– А! Гоша! С возвращением! Чего вчера не зашел? В смысле – «виделись»? А, вчера? Ш-ш-ш-шайзе… Похоже, я действительно после обеда перебрал бырла у гоблинов на гаражах! Накручу носатым сволочам уши вечером. Или носы! Точно – таблетки добавляют в свою жижу. Да, да, Шифериха моя спит, надо будет узнать, чем она всю ночь занималась-то, что сейчас рожа во сне у нее такая довольная! Ну, ауф видерзеен, сосед. Заходи, если че.

Точно – он был гном. Или кто-то типа того. Все-таки пропорции есть пропорции. Не бывает таких людей! Ноги, руки, башка эта, грудная клетка… Нет, если бы не его супруга, я бы подумал, что он такой один, ну – особенный. Всякое случается. Но двое – это уже тенденция. А учитывая плакат с остроухой мадмуазелью, и орков в беседке, и его оговорки про гоблинов – гномы тут быть просто обязаны. Интересно, а хоббиты тут водятся?

С такими мыслями я закинул рюкзак с деньгами за плечо и бодренько сбежал вниз – изучать такой родной и такой незнакомый Вышемир! Ну, и еду искать, и интернет, и парикмахерскую, и магазин с одеждой – это тоже. А потом и в народное просвещение заглянуть можно…

* * *

Господи, как тут было хорошо! Ну, то есть не всё тут прямо-таки хорошо, всякого дерьма хватало. Но мне – мне было очень хорошо! Я дышал полной грудью, вот этим потрясающим запахом цветущих лип и сырой травы, солнце светило на меня сквозь густую листву, откуда-то из окна раздавалась забойная музыка – какая-то цыганщина с мощной ударной партией, и я волей-неволей подстраивал свои шаги под ее ритм. Оно так всегда – когда играет что-нибудь забойное, то кажется, что ты не жизнь живешь, а в клипе снимаешься.

И шел я бодро! Широкими, быстрыми шагами! И ноги мои не болели, и сердце не выскакивало, и голова не кружилась… И это было настоящее, незамутненное счастье. Потому что просто идти своими ногами внутри отличной погоды, по знакомому и незнакомому одновременно городу, да под хорошую музыку – это и есть та самая НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ, которую мы так редко ценим.

На детской площадке с металлическим игровым оборудованием и железобетонной песочницей играли дети – обычные, человеческие.

– Выше ноги от земли! – орали они и кидались на турники, горку и лесенку.

А зеленокожий клыкастый пацан пытался их догнать и дотронуться. Он тут один был такой, на всю банду из двадцати или тридцати мелких. Хотя кто знает – может, вон те плотные пузанчики на самом деле – гномы, как Шиферы? Тем более не видал я раньше бакенбард у обычных человеческих детей…

Первым делом я зашел в магазин. Правда, пришлось подождать под дверью и долго пялиться на вывеску с названием «Алтын», вдыхать вонючий дым сигарет и наблюдать за броуновским движением страдающих от похмелья личностей непонятной возрастной, сексуальной, расовой и моральной принадлежности. Они вломились в торговый зал буквально в ту же секунду, когда всклокоченная продавщица в бордовом форменном халате открыла защелку на двери, и тут же кинулись к стеллажам с напитком, который Отто Шифер окрестил ёмким словом «бырло».

Выбор в отделе самообслуживания тут был, прямо скажем, скромный. Никакого изобильного ассортимента, как в привычных мне сетевых магазинах, никаких двадцати сортов колбасы! Так – вареная с салом и без сала, копченая – колечками, сальтисон, кровянка, ливерка… И с остальными товарами так же. Хлеб – черный, серый и батон. И всё. Не совсем уж пусто, но – пустовато. Такое я в детстве видал, в конце девяностых. Но это всё совершенно некритично, по крайней мере – для меня.

За каким бесом мне нужны двадцать сортов колбасы, если из мяса мне последние два года разрешалось есть только паровые котлетки и детское питание? А поскольку я был холостяком… Конечно, ни о каких паровых котлетках речи не шло. Меня от одного вида всех этих «агуш» и «маленьких счастьев» подташнивало. Так что я взял кольцо колбасы, свежайший батон, бутылку кефира, дождался, пока любители бырла затарятся, и подошел к кассе. Толстая продавщица без всяких проблем отсчитала наличными что-то около шести денег и дала мне сдачу – натуральными медяками. Крохотные такие монетки, не больше ногтя.

