В воздухе затрепетало композитное изображение всей системы Эксельсии.

Клифф указал на верхушку параболы:

– Вот ударная волна здешней гелиосферы. Там зездный ветер Эксельсии встречает межзвездную плазму.

Всем было понятно, что это значит. «Искательница» целенаправленно использовала параболоид ударной волны для магнитного торможения. Плазма накапливалась вдоль всей стены давления. Корабль извлекал из этого обстоятельства преимущество в ходе многонедельного приближения к звезде, пока летел по длинной дуге.

– Они разместили излучатель гравитационных волн в месте самой высокой концентрации плазмы на всю внешнюю систему, – проговорила Бет. – Зачем?

– Это нам и предстоит выяснить, – сказал Редвинг.

Клифф произнес медленно, глядя в пространство затуманенными глазами:

– Приказы с Земли… вы им всё еще подчиняетесь?

Они с Бет женаты, но необязательно всегда согласны по техническим или административным вопросам, напомнил себе Редвинг. Он вскинул брови, посмотрел на Бет, рассчитывая получить от нее поддержку. Она сказала:

– Земля так далека – до нее десятки световых лет, – руководствоваться ее распоряжениями мы попросту не можем.

Редвинг ни разу не поддавался на соблазн коллективного командования. Поколением раньше на звездолете, улетевшем к Тау Кита, установили режим распределенного управления. В результате команда разбилась на враждующие клики, что оказалось гибельным для миссии. Дело приняло мрачный оборот. Больше на Земле о них ничего не слышали.

Он встал: недвусмысленный поступок в тесной каюте.

– Мы не можем надеяться даже на приблизительное понимание процессов в этой системе без исследования гравиволнового излучателя, – проговорил он тоном, выражавшим стальную решимость. – Он посылает сообщения! Мы их прочесть не можем, но готов биться об заклад, что сможем принять. Не исключено, плазменное облако нам в этом подсобит. Оно явно требуется глорианцам для каких-то целей, но каких? Я не хотел бы приближаться к внутренним планетам без понятия, как чужаки построили эту штуку. И неплохо было бы понять, зачем.

– Но мы ведь уже вышли на траекторию к Глории, – мягко возразил Клифф. – Торможение идет по плану, однако любое отклонение чревато неприятностями. Плазменный плюмаж за много астроединиц от курса.

Редвинг кивнул. Торможение корабля – затруднительная задача, нужно решать проблемы охлаждения, предупреждать сбои систем. «Искательницу» построили из материалов, чья прочность на разрыв была сопоставима с силами сцепления внутри атомных ядер. Это требовалось для того, чтобы выдержать нагрузки, создаваемые таранной ловушкой в сердцевине звездолета. Но и они бессильны справиться с термодинамикой. Тепло необходимо куда-то сбрасывать. Обширные магнитные поля «Искательницы» создавали ударную волну в водородном облаке впереди, ионизировали его до неприятно высоких энергий, после чего ловушка загребала плазму и смешивала с катализаторами термоядерного горения. Яркое, как солнца, пламя, в свою очередь, питало исполинские поля, служившие «Искательнице» незримым парашютом при спуске сквозь солнечный ветер внутрь системы.

Однако отреагировать на вновь обнаружившуюся странность необходимо. Пора показать, что урок пройден: все планы летят в тартарары при Первом Контакте с инопланетной цивилизацией. Вот чему научился Редвинг в удивительной экспедиции через века и световые годы: принимать беспредельную странность как должное. Он давно привык к мысли, что реальность в любой миг готова без смущения подсунуть вещи, перед которыми пасует фантазия.

Пара переглянулась, затем, по-прежнему молча, перевела взгляды на Редвинга.

– Отданные мне приказы остаются в силе, – бросил Редвинг, закрывая тему.

Он ушел с вахты, но продолжал работу в своей маленькой каюте. Детали накапливались. Он вывел на экран обработанную фильтрами визуальную трансляцию.

Прошло семьдесят два года после отлета «Искательницы» из Чаши Небес. Сообщение от Майры Викрамасингх показывало ее усталой, на лице прибавилось морщинок, но корабельная униформа «Искательницы» выглядела чистой и по-прежнему была ей по размеру. Редвинг поручил Майре функции спикера человеческой колонии в Чаше.

