от такого напряжения, нежели кто-то из нас сдаст текущие позиции. И вот тот, с кем это случится прежде соперника, и проиграет в дуэли. Думая об этом, я на секунду забылся и слегка оступился, допустив ошибку. Да такую, что мой противник, будучи совсем уж неуклюжим мечником, смог всё-таки пойти в контратаку.

Я отпрянул, но его клинок прошёлся в точности по моей проклятой руке, распоров и перчатку, и длинный ворот плаща. В момент, когда моя проклятая плоть показалась на свет, оступился уже мой оппонент, на секунду замерев и потеряв всякую концентрацию. Этим не замедлил воспользоваться я, со всей силы вмазав ему кулаком по носу. От удара он не только не смог уклониться, но и полностью потерял равновесие, выронив шашку и приземлившись на каменную кладку.

– Я сдаюсь! – совершенно неожиданно произнёс он и поднял копыта в воздух.

– Быстро ты сдулся, – сказал я, убирая клинок обратно в ножны.

– Я больше не хочу с тобой драться.

– Что это он вдруг стал таким шёлковым? – спросил Феликс, также убравший оружие.

– Выясним, когда приведём его в контору и намнём бока, – заключил я.

Печать первая – Феликс – Допрос

Я проходил через приёмную со стеклянной бутылью, когда наш штатный секретарь вдруг остановил меня неожиданным вопросом:

– Я так понимаю, что ваше дело оказалось не столь уж и скучным, как следовало бы полагать?

– Учитывая, что мы подвергли опасности полгорода? – Я задумался на секунду, а затем продолжил: – Вполне. Это даже не слишком похоже на наказание.

– Теперь вас едва ли кто-то снова накажет или отнимет ваше дело. Начальство отметило вашу роль в устранении угрозы заражения.

– Но всё планировалось не так?

– Планировалось, что вы сразу провалитесь и будет резонный повод вас отстранить.

– А оно вот как вышло, ха! – Меня обуяло злорадство над несбывшимися планами Бельчина, нашего начальника.

– Но этот успех всё ещё не искупает ТОТ СЛУЧАЙ… – Ибис помрачнел.

– Ну да, ТОТ СЛУЧАЙ… Вы из-за него и хотели от нас избавиться, я понял.

– Тебя никто не винит. А вот товарища Ярузельского…

– И тем не менее избавиться вы хотите от нас обоих?

– Ты же понимаешь, что это всё вполне себе заслуженно? По крайней мере, с точки зрения других сотрудников Особого отдела?

– Ну спасибо хоть, что как профессионалов нас цените! – Возмущённый этим скоротечным диалогом, я направился дальше.

Мне и думать-то более не хотелось о ТОМ СЛУЧАЕ. Но мне, конечно же, все будут постоянно о нём напоминать, забывая и про мои прошлые заслуги, и про то, что моей вины не было. Как всё же иногда одно событие может повлиять на репутацию человека столь сильно, что его иногда и, собственно, за человека перестают считать.

Мне было жаль, что такое случилось с Йозефом. Да и себя самого было жаль не меньше. Но жалость ситуации не исправит, особенно той, что уже произошла и переросла в факт. Так что приходится жить с тем, что мы имеем. И стараться не сильно вспоминать о прошлом. Оно всё равно само о себе напомнит.

Я дошёл до двери, у которой меня ждал мой напарник. За ней располагалась небольшая комнатка для допросов, куда мы оба и направились без лишних разговоров. За столом сидел козёл, закованный в наручники. Его глаза всё ещё не переставая слезились, и я всё ждал, когда же вода в его организме закончится. Но воды в нём, кажется, был неиссякаемый источник, и, несмотря на покраснение глазных яблок, монах чувствовал себя бодрячком.

– Итак, Матфей, Матвей или как там тебя ещё звать… зачем ты убил доктора Шарикова? – спросил Йозеф, грозно хлопнув по столу.

– Я его не убивал. Не знаю, с чего вы это взяли… – Козёл покачал головой.

– Шарикова убили палашом. Мы нашли палаш… – начал было я, но Матфей меня быстро прервал:

– Вы что?! Вы думаете, я мог убить кого-то священным клинком короля Иштвана?! Или вы всех считаете святошами вроде себя?

– Ну да, едва ли он мог… – шепнул я товарищу, а затем вновь обратился к допрашиваемому: – А что ты скажешь насчёт того, что таких мечей в Москве почти нет? А на твоём есть капли крови.

– Это кровь Базула, князя, что восстал супротив Иштвана. Ей лет девятьсот уже! Кроме того, не кажется ли вам, что палаш не настолько редкий меч, чтобы подозревать одного меня? Мало в Москве музеев? А бывших кавалергардов мало?

– Значит, ты и про кавалергардов знаешь, – заметил я.

– Знаю. Они даже среди нашего маленького аристократического сообщества были.

– И много из них в городе на семи холмах? – спросил Йозеф.

– Один. Но с вашим профессионализмом в обвинении случайных людей вы его точно не поймаете. Почему этим делом вообще занимаетесь вы, а не сотрудники московского уголовного розыска?

– Кто это? Кого ты имеешь в виду? – Йозеф ещё раз стукнул по столу.

– Скажу, когда ответите на мой вопрос. Я на ваши вопросы охотно отвечаю. Почему меня мучаете вы, а не МУР?

– Сотрудники уголовного розыска не занимаются делами, связанными со смертью проклятых. Это наша работа, – пояснил я.

– Кроме того, Шариков сотрудничал с ВЧК, – добавил мой напарник.

– Правда? Почему ты мне об этом не сказал? – Я был удивлён вскрывшемуся факту не меньше, чем наш пленник.

– Потому что сам только недавно узнал. Шариков и правда был кротом. И в руководстве Особого отдела знали, куда примерно нас приведёт эта ниточка, – сказал Йозеф.

– И думали, что нас этот контрреволюционный клубок задушит. Ясно, – кивнул я.

– Так всё же, кто этот московский кавалергард? – Мой напарник вернулся к допросу.

– Морозов.

– Глава Синдиката? – Глаза Йозефа радостно расширились.

– Он самый.

– И какой у него был мотив? – спросил я, не доверяя возникновению нового подозреваемого.