Ноа кивнул, а затем сделал то, чего я совершенно не ожидала. Когда вокруг собралась толпа папарацци, охрана Ноа была поблизости, а мои родители, вероятно, прятались где-то, делая вид, что я не их ребенок, я поняла, что это вот-вот взорвет все социальные сети.

Мое первое скандальное упоминание.

– Прости, мисс Совершенство, но это было первое, что пришло в голову, – пробормотал Ноа.

А затем, его пальцы зарылись в мои волосы, оттягивая пряди у корней и запрокидывая мою голову назад, и его губы прижались к моим. Застигнутая врасплох, я приоткрыла рот, приглашая его язык исследовать меня. Это был требовательный поцелуй, от которого у меня перехватило дыхание.

Ноа Пратт целовал меня.

И это был не просто поцелуй. Это был… страстный поцелуй. Потому что, черт возьми, я целовала его в ответ.

Я целовала Ноа Пратта.

И я понятия не имела почему.

Его губы были горячими и влажными, и они двигались по моим с такой уверенностью, что я не могла не ответить. Его язык скользил по моему, исследуя каждый уголок моего рта, и я чувствовала, как по всему моему телу разливается жар.

Он отстранился на мгновение, чтобы перевести дыхание, и я увидела в его глазах огонь. Он снова прильнул ко мне, и на этот раз поцелуй был еще более страстным, чем прежде. Я чувствовала, как его руки сжимают меня, притягивая к себе все ближе и ближе, и я уже не могла думать ни о чем, кроме него.

Мы целовались, пока у нас не закончился воздух, и когда он первым отстранился, я почувствовала себя так, словно побывала в другом мире. Мои щеки горели, сердце колотилось, а губы покалывало.

Кто-то выкрикнул наши имена, и я моргнула.

Реальность наконец обрушилась на меня, когда щелчки камер продолжили свою работу. Я попыталась отстраниться от Ноа, отвесить ему звонкую пощечину, но вместо этого продолжала смотреть на парня, который уводил меня подальше от всего этого хаоса. И только когда мы оказались в его огромном внедорожнике, я снова смогла заговорить:

– Какого черта, Ноа? – прошипела я тихим и раздраженным голосом. – Ты… ты поцеловал меня?!

Ноа вцепился в руль, мышцы на его лице подергивались от того, что он стиснул челюсти.

– Проще было сказать, что я защищал свою девушку, и именно поэтому я потерял контроль, – пробормотал он, заводя двигатель и глядя вперед.

– Девушка?

– Да, Джина, девушка. Я знаю, что твоя репутация безупречна, и ты не хочешь оказаться в эпицентре скандала, так что… – он вздохнул и, наконец, посмотрел на меня своими большими темными глазами, – Просто… давай надеяться, что это не распространится по всем социальным сетям. Я сделал это ради тебя. Чтобы Джей Ти не выдвинул обвинения против тебя. Ради старой дружбы, так сказать. Представь, что этого дня не было, хорошо? Я отвезу тебя домой. Еще раз извини за дерьмовое шоу. Последнее, чего бы я хотел, – это целовать тебя перед камерами.

Бабочки в моем животе, которые затрепетали после поцелуя с ним, немедленно прекратили свой хаотичный танец. Конечно, такой парень, как Ноа, не хотел, чтобы его видели с кем-то вроде меня.

Что ты думала, Джина? Он поцеловал тебя, потому что был тайно влюблен в тебя? Ха! Идиотка.

Я проглотила внезапно возникший в горле комок и просто кивнула. Что я могла сказать? Спасибо, что разбудил во мне эту чертову школьную влюбленность? В конце концов, однажды я даже представила себе наш первый поцелуй, и это было явно не так.

– Надеюсь, тебе не придется делать это снова, – пробормотала я в ответ и прижалась лбом к стеклу.