Завтракать колбасой – вредно для здоровья? Неправильно! Завтракать бырлом вредно для здоровья, а колбасой – просто неразумно. Но мне очень хотелось! Я шел по городу, выискивая подходящую лавочку, чтобы перекусить, смотрел по сторонам и… И вдруг меня осенило: никто не пялился в телефоны! Ни один человек!

Однако! Я даже остановился от осознания этого факта и присмотрелся к прохожим повнимательнее.

Одна девчуля лет шестнадцати шла и пританцовывала: у нее были наушники, провод от них вел куда-то в глубины розовой сумочки. Чернобородый высокий молодой мужчина в очках на ходу читал книгу с рожей какого-то брутального дядьки, похожего на Тиля Линдеманна, на обложке. Компания подростков тащила с собой массивного вида магнитолу, из колонок которой гремела невообразимая какофония и тонкий девичий голос вопил что-то вроде:

– Раз, два, три, четыре!

У тебя в гостях вампиры!

Элегантная женщина в офисном брючном костюмчике говорила по мобильнику, да. Но что это был за мобильник? Раскладушка! Я почти и забыл, как они выглядят, эти раскладушки!

– Все, Сережа, пока! – возмущенно закончила диалог с невидимым собеседником дамочка, захлопнула телефон и сунула его в карман пиджачка.

– Извините! – чувствуя себя идиотом, обратился к ней я. – А не подскажете…

– Не подскажу! Часы свои надо иметь! – отбрила она. А потом увидела мою оливковую форму и вдруг сменила гнев на милость: – Что, с Балканского фронта? Начали уже ваших возвращать? Когда уже моего Сереженьку отпустят… Так чего вы хотели?

– Ну, я телефон ваш увидел, дай, думаю, спрошу – где салон связи в Вышемире есть? Ну, понимаете, я как-то привык уже, а…

–…а тут – земщина, – грустно закончила она. – Я-то сама из Островецкого сервитута… Мне тоже без сети и связи непривычно. Здесь – по работе, но как-то всё затянулось, и… Ой, чего это я с вами лясы точу, мне на маршрутку надо! А подключают там же, где и обычно – на Главпочтамте!

И побежала, цокая каблуками, за маршруткой. Маршрутка подъехала почти бесшумно, можно сказать – подкралась! Квадратный такой микроавтобус, ни на что не похожий. Электрический! На самом деле это таило в себе опасность для такого рассеянного типа, как я: шум моторов для горожанина был привычным элементом среды обитания, мы по нему ориентировались. А тут машины не шумели. Ка-а-ак влупит на переходе, если в телефон засмотрюсь… Не засмотрюсь, действительно. Нет телефона у меня!

В общем, лавочку я нашел. Под раскидистыми кленами, в сквере имени Эльфийских Добровольцев, ни больше ни меньше. На улице Земская. И уже развернул рюкзак, и открыл бутылку кефира, и отломил батон, как свет солнца вдруг заслонила какая-то странная фигура.

– Эй, рыжий! – сказала фигура хриплым голосом. – Подай Христа ради на пропитание ветерану Балканской войны!

Ох, как же я не любил такие моменты… Но верное средство было прямо тут же, у меня под рукой. Я закончил ломать батон и протянул просящему половину:

– Держи. Хочешь – еще и колбасой угощу?

Тип был какой-то обшарпанный, с редкой бороденкой, длинный и сутулый, в неопрятной одежде.

– Ты че, рыжий? Это че? – Чуть раскосые глаза сфокусировались на батоне, и увиденное явно не устроило «ветерана». – Ты там это, деньгу дай мне!

– ДАВАЙ УБЬЕМ ЕГО!!! – заревел голос. – ОТОРВЕМ ЕМУ ГОЛОВУ ПО САМУЮ ШЕЮ! ВЫПУСТИМ КИШКИ! ЭТО МРАЗЬ, НЕДОСТОЙНАЯ ЖИТЬ! ОТБРОС! ПОДОНОК!

Я и не заметил, как вскочил с лавочки, и теперь, оказывается, смотрел на попрошайку сверху вниз, и стояли мы близко, очень близко друг от друга. Я чувствовал его вонючее дыхание, чуял, как бьется сердце и струится кровь по жилам…

– Э-э-э-э, рыжий, ты чего? Я же того… Рыжий, не надо! Рыжий, не надо! – В глазах козлобородого плескался первобытный ужас, он смотрел на мое лицо так, будто увидел саму смерть. – Не надо, рыжий!

И побежал, спотыкаясь и запинаясь о собственные ноги и роняя какую-то мелочь из карманов, мчал прочь по аллее и всё орал:

– Рыжий! Не надо! Не надо! Рыжий!