– Приветствую вас, капитан, – начала она. – Мне о многом требуется рассказать. Письменный отчет транслируется параллельно со звуковым, чтобы вы потом могли его перечитать. У нас проблемы. И они направляются к вам.

На экране появилась кромка Чаши. Жемчужным светом сияла она на звездном фоне, металлическая, утыканная башнями сложной аппаратуры. Экосистема Чаши, ее молекулярное богатство, плотная атмосфера, прекрасные пушистые облачка – всё это было прикрыто тонкой пленкой от ультравысокого вакуума снаружи. Автоматика, которой в неспешной мудрости своей руководили Ледоразумы, заботилась о сохранении исполинского конструкта. Редвинг увидел небольшие пламенные спрайты, выстрелившие с края Чаши. Поставил на быструю прокрутку: три огонька, описав дугу, унеслись прочь, и плазменные следы истаяли за ними.

– Это Сорвиголовы, как именует их Птиценарод. Данная раса осуществила секретный проект строительства скоростных кораблей – похоже, с факельным двигателем – для рывка в систему Глории. Птицы за всем не могут уследить. Ледоразумы считают такие события неизбежностью: долгая история Чаши подтверждает это. Стоит Чаше подлететь к чему-нибудь любопытному, как находятся культуры, которые, чтобы разогнать скуку, готовы туда спуститься и потыкать носом в… блин, да хотя бы и в нейтронную звезду, как однажды!

Нотка равнодушно-тягучей обреченности слышалась в ее звучном голосе. Редвинг прекрасно понимал, что Майра сожалеет о своей роли лидера человеческой колонии на бескрайних просторах Чаши. Редвинг определял, что Майра будет рассказывать Земле о ситуации в Чаше. Он приказал ей сообщить, что у кромки хабитата-де существует и активно развивается небольшое земледельческое сообщество, а решающий голос за Ледоразумами. И не более того. Много странного кругом, столько всего нужно исследовать, сами понимаете.

Тем не менее земляне каким-то образом заподозрили, что люди в Чаше за главных. Ерунда. Многоуровневая иерархия лидерства Чаши численностью превышала человеческий контингент в миллиард раз. Но даже не в этом дело. Установлено равновесие между Ледоразумами, избранными на роль полицейских Птицами, мириадом подчиненных видов – и Майрой. Ее и близко не примешь за капитана.

– Народ хочет их гамма-пушками уработать. Ледоразумы сказали, что нет, нельзя, такой вариант исключается. Я подозреваю, что Ледяные затеяли двойную игру.

Ой-ёй, подумал Редвинг. Сообщение устарело на треть года: именно на таком расстоянии Чаша. Он смутно припоминал, что корабли показанной в ролике конструкции способны развивать скорость не выше нескольких десятков километров в секунду. Им целую вечность сюда ползти. Колонизаторы? Но тут он заметил более позднее сообщение от Майры.

Тонкая желтая Струя, разгоняющая Чашу. Снимок был сделан с кромки Чаши и демонстрировал крошечные точки близ Струи, сиявшие собственным светом; за ними тянулись длинные фиолетовые выхлопы.

– Птицы засекли корабли этих Сорвиголов. Они выкинули новый трюк. Нырнули за кромку, метнулись к Струе и пролетели вдоль нее. Они теперь придерживаются спиральной траектории вокруг Струи. По доплеровскому сдвигу похоже, что они засасывают плазму из Струи в двигатели таранного типа и разгоняются до более высоких скоростей.

Майра говорила безэмоциональным тоном констатации факта, но ее лицо отражало внутреннюю тревогу.

– Чистая работка! Нужно отдать им должное: до трети световой разгонятся. По моим оценкам, капитан, они догонят вас спустя месяц-другой после прихода этой передачи.

Задержка в общении с Чашей сокращалась, Редвингу не терпелось забросать Майру вопросами. Он обратился к ней с быстрым раздраженным уточнением о том, какие подозрения питает Майра насчет Ледоразумов. Пока «Искательница» пролетает мимо планет системы и направляется к Глории, нужно во многом разобраться.

