Впрочем, страны Антанты пытались умаслить и греков с румынами, и даже турок, чтобы те не перешли на сторону противника. С турками даже продолжали торговать до тех пор, пока они в сентябре не перекрыли Проливы для всех иностранных судов. Россия и страны Антанты возмутились этим „вопиющим нарушением международного права“, но пообещали оставить без последствий, если Турция воздержится от вступления в войну.

Больше скажу, это до сих пор не особо известно широкой публике, но 10 августа Сазонов заверил турок в готовности России, Англии и Франции гарантировать Порте независимость при условии ее нейтралитета. А неделей позже Сазонов заверил французского посла Палеолога, что российское правительство не собирается нарушать суверенитет Турции „даже в случае победы“, при условии, что турки не начнут первыми^[18].

Но первые бои были в Бельгии, и меня очень радовало только то, что Браунинг убыл в Америку еще в конце июля. Причем вместе с семьей и ближайшими помощниками…»

Бельгия, между Льежем и германско-бельгийской границей, 5 августа 1914 года, среда, время обеденное

Утром звено прапорщика Лаухина на боевой вылет не взяли. Впрочем, неожиданный минометной обстрел так ошеломил германцев, что их наблюдатели прошляпили подход нашей авиации. И пара звеньев истребителей-бомбардировщиков от души порезвилась. А что вы хотите? По две дюжины двадцатифунтовых бомб на каждой из шести крылатых машин^[19], да по курсовому «льюису» с несколькими сменными большими дисками, и в результате германцев удалось неплохо потрепать.

Само собой, звено самолетов-разведчиков занималось совсем другими делами. Как говорил им Великий Князь Александр Михайлович, Шеф российских Императорских военно-воздушных сил: «Господа офицеры, твёрдо запомните, что от наблюдателей в современной войне больше всего пользы! Именно они, вооруженные только рацией, биноклем и парой легких пулемётов, помогают командованию поставить боевые задачи всем остальным родам войск. На втором месте стоят бомбардировщики, потому что по силе и дальности воздействия они превосходят даже тяжелую артиллерию. Роль же истребительных подразделений сводится к защите. Сбивая чужие разведчики, бомбардировщики, а в недалеком будущем – и вражеские истребители, вы только защищаете своих боевых товарищей. Роль эта нужная, но вспомогательная. И оценивать эффективность пилотов истребителей мы будем не по тому, сколько вражеских самолетов они сумели сбить, а прежде всего по тому, скольких они смогли защитить!»

Вот разведчики и смотрели на германские тылы, не отвлекаясь на прочее. Артузов их хвалил, говорил, что в итоге подход германских частей к Льежу удастся задержать на целые сутки. Но Александр всей душой рвался именно сбивать врагов.

Однако пока их тройку истребителей придерживали. Даже германского разведчика сбили не они, а Артузов. Обидно, черт возьми! После того полета над морем двухлетней давности, Санёк просто заболел авиацией. Добился поступления в Школу лётчиков, а через год принял предложение перейти в ВВС. И сразу попал на И–1 – одноместный самолет Сикорского с более узким фюзеляжем и штатно установленным пулемётом Льюиса. Российские изобретатели применили давно изобретенный киношниками синхронизатор и научились стрелять сквозь бешено крутящийся винт, не рискуя повредить лопасти.

Свежеиспеченный прапорщик обожал летать, но помнил, что основная его задача – не сам полёт, а воздушная война. И потому не мог дождаться, когда же их пошлют в бой. Если не сбивать, то хотя бы на «штурмовку» наземных целей. Бомб истребитель не брал, такова плата за прибавку тридцати километров в час и способность к более быстрому набору высоты, но и пулемёт, как показала практика, может натворить дел!

– Внимание! Минута до выхода на рубеж атаки! Пилотам подтвердить готовность! – раздалось в шлемофоне.

Передатчик для истребителя всё еще слишком тяжел, ставили их только на командирскую машину, а вот простенький детекторный приемник оказался весьма полезен. Лаухин покачал крыльями, подтверждая готовность, и начал слегка принимать вправо. Атаковали широким фронтом, каждой машине досталась своя колонна. Ему лично выпало обстрелять не пехоту, а грузовики. Впрочем, бронебойно-зажигательным пулям в их пулемете автомобильные двигатели были «на один зуб». Говорят, сам Воронцов распорядился, чтобы их разработали. И спасибо ему за это. А трассеры^[20], заряженные через каждые три патрона, позволяли точно увидеть, куда именно летят пули.

