Мужчина отвечает ей убийственным взглядом, качает головой и уходит. Мина явно не стоит его драгоценного времени. Плевать. Она еще несколько раз проводит по сиденью салфеткой, прежде чем убрать ее в застегивающийся пакет. Садится на тренажер, устанавливает вес. Мужчина в красной футболке подсаживается к вертикальной тяге. Ну конечно, пятно на спине еще больше. Мина морщит нос. Выбор между популярностью и здоровьем для нее очевиден. Пусть оставят свои бактерии себе, как и симпатии.

Мина привыкла, что к ней относятся, как к инопланетянке. Ей плевать. Очевидно, чувство сопричастности человечеству – такой же миф, как и «родственные души», «любовь до гроба» и тому подобная чушь. Совершенно оторванные от жизни концепции, продвигаемые Голливудом и повышающие градус тревожности в обществе. Было даже одно исследование на эту тему, Мина читала. Оказывается, после просмотра романтической комедии люди чаще оценивают свою личную жизнь как неудавшуюся. Ведь никакие отношения не могут соответствовать придуманной экранной «любви».

Сама Мина ни с кем не чувствовала связи. В настоящее время, по крайней мере. Да и в прошлом, если на то пошло. За исключением того недолгого времени, которое провела с дочерью. Мужчины не вызывали у нее теплых чувств. Тем более никакой «сопричастности», кроме, разве… Да, с ним. С менталистом. Но это было давно ^[2].

Она видела рекламу его нового шоу в «Фейсбуке» ^[3] и почти купила билет. Почти, потому что не была уверена, что справится с собой, когда увидит его на сцене.

Представить только, если он заметит ее в зале…

Мина нахмурилась. В любом случае держать дистанцию безопаснее. С тех пор он не давал о себе знать, и Мина понимала почему. Во-первых, семья. Два года тому назад жена Винсента очень интересовалась их с Миной отношениями, и винить ее за это глупо. Винсент прямо сказал, что Мария ревновала. И события на острове не улучшили ситуации. Мина и Винсент чуть не погибли. Неудивительно, что после этого его жена возненавидела Мину. И дело не в Мине, которая, в конце концов, работала в полиции…

События на Лидё их сблизили, и для Мины такая степень близости оказалась невыносимой. Поддерживать отношения в дальнейшем стало не так просто. Она опять замкнулась в неприступном форте собственной рипофобии, за стенами которого только и чувствовала себя в полной безопасности. Винсента, как ей казалось, тоже вполне устраивало держаться от нее на расстоянии.

Тем не менее…

* * *

– Главное – помнить, что это не всерьез, – сказал Винсент. – Демонстрация сверхъестественных способностей, которых на самом деле у меня нет. Это так, уж поверьте мне.

Он поднял бровь. Напряженная тишина прорывалась нервными, неуверенными смешками – то, что нужно.

Зал «Крюсельхаллен» в Линчёпинге был полон, несмотря на будний день. Тысяча двести человек приехали из города и окрестностей, чтобы увидеть мастера менталиста в этот вечер среды. На взгляд самого менталиста, людей даже многовато. Но его участие в расследовании убийств два года тому назад привлекло большое внимание средств массовой информации. Если Винсент до того и не был публичной фигурой, то, безусловно, стал ею после событий на Лидё. Точнее, не сам Винсент. Никто и по сей день не знал, кто такой Винсент Боман. Мастер менталист – вот кто стал излюбленным героем прессы, и публики тоже. Продажи билетов возросли вдвое после сообщений о том, как он чуть было не захлебнулся в резервуаре с водой.

Его импресарио Умберто сумел скрыть от журналистов подробности участия Винсента в этом деле. Только потому он и имел возможность до сих пор выступать на публике. Общественность наверняка изменила бы отношение к любимому артисту, если б узнала, что он, пусть и невольно, стал причиной смерти трех человек. Сам Винсент, разумеется, не был убийцей. Никого из этих троих, по крайней мере.

