– Тем не менее, – продолжил он, – есть некоторый шанс, что в ходе процесса будут выявлены процессуальные ошибки и вас освободят.

Мама дорогая, какое я почувствовала облегчение! Вряд ли найдется человек, который бы ему не доверял.

– Ну что ж, приступайте к работе. Вы не представляете, какие здесь условия и люди!

– Конечно. Но прежде нам необходимо обсудить один деликатный вопрос.

– Я так понимаю, речь идет о вашем вознаграждении?

– Верно.

– С этим проблем нет. У меня есть пенсия.

Он улыбнулся.

– Рад за вас. Это очень важно. Тем не менее необходимо, чтобы вы понимали, что стоимость моих услуг, как и услуг моей фирмы, намного превышает финансовые возможности даже очень состоятельных людей. Можно сказать, что немногие могут позволить себе воспользоваться моими услугами. – Он просиял, демонстрируя идеально ровные и блестящие зубы. – Но все это пустяки. Мы наверняка найдем решение.

– Я могла бы занять несколько сотен злотых у сына, – предположила я.

– О, вот уже вам в голову приходят хорошие идеи, – сказал он. – Мы прекрасно с вами взаимодействуем. Это очень важно.

Он обвел взглядом комнату.

– Мне жаль, что я ничем не могу вас угостить.

– Ничего страшного.

– Видите ли, есть у меня один маленький недуг. Огромное желание помогать другим. У вас, наверное, тоже.

– В достаточно ограниченной степени, – вставила я.

– Тем не менее я надеюсь, что вы захотите мне помочь. Ничего особенного. Я и другие серьезные люди с добрым сердцем хотели бы помочь одной заключенной, но у нас нет с ней связи. Сами понимаете: бюрократия, помехи. Кроме того, она только что попала в тюремный лазарет, поэтому связь с ней в еще большей степени ограничена. Это одинокий, потерянный человек, нуждающийся в помощи. Так же как вы. Необходимо передать ей сообщение.

– Неужели вам некого попросить об этом?

– Конечно есть. Люди стремятся найти возможность оказать мне подобную услугу. Взамен я готов взять на себя безвозмездную защиту. Конечно, не лично, но могу вас заверить, что наши стажеры – самые трудолюбивые люди на свете.

– Я передам сообщение, – заявила я. – Ведь эта женщина в беде, как я. Своим альтруизмом вы пробудили и во мне потребность помогать другим.

Он широко улыбнулся и достал из кармана пиджака стильную перьевую ручку и написал что-то на листке бумаги.

– Передайте это Эве Новак. Как вы уже догадались, речь идет о словах ободрения и поддержки.

Я прочла:

«Дорогая Эва, мы всегда будем помнить тебя! Коллеги».

– Пожалуйста, запомните, – сказал он и убрал листок. – Это очень важно, и время поджимает. Вы должны передать послание как можно скорее. От этого зависит и ваше будущее. Надеюсь, вы это понимаете. Вы же не хотите, чтобы я предложил свои услуги кому-то еще?

– Конечно не хочу, – сказала я. – С чего бы мне этого хотеть?

– Никому ни слова, – твердо добавил он. – Это не шутка. Прошу четко это осознать.

– Да чтобы я раскрыла секрет?! Даже если они будут морить меня голодом несколько часов, даже если они не дадут мне положить сахар в чай… Я никому не скажу, только получательнице, заверяю вас. Но и вам следует поторопиться с помощью, потому что я не буду ждать здесь вечно.

– Мы защитим вас в суде. Вам придется потерпеть до этого времени и дожить до суда. Прежде всего, вы не должны попадать в неприятности. Не позволяйте, чтобы вами манипулировали. Вам здесь не место, вы не одна из них, вы одна из нас. Самое главное – держаться достойных людей.

Он встал, снова обошел столик и отодвинул от него стул, на котором я сидела. Находиться в обществе подобных людей – вот это я понимаю!

Мы пожали руки, он поклонился, и я вышла.

На этом приятные впечатления закончились.

Глава 2

Медленно, но неумолимо я начала осознавать, что все происходящее на самом деле происходит. Невозможно было от этого отгородиться, отстраниться, забиться куда-нибудь в угол и переждать. Теперь это касалось именно меня. Я годами боролась за то, чтобы на меня обратили внимание, и наконец получила его. Очень щедро, большое спасибо.