Глава 2

Ноа

Я не новичок в прессе. Черт возьми, я для них практически золотой гусь, с помощью которого они, вероятно, кормят свои семьи. Ноа Пратт много раз попадал в заголовки газет, но сейчас была совершенно новая ситуация. Если этим стервятникам нравилось выставлять напоказ все то грязное белье, в котором я, казалось, постоянно оказывался (хотел я того или нет), то теперь в глазах всего мира печально известный вспыльчивый чемпион по боксу стал настоящим святым. Что было просто уморительно. Если бы я знал, что все, что для этого потребуется, – это поцеловать девушку с безупречной репутацией – Джину Бруно – на глазах у всех, я бы сделал это давным-давно.

Ладно, может, и нет.

С тяжелым вздохом я нажал кнопку блокировки на своем iPad, не потрудившись дочитать статью о том, что Джина, возможно, беременна от меня, и выскользнул из машины, направляясь к дому моей матери.

Двухэтажный коттедж с деревянной отделкой выглядел точно так, как я его помнил. Знакомые тонкие коричневые двери, деревянные окна, просторный, светлый и уютный интерьер. Даже для меня, который довольно давно жил один в дорогом пентхаусе в центре Лос-Анджелеса, этот дом казался настоящим домом. Хотя я заменил старые полы и окна, когда заработал свой первый миллион, и восстановил то, что мама и мой отчим не позволили мне выбросить. Мама любила этот дом, и не имело значения, что он помнил. Теперь он полностью принадлежал маме и Юджину – моему отчиму.

Из кухни донесся смех, голоса моей матери и сестры сливались воедино, и я прошел через маленькую гостиную, которая вела в нее.

Глаза мамы загорелись, когда моя высокая фигура появилась в дверном проеме.

– Ноа! – воскликнула она, бросая кухонное полотенце на стол и бросаясь обнимать меня, будто мы не виделись годами, а не неделю.

Вот такой была Вирджиния Пратт – шумной, любящей и всегда со счастливой улыбкой на лице. Редко можно было увидеть эту женщину озлобленной или хмурой. Через ее плечо я заметил, как Лана ухмыляется и одними губами произносит слова "маменькин сынок". Я показал ей средний палец, как сделал бы любой уважающий себя младший брат, в то время как наша мама пребывала в блаженном неведении. Но я любил свою сестру, и, черт возьми, я бы без колебаний убил любого, кто попытался бы причинить вред ей или остальным членам моей семьи. В этом-то и были наши различия; если мама и моя сестра были милыми и дружелюбными, то я был полной противоположностью. Что в значительной степени объясняло мою дерьмовую репутацию.

– Привет, мам, – я поцеловал маму в макушку и отступил назад, проходя на кухню и усаживаясь на высокий стул рядом с Ланой, не забыв при этом взъерошить идеально уложенные локоны сестры, за что получил тычок в бок, – И тебе тоже привет, Элана.

Она терпеть не могла, когда ее называли полным именем. Бросила на меня сердитый взгляд.

– Не могу поверить, что ты мой брат, – фыркнула она, но я заметил, как дернулись уголки ее губ, и Лана добавила: – Ноа Себастьян Пратт.

– Просто мистера Пратта, Лана, было достаточно, – сухо пробормотал я.

– Придурок.

– Заноза.

Мама ударила меня деревянной ложкой по лбу.

– Эй, за что?

Она указала на нас своим оружием.

– Прекратите спорить.

Мы с сестрой обменялись ухмылками, но прекратили подшучивать друг над другом. Для нас это было своего рода стандартным приветствием. Только эти несколько человек знали меня настоящего.

Настоящий Ноа Пратт не был тем придурком, за которого все его принимали. Настоящий Ноа Пратт, хоть и был немного грубоват, просто предпочитал, чтобы его оставили в покое.

Мои приятели всегда околачивались по барам или клубам, пытаясь подцепить кого-нибудь на одну ночь, в то время как я оставался дома, будь то в колледже или сейчас. Не поймите меня неправильно, я не монах, но я не горел желанием засунуть свой член в первую попавшуюся девушку. У меня было много предложений, но это было не по мне. Лана говорит, что я слишком старомоден для своих двадцати четырех лет, а я просто говорю ей, чтобы она не лезла не в свое дело. Мы были типичными братом и сестрой: в детстве постоянно ссорились, и Лана обычно брала надо мной верх, пока я не научился драться. Может быть, я и ударил ее пару раз, но в свою защиту скажу, что семилетний я не понимал, что бить женщин – это не круто, тем более что на самом деле я не думал о своей сестре как о женщине. Она была не женщиной, а просто… старшей сестрой и занозой в моей заднице. Сейчас мы переросли этот период, хотя по-прежнему часто спорим, как и сегодня, но все это делается с любовью. У меня замечательная семья. Очень жаль, что именно я был их родственником.