Она вскинулась, как от удара.

Или, во всяком случае, так показалось Вивьен, когда она внезапно вынырнула из желанного холодного забвения.

Она вдруг очнулась, поняла, что бодрствует, хотя ее всё еще клонило в сон. Она припомнила, как ее с головы до пяток затягивало прозрачным ароматным гелем, как потом ее запихивали в обтягивающий костюм, так что она уже не на офицера команды звездолета сделалась похожа, а на колбаску братвурст. Это провоцировало запоздалые раздумья, а правильно ли она поступила.

Тело продолжало твердить, что вещества, используемые для выведения из анабиоза, вредоносны. Все органы были охвачены этим унизительным состоянием. Сердце бухало в груди, комната мелькала перед глазами по мере того, как возвращалось зрение, легкие бесконтрольно раздувались. Она быстро и обильно обмочилась. Длилось это целую вечность.

Так тихо, что, могу поклясться, я слышу, как синапсы шумят при работе…

Но нет… нет, вот и фоновый шум нарастает…

Потом она различила просьбу, обращенную к ней. Говорила женщина, напоминавшая несколько постаревшую версию полевого биолога, знакомой по Земле век-другой назад. У этой Бет Марбл просматривался загар, вокруг глаз – морщинки. Судя по всему, Бет бодрствует куда дольше, чем представлялось возможным. Взгляд окруженных морщинками глаз ничего хорошего не предвещал. Бет загорела, ну и… что? Они уже долгое время на Глории? Но, блин, Редвинг же божился, что разбудит ее, Вивьен, одной из первых!

Вивьен принудила себя расслабиться, учтя, что древние мышцы уже ныли от натуги. Нужно поблагодарить их за всё! Она не до конца свыклась с пребыванием здесь, в ярко освещенном месте, в мирной атмосфере: она снова бодрствует, она снова хорошо себя чувствует. Вау. Мы сделали это!

Как поется в еще более древней народной песенке: держаться светлой стороны, кому б мы ни были нужны… Она подняла руку. Над Вивьен висело зеркало, отражавшее тепловое излучение и, увы, ее собственное лицо. Старайся мыслить позитивно, девочка, пускай даже у тебя кожа смахивает на засохший пудинг с присыпкой из тапиоки, а физиономия такая, словно ее из кирпичей сложили и едва скрепили раствором.

Эхом пришли слова. Речь Бет звучала так, словно кто-то пытался прочистить туалет высоко наверху, а добираться туда нужно было по мраморной винтовой лестнице, по которой гуляло эхо. Вивьен медленно разбирала смысл: Чаша, «Искательница солнц» у Глории сейчас… намечаются осложнения. Она вспомнила, как выразился Редвинг в одном из своих зажигательных воззваний к просеиваемым кандидатам в команду: Per audacia ad astra. Силою смелости – к звездам.

Шло время. Приходить в себя – как в дорожном заторе стоять. Вивьен задремала, пока кровать занималась механической любовью с ее мышцами, а разленившиеся органы получали подпитку. Она помнила, что интересоваться этим процессом не следует, иначе артилекты дадут ответы в исчерпывающих и уродливых подробностях.

Пока кровать массировала ее, появилась Бет. Как Вивьен себя чувствует?

Она каркнула в ответ, позволив проявиться южному темпераменту:

– Так, словно по лицу дохлой скумбрией вмазали.

И обрадовалась, что чувство юмора всё еще здесь. При ней.

Бет тоже это уловила и улыбнулась:

– Красота и молодость – не достижения, а вот возвращение из состояния близкого к смерти – таки да.

Бет оставила ее наедине с ласками кровати. Вивьен принялась блуждать по разрушенным закуткам лабиринта памяти. Она усвоила, что явственной иерархии происшествий не осталось: значение имеет всё, что удалось припомнить. Жизнь возвращалась к ней путаницей фото и записей.

Артилект-воскреситель играл во всём этом ключевую роль.

– В чем тут дело? – шепнула она ему по внутренней связи в псевдоярком забвении.

В поисках утраченного времени, ответил шепот, под сенью девушек в цвету.