Мне нужно было как можно быстрее взять себя в руки и начать действовать, потому что все выглядело уже довольно серьезно. Эти люди были готовы действительно запереть меня здесь и не выпускать. Сделать меня представительницей гнилой интеллигенции!

Я оказалась в месте, где культурные люди не бывают. Если только они не знаменитости на закате своей карьеры. Если бы в клубе для пенсионеров выяснилось, что у меня был такой тюремный эпизод, я всегда смогла бы сказать, что это тренд. Твердо и уверенно заявила бы, что сейчас это в моде, как раньше – пластические операции и лечение от зависимостей.

Хотя мне удалось неплохо рационализировать проблему, я не смогла до конца сбалансировать свои эмоции.

Меня накрывало волнами жара и приступами паники. На ум приходили все эти садистки-надзирательницы, психопаты-охранники, насильники в ду́ше, грязные холодные подземелья из фильмов, и я подумала: почему именно таким должен быть мой чертов закат бытия?

Боревич привел меня в небольшой, скромно обставленный кабинет. Внутри была невысокая женщина в зеленой униформе и резиновых перчатках – надзирательница. Она равнодушно посмотрела на меня.

– Наконец-то хоть кто-то похожий на человека с мозгами, – сказала она. – Может быть, с вами не будет проблем.

– Со мной? Конечно не будет, – заверила я ее. – Почему со мной должны быть какие-то проблемы? Я даже не знаю, что такое проблемы.

– Это хорошо, вы себе даже представить не можете, какова нынешняя молодежь.

– О да, трудно не согласиться. Падение морали, никакого уважения. Никаких принципов. Озверение, темнота, дичь.

Мы мило улыбнулись друг другу.

– Вы немного похожи на мою свекровь, – сказала она.

– Надеюсь, она красивая женщина, – ответила я. – Не обижайтесь, но я действительно похожа не на кого попало, а на одну очень известную актрису. Вы, наверное, догадываетесь на кого.

– Она должна была приехать.

– Она, наверное, гордится своей невесткой. Такая важная работа, ответственная, низкооплачиваемая, идейная. И эта униформа так хорошо скрывает недостатки вашей фигуры.

– Да, конечно! Она вовсе не гордится мной. Напротив. Она ни разу здесь не была. Вроде как собиралась приехать, навестить, но ясно же, в чем причина. Контроль!

– Так, может быть, здесь она смогла бы получше вас узнать?

Она как-то косо поглядела на меня.

– Ну, ладно. Мило пообщались, – сказала Надзирательница. – Но не будем терять время. Раздевайтесь.

– Да, – согласилась я. – Здесь действительно душновато. Можно проветрить.

Я сняла свитерок, накинула его на плечи и уселась на стул.

– Если вас не затруднит, – добавила я, – я бы не отказалась от чая.

Она улыбнулась, но как-то неискренне.

– Раздевайтесь, – повторила она.

– А мне уже полегчало. Не стоит обо мне так беспокоиться.

– Догола.

– В смысле догола? – рассмеялась я. – По-моему, вы слишком много времени проводите в тюрьме.

– Раздеться! Присесть! Покашлять! – приказала она, повысив голос.

Я взглянула на нее, но увидела лишь каменное выражение лица.

– Ни за что, – ответила я. – Еще чего удумали!

– Тогда мне придется это сделать.

Я пожала плечами:

– Да пожалуйста, раздевайтесь, приседайте и кашляйте, раз вам так хочется.

– Мне придется вас раздеть!

– Что это вообще за фантазии?

– Я надеялась, что хотя бы с вами не будет проблем.

Она подошла к шкафчику, сняла трубку старомодного телефона и набрала номер.

– Алло, – сказала она в трубку. – Говорит сержант Чаплиньская. Алло! Сержант Чаплиньская! Совсем оглох, что ли, черт возьми! Вызываю опергруппу «Антанта». Осужденная скандалит.

– Стоп, стоп, стоп! – воскликнула я, поднимаясь со стула.