– ДАВАЙ ДОГОНИМ И УБЬЕМ ЕГО! МЫ НАСТИГНЕМ ЕГО И УБЬЕМ!

– Ты что, офонарел? – Я сел обратно на лавку. – Слушай, ты, глюк несчастный! А ну-ка успокойся! Что это за заявочки такие – кишки выпускать, голову отрывать? Я завтракать собрался или где? Вон – полбатона коту под хвост, не батон – а месиво! Но есть колбаса и кефир, и я собираюсь все это съесть! Заметь – батон съесть, а не человеческую голову!

– ЭТА МРАЗЬ ДОСТОЙНА СМЕРТИ! ОН ОБМАНЫВАЛ, ПРИКРЫВАЯСЬ ПОДВИГАМИ ВОИНОВ! ОН НЕ ВОЕВАЛ!

– Да успокойся ты, истеричка. На каждого бомжа мне кидаться, что ли? Давай это, сбавляй обороты. Вон уже люди на нас оглядываются…

– КОНЕЧНО, ТЫ ВЕДЬ ТРЕПЛЕШЬСЯ САМ С СОБОЙ! СЯДЬ И ЖРИ УЖЕ, БЕСХРЕБЕТНОЕ СУЩЕСТВО…

– Вот и сяду. Вот и поем. А ты – успокаивайся.

И я сел, облокотился на спинку и откусил большой кусок батона и большой кусок вкуснющей колбасы. И отхлебнул кефира. Честно говоря, здесь, в этом мире и в этом теле мне всё равно нравилось гораздо больше, чем там, на Земле. Конечно, за кромкой остались мои ребятки и школа, и… И много чего. А здесь в одной башке со мной, похоже, жил неизвестный агрессивный сумасшедший и местный вариант Гоши Пепеляева, которого почему-то пару раз называли двойной фамилией Пепеляев-Горинович. Но это все были мелочи…

По факту тут, в этом ненормальном мире, в состоянии рассудка, которое тоже представлялось насквозь ненормальным, я впервые за десять лет мог вести нормальную жизнь! И это было очень, очень хорошо.

Глава 6. Первые шаги

Мне всегда нравились костюмы. За костюмом можно спрятаться. Костюм – это статус. Главное, чтобы он был по размеру, а не сидел как на корове седло. Коллеги говорили, что мне идут коричневые костюмы-тройки, и кажется, в этом была доля истины. Вообще – черный и серый никогда не подходили к моей рыжей шевелюре, а вот коричневый или зеленый – вполне, вполне. Но зеленый костюм – это на День святого Патрика хорошо, вместе с цилиндром. А в школу такой не наденешь.

Интересно, как тут обстоят дела со святым Патриком? Теоретически – если жил тут свой Георгий Серафимович Пепеляев, то и Патрик, в принципе, мог…

А ещё – в костюмах полно карманов, а я карманы очень люблю, в них можно кучу всего положить. Например – обезбол или большой раскладной нож. И то и другое может помочь в трудной ситуации, если на вид ты – крепкий тридцатипятилетний мужчина, а по сути – дряхлый старик, у которого начинается одышка после подъема на два этажа.

Одышки у меня теперь не было, но привычки – остались. Проблема была в том, что костюмы, которые я видел тут в магазинах, мне совсем не нравились: казенные, какие-то безыдейные! Их явно делали для толстопузых короткоруких и кривоногих уродцев, и речь вовсе не про гномов или орков – они-то уродцами не были, вполне себе гармоничные в своей странности существа. Так что я направился в ателье, которое располагалось – внимание! – в самом обычном «Доме быта», каких полно на всем постсоветском пространстве. Цены привели меня в состояние легкого нокдауна. Такие брюки, пиджак и жилет, которые подходили мне, стоили две тысячи. Дурдом! С другой стороны – на заказ оно, в принципе, и должно стоить дорого! Но в голове я держал мысль про две визитки в кармане: от Сыскного приказа и от Радзивиллов, и потому – сговорился заплатить половину сейчас и половину – по готовности, и на скидку за пару брюк и рубашек.

Вот переоденусь в приличную сорочку и штанцы, постригусь – и вуаля, стану респектабельным джентльменом. Все-таки лохматый тип со всклокоченной бородой и в одежде «милитари» доверия не вызывает. Ко мне уже подходили на улице местные стражи порядка – судя по шевронам, какая-то «Полесская вооруженная милиция», спрашивали документы, интересовались содержимым рюкзака, цыкали зубами на мешочки с монетками: как я уже сообразил, мне Сыскной приказ отсыпал невообразимую мелочь! Были ведь монеты и сотенного номинала, их бы всего тридцать штук хватило на весь гонорар!