Ну же! Считанные секунды остались до цели. Есть! Короткая пристрелочная очередь, как учили, а затем слегка поправить прицел и уже ударить длинной, на треть магазина. Всего три секунды, но при скорости «за сотню» он преодолел уже сотню метров.

Ещё успел выпустить короткую очередь и… Колонна закончилась. Теперь разворот и пока они тормозят и разбегаются повторить атаку. А затем придётся менять магазин. Об этом легко забыть, но даже большой уже опустел примерно наполовину.

Чёрт! А это что?! В «фонаре» кабины появились неаккуратные дырочки. Или, как настаивали технари, отверстия. Да он под огнём! Кто-то выпустил по его машине очередь из пулемета. И не с земли, а откуда-то сверху и сзади!

– Мы под огнем! – тут же раздался голос Артузова. – Сзади-справа девять машин противника.

Тут новая очередь ударила по крылу, и перкаль закурчавилась вокруг нового ряда отверстий.

– Пятый! Лаухин! Не спи, уворачивайся!

Александр одновременно с этой командой прибавил газу, бросил машину в резкий горизонтальный вираж, а затем начал быстро набирать высоту. Уфф! Похоже, оторвался! Вот только… Чёрт, он же потерял ведущего!

Ведь сколько раз ему твердили в лётной школе – в бою нельзя отрываться от ведущего! И ослепнуть нельзя. А он, раззява, всё наоборот сделал.

Ладно, хватит себя грызть, быстро осматриваемся, где тут противник? Ого! Это что ж за «летающие автобусы»? Буквально чуть меньше «Русского богатыря» или «Муромца», зато существенно крупнее «Гранда». И тоже два движка, расположенных на крыльях, что и позволило вести огонь по курсу. Ничего себе! Германцы, похоже, курсовым «максим» поставили. О! И кормовым тоже!

Вернее, кормовыми, их оказалось два. Один пулемёт прикрывал заднюю верхнюю полусферу, другой – заднюю нижнюю. Теперь понятно, зачем немцы такой шкаф соорудили. Минимум три члена экипажа, да три «максима», да подвески под бомбы под крыльями… И два немаленьких движка. Непросто поднять такую тяжесть.

Ну, да ничего! Зато скорость у этого «гроба» не может быть высокой. А значит, понятно, как его бить.

– Истребители, не спать! Бить на догоняющем курсе, стреляете по движкам и топливным бакам. Работаете вы! – раздался голос командира эскадрильи. – У нас скорость для этого маловата!

Ну да, прикинул про себя прапорщик, ИБ–1 всего на десяток километров быстрее, а «максим» – штука серьёзная, может и всю ленту одной очередью высадить. Так что всё спасение – в скорости. Быстро догнал, приблизился, обстрелял и отвалил – вот и вся тактика.

Удачно получилось, что он высоту набрал. Теперь разгон со снижением и… На рубеже атаки у него будет преимущество примерно в пятнадцать метров в секунду.

Дистанция до вражеской машины быстро сокращалась, но огонь немцы открыли первыми. Ну да, у них же «максим»! У него и точность повыше, и дальность прямого выстрела. Всё, пора! С первой очереди попасть в движок не получилось, трассеры ушли метра на полтора в сторону, только нижнее крыло слегка зацепил. А вот вторая… Да, есть! Движок задымил, и Лаухин перенес огонь на топливный бак. Совсем короткая, меньше, чем на десяток патронов, очередь – и пулемёт замолк. Блин! Диск же сменить надо было!

Ладно, отворачиваем и снова набираем высоту.

– Молодец, Саня! Горит твой германец! – раздалось сладкой музыкой в наушниках.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Позже выяснилось, что хваленая разведка Антанты прозевала не только переброску ягдбомберов под Льеж, но и саму разработку таких самолетов. Самолёт получился здоровым, но очень „тугим“. Как истребитель он был малоэффективен, скорость оказалась мала. Да и бомбовая нагрузка была вдвое ниже, чем у ИБ–1.