Но у журналистов свои представления о виновности и невиновности. Поэтому Умберто и сделал все возможное, чтобы сохранить в секрете мотив Яне. Чему в немалой степени способствовал тот факт, что Яне и Кеннет бесследно исчезли с лица земли.

«Экспрессен» одно время попыталась раскопать историю гибели матери Винсента. Узнав об этом, Умберто налетел на них как ястреб: или они навсегда оставляют эту тему, или не получат от него больше ни одного пресс-релиза и не сделают ни одного интервью с артистами, которых он представляет. Им решать, стоит ли история почти полувековой давности таких жертв. Журналисты решили, что не стоит. Винсент догадывался, что не последнюю роль в этом сыграл итальянский темперамент Умберто.

Тем не менее информация о том, что убийца посылал Винсенту сообщения, просочилась в средства массовой информации. И эта история настолько будоражила воображение, что просто не могла не начать жить собственной жизнью.

Люди присылали Винсенту свои версии происшедшего, даже не задумываясь о том, насколько это бестактно. Впрочем, он хорошо их понимал. Иначе не был бы менталистом.

– То, что я сейчас буду делать, перенесет нас в начало прошлого века, когда такие эксперименты были в моде, – продолжал он. – Схожие приемы используют создатели новых религий. Новых сект, во всяком случае.

Сцена оформлена в стиле салона конца девятнадцатого века. Два кожаных кресла. В одном мужчина из публики, поза и лицо выдают крайнюю степень напряжения.

Ранее Винсент спросил, есть ли у кого-нибудь из присутствующих медицинское образование. Нужен кто-то, кто умеет нащупать пульс. В числе прочих поднял руку этот мужчина. Он был совершенно спокоен, когда менталист попросил его подняться на сцену. Даже смеялся. Но после того, как Винсент дал ему подписать бумагу, освобождающую мужчину от всякой медицинской и юридической ответственности за последствия того, что должно произойти – всю ответственность Винсент брал на себя, – мужчина занервничал. И не только он, но и зрители, что не могло не понравиться Винсенту. Подписание бумаги – не более чем способ нагнетания драматизма. И все-таки для Винсента каждый раз это было напоминанием того, что все может пойти не так, как задумано.

– Итак, Адриан. – Винсент опустился в пустое кресло, чуть наискосок от того, в котором сидел мужчина. – Мы постараемся войти в контакт с теми, кто находится по ту сторону. С мертвыми, я имею в виду. Есть ли у вас умерший родственник, с которым вы хотели бы пообщаться? У меня такое чувство, что вы не особенно скучаете по бабушке, которая еще жива. Но как насчет дедушки по материнской линии?

Мужчина издал нервный смешок и поерзал в кресле.

– Да, Эльза жива. А вот Арвид… десять лет как умер. Я говорю о своем дедушке.

Расхожий трюк, проще некуда. На вид мужчине чуть меньше тридцати – значит, его родителям должно быть от пятидесяти до шестидесяти. А их родителям, в свою очередь, от восьмидесяти до девяноста. Поскольку женщины в среднем живут дольше мужчин, статистически более вероятно, что жива бабушка. При других обстоятельствах Винсент устыдился бы мошенничества, особенно после того, как увидел, как впечатлили мужчину его слова. Но речь шла о доверии публики, которое нужно завоевать, о профессиональной репутации и, в конце концов, о деньгах. Есть цели, которые оправдывают любые средства.

– Что ж, попробуем достучаться до дедушки Арвида… – Винсент оглядел публику: – На всякий случай напоминаю: это не всерьез. – Он повернулся к Адриану: – Сейчас я попробую войти с ним в контакт. Но для этого мне самому надо переправиться туда.

Винсент достал что-то вроде ремня от брюк, обернул вокруг шеи и продел конец через пряжку, чтобы получилась петля. После чего протянул левую руку мужчине, который начал бледнеть.

– Пощупайте мой пульс. Топайте ногой в ритм пульсу, чтобы все в зале могли слышать.

Мужчина взял Винсента за запястье. Некоторое время искал средним и указательным пальцем, а потом удовлетворенно кивнул и начал отбивать ногой ритм. Винсент посмотрел ему в глаза:

– Увидимся. Я надеюсь вернуться. Отбивайте ногой ритм, не останавливайтесь.