Юджин вошел на кухню с корзинкой в руках. Запах свежеиспеченного хлеба сразу же наполнил маленькое пространство, и у меня заурчало в животе.

– Ты как раз вовремя, сынок, – усмехнулся он, похлопав меня по плечу. – Надеюсь, кукурузный хлеб не испортит твои мышцы. Держу пари, ты уже забыл, каково это – питаться "правильно".

Я откинулся на спинку стула и слегка улыбнулся, покачав головой. Когда я был маленьким, Юджин и моя мама открыли пекарню. Они оба были отличными пекарями. Так эти двое стали семьей. Два партнера в небольшом бизнесе, два друга. Юджин был отличным парнем, относился к нам с сестрой как к родным детям и, самое главное, обожал мою мать, которая, черт возьми, заслуживала любви всего мира.

Юджин был моим отцом, и другого для меня не существовало. Он вытащил нас из темноты, из нищеты, в которой мы тонули, когда мой настоящий отец потерял все, что было у нашей семьи. Именно Юджин отдал меня в бокс, и благодаря ему я стал чемпионом. Но гены есть гены, верно? Каким бы крутым и любящим ни был мой отчим, кровь моего отца, чье имя я предпочел бы вообще стереть из своей памяти, все равно кипела в моих жилах. У меня была фамилия Юджина, но выглядел я как Эллиот Рэсс, у которого был судебный запрет на приближение к моей семье. Он был игроком и наркоманом. Не человек, а его оболочка.

Лана и мама снова зашептались у плиты, где кипела кастрюля с чем-то ароматным. Они привлекли мое внимание, и я покосился на двух женщин.

– Вы не хотите поделиться со всей комнатой тем, о чем вы шепчетесь? – проворчал я, прекрасно понимая, о чем они тихо беседуют. – Если вы хотите быть незаметными, я бы посоветовал вам выключить свои телефоны.

Лана быстро вернулась на свое место, выключив телефон, на экране которого появилось большое зернистое фото меня и Джины возле полицейской машины.

– Чего ты хотел? – проворчала в ответ она, указывая на меня пальцем. – Ты сидишь взаперти в своей квартире, а новость распространяется уже больше недели.

– Лана, – прошептала мама, – не дави на него.

Лана проигнорировала мать, а Юджин, который хихикал, вероятно, пожалел, что у него в руках нет попкорна, чтобы сделать допрос более интересным.

– Джина Бруно? – моя сестра приподняла бровь и уперла руки в бока. Она была миниатюрной, с такими же темно-карими глазами и каштановыми волосами, как у меня и нашего отца, но с маминым темпераментом. И Лана была чертовски любопытной. Она взмахнула рукой. – Ты хочешь сказать, что я пропущу новость о том, что ты поцеловал дочь самых отъявленных идиотов во всем Голливуде на глазах у всех? Какого черта?

Я закатил глаза.

– Не верь всему, что пишет пресса, – я сделал глоток сока из ее стакана. – Ты же знаешь, как быстро распространяются слухи.

– Твой язык, который был у нее в горле, говорит об обратном.

– Лана! – Мама попыталась снова: – Боже мой, ты такая грубая…

Ругань в нашей семье была не в новинку, но я пока придержал язык, решив вместо этого спровоцировать сестру. Мой взгляд невольно переместился к окну, откуда открывался вид на соседний дом. Лана в чем-то была права. Родители Джины были ужасными людьми, претенциозными и помешанными на своей репутации. Отчасти из-за них я сделал то, что сделал: притворился бойфрендом Джины, взял вину на себя, получил отстранение на сезон, только чтобы спасти их дочь от заголовков.