Я хотела схватить телефонную трубку, но она заслонила аппарат своим телом.

– Да? – Она посмотрела на меня и прикрыла трубку.

– Я разве скандалю? – невинно спросила я. – Сразу вызывать опергруппу? Зачем? В этом нет необходимости. Пусть ребята отдохнут. Может, покушают…

– Вы разденетесь?

– Чем больше вы настаиваете, – начала объяснять я, – тем больше у меня возникает неприятных ассоциаций с домогательством.

Она положила трубку.

– Ну знаете что? В конце концов, мы же женщины. А как вы у врача раздеваетесь?

– Врач – это совсем другое дело. Он – мужчина.

– Давайте не будем затягивать. Я должна проверить, не пытаетесь ли вы что-нибудь пронести.

– Пронести? Как?

Она тяжело вздохнула, опустив взгляд ниже пояса моей юбки.

Я аж вспотела.

– Вы с ума сошли?! – спросила я. – Я что, себе туда что-то засунула?! Зачем?!

– Я много чего повидала.

– Как вы себе это представляете? Что у меня там может быть? Ножовка по металлу?

– Женщины провозят опасные инструменты, запрещенные предметы, наркотики…

– Может, у меня там вообще ларек с хозтоварами! – возмутилась я. – Кто знает? На самом деле проверьте, а то вдруг я спрятала и забыла! Память уже не та! Если вы найдете очки моего мужа, я буду вам бесконечно благодарна!

– Вы издеваетесь?

– Вы не представляете, как бедолага без них плохо видит! Он щурится вот так… – Я показала, как бедный Хенрик щурится. – Вот так щурится. И почти ничего не видит. Вы понимаете?

– Последний раз говорю, нечего надо мной издеваться.

– Да как можно? Мне вообще не до шуток. Я сейчас опишу вам очки: толстые стекла, полупрозрачная оправа и проволочные дужки. Наверняка вы их узнаете!

Она покраснела от гнева и протянула ко мне руки.

– Хватит уже! – крикнула она, хватаясь за пуговицы моей блузки.

Рванула.

Это насилие!

Цап! Не успела я опомниться, как мои зубы впились в ее пухлую ладонь!

В определенных местах и при определенных обстоятельствах человек перестает быть самим собой. Тюрьма, безусловно, одно из них. Озверение – очевидное следствие заключения человека в клетку. А если человека превращают в зверя, то неудивительно, что он кусается. О чем тут говорить? Особенно если кто-то внезапно и без предупреждения хватает вас за одежду.

– А-а-а! – воскликнула она, хватаясь за красный и довольно глубокий след. – Вы меня укусили!

– Это случайно. Нечаянно… – заверила я, пытаясь взять ее за ладонь, чтобы проверить, не слишком ли серьезная травма.

Она вырвалась и кинулась к двери, открыла ее и выглянула наружу.

– Куда он опять провалился? – мрачно спросила она. – Черт возьми!

Вернулась, громко хлопнув дверью, открыла шкафчик и начала в нем рыться.

– Это нападение на охранника! – кричала она. – За это полагается предупреждение!

Я посмотрела на нее в недоумении.

– Что? – Я прыснула со смеху. – Всего лишь предупреждение и больше ничего?! Уморили! Может, мне еще и дневник принести?

– Вы еще пожалеете об этом!

– Легкая царапина. Это даже укусом назвать нельзя, а как стонет. Позор!

– Я вызываю опергруппу! – пригрозила она, заматывая руку бинтом, который ей наконец удалось найти.

– Я подожду снаружи, – сообщила я. – Не буду вам мешать.

Я оставила свои вещи, откланялась, чтобы не показаться невежливой, и покинула помещение.

В коридоре никого не было. В самом конце, за тройной решеткой и стеклянной дверью я заметила молодую очаровательную охранницу и Боревича. Они беседовали и улыбались. Боревич курил сигарету. Позорище. В восьмидесятые годы мог бы курить. Тогда это еще не было вредно или смертельно опасно. Но сейчас?! Только самоубийца может курить сейчас, зная, что цена сигарет состоит почти исключительно из акцизного сбора!

Я поправила одежду, сделала глубокий вдох-выдох и решила спокойно уйти.

Вперед!