Он затянул ремень на шее и поморщился. Притворяться излишне, это действительно было больно. Пока Винсент затягивал петлю, Адриан держал его за запястье и ритмично топал ногой, пока не остановился. Что означало, что пульс у Винсента больше не прощупывался. Только что, на глазах у всего зала, менталист задушил себя.

Публика ерзала на стульях. Винсент дал ей время опомниться, отпустил ремень и медленно поднял голову. Повернул к Адриану лицо с уставленными в пустоту глазами.

– Адриан…

Тот вздрогнул.

– Сейчас здесь находится дух, называющий себя Арвидом. Давайте убедимся в том, что это действительно ваш дедушка. Спросите его о чем-нибудь, что можете знать только вы и он. Что-нибудь из вашего детства. Он говорит… Арвид говорит, что научил вас кататься на велосипеде. Что-нибудь об этом помните?

Адриан кивнул, явно смущенный.

– Я упал с велосипеда. Каким местом я ушибся?

Винсент молчал несколько секунд, словно к чему-то прислушивался.

– Вы оцарапали колено, – сказал он наконец. – И согласились ничего не говорить об этом маме. Шрам так и не сошел.

Адриан отпустил руку Винсента, явно потрясенный. Правда же заключалась в том, что у большинства людей с детства сохранились воспоминания об оцарапанном колене. Остальное – чистой воды авантюра. Но ведь и воспоминания отчасти непредсказуемая вещь. Даже если все было не совсем так, сейчас в голове Адриана события оформились по заданной Винсентом схеме.

– Арвид просил кое-что вам передать, – продолжал Винсент. – Он говорит, нужно продолжать упорствовать и не терять веры в себя. Чтобы все сложилось, потребуется несколько больше времени, чем вы того ожидаете. Понимаете, о чем это?

Адриан кивнул:

– О моем бизнесе. Эту тему мы поднимали как раз накануне его смерти. С тех пор мне так и не удалось встать на ноги.

– Он говорит, что сожалеет о том, что так вышло. Что он имеет в виду?

– Последние несколько лет мы мало общались, – тихо ответил Адриан. – Почти не разговаривали. Мы поругались.

– Ваш дедушка сожалеет об этом. Он просит передать, что любит вас.

По щекам Адриана потекли слезы. Теперь Винсент окончательно завоевал доверие зала, но – боже мой! – как же он не любил эти слезы… Все дело в так называемом эффекте Барнума. Некоторые утверждения звучат конкретно, но чрезвычайно открыты для интерпретации и подходят большинству людей. Классический трюк, используемый медиумами, состоит в том, чтобы дать клиенту самому понять смысл того, что говорят «духи», после чего окончательно становится ясно, что с медиумом всё в порядке. Если после этого что-то пойдет не так, можно смело обвинять клиента в том, что он недостаточно точно истолковал «послание».

– Связь ослабевает, – с напряжением в голосе объявил Винсент. – Есть что-то еще, что вы хотели бы сказать, прежде чем он исчезнет?

– Спасибо, – прошептал Адриан. – Больше ничего.

Винсент вытянул руку и откинул голову назад, как будто потерял сознание. В зале повисла мертвая тишина. Адриан нерешительно взял запястье менталиста и принялся ощупывать его пальцами. Спустя некоторое время он начал топать ногой. Сначала медленно. Потом все чаще, ритмичнее, пока пульс снова не вошел в норму.

Винсент открыл глаза и, нежно улыбаясь, взял руку Адриана. Этот номер никогда не вызвал бурных аплодисментов. Для этого публика была слишком ошеломлена. Людям требовалось время свыкнуться с тем, что они видели. Но воспоминаний хватит уж точно на несколько месяцев, в этом можно не сомневаться.

– Не забывайте…

Винсент обратился к аудитории с теми же словами, с которых начал, только теперь несколько мягче. Сейчас они уязвимы, с этим нельзя не считаться.