Но вот и сбить его – замаешься. Пара движков позволяла кое-как „тянуть“ даже после повреждения одного из них. А два кормовых пулемета позволяли достаточно надежно защищаться.

Однако первый бой закончился со счетом 2:0 в нашу пользу. Второй самолет сумел подбить Артузов, и он не пережил приземления, что подтвердили наблюдатели с самолёта-разведчика. Наши же отделались повреждениями самолетов и парой раненых…»

Беломорск, квартира Воронцовых, 23 июля (5 августа) 1914 года, среда, вечер

– Подводя итоги, дамы и господа, отмечу, что испытания пулемётного гусеничного бронехода прошли успешно. Небольшая доработка и можно приступать к выпуску. По оценкам специалистов, будущей весной реально поставить в войска две с половиной, а то и три дюжины машин.

– Спасибо, Василий Дмитриевич. А что с полугусеничными?

Менделеев-младший призадумался, а потом решительно ответил:

– Идеи господина Кегресса^[21] себя оправдали. Резиново-кордные гусеницы позволяют превратить грузовик в полугусеничный бронеавтомобиль повышенной проходимости. Однако, хочу заметить, что для перевозки грузов по бездорожью они годятся только в сухое время. Затяжные дожди или снег приведут к тому, что наш броневик сможет везти только себя. Ну, или очень небольшой груз. И недолго. Ресурс гусеницы составляет всего триста-четыреста верст.

– На фронте, дорогой Василий Дмитриевич, это очень неплохие показатели. Хотя бы для всепогодных санитарных машин.

– Тогда позвольте откланяться. Устал с дороги, да и дела снова зовут в путь. Только и успею, что немного поспать.

Я вопросительно взглянул на Столыпина. Пётр Аркадьевич согласно кивнул, и мы отпустили сына великого ученого восвояси. Вот ведь, что значит порода. Да, дети Дмитрия Ивановича не смогли двинуть науку, но зато его дочь блистала в нашем театре и синематографе, а сын участвовал в разработке торпедных катеров, был главным конструктором подводных лодок и минных заградителей. И в это же время разработал первый в России проект бронированной гусеничной машины. И вот-вот доведёт до серийного выпуска. Как говорится, «гены пальцем не сотрёшь».

Хотя наверняка он не спать отправится, а к Стёпке Горобцу – с сестрой и зятем пообщаться, на племянников полюбоваться. А если те ещё не спят, то и поиграть с ними немного, презенты преподнести.

– Только бы нам теперь стали хватило, чтобы всё это выпускать! – негромко сказал я, ни к кому не адресуясь.

– Хватит! – тут же успокоил меня Чернов. – Уж что-что, а выпуск стали мы наращивали бешеными темпами. Да ещё и ваш Фань Вэй выпуск наращивает. Железный старик! Побольше бы нам таких!

– И японцы специального посланника прислали. Мы в столице пообщались. Предлагают поднять выпуск чугуна и стали ещё на полмиллиона тонн, – сообщил я присутствующим. – Чугун делают они, в сталь перерабатываем мы, продукцию делим пополам. Мы поставляем на Север Кореи нужное для такого увеличения количество топлива и продовольствия. А они компенсируют разницу в цене готовой продукцией. Витте считает, что идея вполне рабочая, только вот железная дорога столько не пропустит. Тем более, что они предлагают еще прислать к нам в Сибирь триста тысяч корейских лесорубов.

– А это ещё зачем? – не понял Столыпин.

– Они решили воевать не с нами, а с немцами, Пётр Аркадьевич. Прибрать себе все германские колонии. И как раз договариваются об этом с англичанами. Но война – дело дорогое, вот они и желают больше зарабатывать. Получат от нас еду, топливо, древесину и пластик, это позволит им нарастить выпуск продукции.

– А продать сумеют?

– Они считают, что да. Война не только дорого обходится. Но и очень прожорлива. Так что продать они сумеют. И заработать на этом.

– Вернее, мы сумеем, дорогой! – поправила меня Натали, выделив голосом слово «мы». – И эти деньги нам будут совсем не лишними. Вот только где взять дополнительное продовольствие, топливо и рабочих?