Вскрытие покажет любовь (страница 38)

Страница 38

С детства папа объяснял, почему обманывать – это плохо. И о последствиях тоже. Ложь разрушает самую великую ценность между людьми – веру, и восстановить её, зачастую, не удается. Вот и сейчас, мне даже не хочется искать ему оправданий, надо будет, сам постарается.

– Алён, – Да ну надо же. Дождался, почти на том же месте стоит. – Остановись, пожалуйста.

Слегка наклоняю голову, зажмуриваюсь на секунду. Надо держать лицо. Оборачиваюсь, вскинув голову.

– Что-то срочное? Мне ещё в Центр надо заехать, а рабочий день скоро закончится.

– Задерживаться на работе тебе не впервой. Удели мне, пожалуйста, несколько минут, – кивает в сторону оконного проёма, который немного прикрыт от взглядов окружающих огромным цветком.

До точки добираемся в молчании. Только цокот своих каблуков слышу в этот момент, считаю шаги.

Подойдя к окну, ловлю его взгляд, мол, я готова, начинай вещать.

– Я объясню, – его банальная фраза вызывает у меня смешок. – Блд, ну чего ты?

– Не матерись в моём присутствии.

– Ты серьёзно? – намекает на то, что я сама-то базар зачастую не отфильтровываю.

– Серьёзно. Пздц, как не люблю, когда при мне матерятся, – выходит говорить спокойно.

Костя прикрывает глаза и, сжав переносицу большим и указательным пальцами, качает головой.

– Ты невозможная, – вздыхает. – Алён, моя просьба. Она в силе. Тебе надо уехать. Всего несколько дней.

Вау. Так просто? Сначала врать, что занят, что далеко, а потом… И капли неловкости в его голосе нет. Наглость неспроста вторым счастьем называют.

– Когда мне будет надо, можешь не сомневаться, я уеду. А сейчас у меня много работы, – смотрю на наручные часы, приподняв запястье. – Всего хорошего.

Уйти не успеваю, ловит меня за руку.

– Малыш, я не шучу. Это важно. Так будет безопаснее. Для тебя.

Вот оно как.

– Слишком мало информации. Ты просишь меня свалить, а объяснять причины не хочешь? Я тебе напомню маленький нюанс, – показываю пальцами расстояние в сантиметр. – Мы с тобой чужие люди. Не вижу причин слепо внимать твоим просьбам.

– Чужие? – нерв на щеке у него дёргается. Тут же плотно сжимает челюсть. Крылья носа начинают резко раздуваться.

Правильно, учись держать себя в руках. Выдерживаю его прямой взгляд.

– А ты думал? Наличия родственных связей не припомню. В близких отношениях мы с тобой не состоим. Разве что дружеских, но с твоей стороны они настолько некрепкие, что ты не посчитал нужным сообщить, что в город вернулся, а я должна по первой твоей просьбе сбегать куда-то? Ты, правда, думаешь, что сможешь решить этот вопрос без объяснений?

Костя отворачивается, теперь могу лицезреть только его профиль. Кулаками упирается в подоконник. Напряжён. Опускает голову и зажмуривается.

Ну, давай уже, решайся. Вдруг я пойму.

– Константин Павлович! Вот Вы где, а я Вас ищу везде, – даже не оборачиваясь, понимаю, что пищание издаёт та самая невысокая девушка, что стояла рядом с ним. – Пойдёмте я перевязку Вам сделаю. Всё готово уже. Давно, – последнее слово произносит тише, затылок мне взглядом прожигая.

Глава 66

Стою и наблюдаю за малышкой со спины. Её потряхивает, конкретно так. То ли явная симпатия в Косте сказывается, то ли моё присутствие, то ли вида крови боится, то ли всё вместе. Занятная перевязка выходит.

Достаю из сумки упаковку перчаток. Они, да и не только, у меня всегда с собой.

Если честно, это боль. И в пир, и в мир с огромными сумками. В машине всегда лежит маленькая, в ней есть комплект ключей и духи, больше в неё ничего не поместится, разве что телефон. Пользуюсь я ею не часто.

Подхожу к раковине и начинаю тщательно мыть руки. Это у меня осталось со времен меда ещё в Калининграде. Мытьё рук и их гигиеническая обработка первостепенны. Именно руки могут служить источником патогенных микробов для пациента.

Папа разрешал мне присутствовать на операциях с первого курса. А когда ещё и вместо ассистирующей медсестры мне позволялось помочь ему с экипировкой, это был восторг. Непроизвольно начинаю улыбаться, когда вспоминаю папу в «позе» – руки вытянуты впереди тела, пальцы широко расставлены, чтоб на них было проще надеть перчатки. А ещё Алёне, со времён школы, как единственной музицирующей – даже сейчас от воспоминаний передёргивает – доводилось заниматься подбором музыки для папиной команды врачей. Всегда на его операциях она звучит фоном, помогает достичь большей концентрации, слаженности движений.

Костя улавливает мои намерения, когда я принимаюсь одноразовым бумажным полотенцем высушивать руки.

– Ань, ты можешь идти. Мы с Алёной справимся сами.

Аня тут же вскидывает голову. Сначала смотрит на Костю, затем на меня, но уже с другим выражением. Всё благоговение на Костика было истрачено. Ей изначально не понравилась его идея моего присутствия в перевязочной.

И тут Анна открывается с совершенно иной стороны.

– Ну как же, Константин Павлович… Она же… – снова одаривает меня взглядом, теперь уже видна явная неприязнь. Поджав губы, проходится глазами от лица до кончиков туфель. Не удерживаюсь и милейше ей улыбаюсь. Детка, твоё ко мне отношение даже смешит. Меня сестра собственная в родительском доме видеть не хочет. Так что твоя реакция так, курам на смех. – Она же…

– Она же врач, – Костя, как и я, всё понимает. – Даниилу скажи, что всё сделала, – девушка всё равно сомневается. – Аня, пожалуйста, – последнее слово произносит с нажимом. Который раз замечаю, что Костя использует свою культурность для достижения цели, продавливает.

Выходит девушка с таким видом, словно просканировав меня глазами, смогла определить, что специалист я никудышный.

Подхожу к нему и еле удерживаюсь от того, чтоб не надавить засранцу посильнее на травмированный участок.

– Ну и что сидим? Оголяйся давай и рассказывай, где был, кого видел.

Он словно нехотя расстегивает рубашку, стягивает её с себя.

Ну что сказать… Хорошо прилетело. К счастью, не мой клиент. Но судя по всему, задумка была таковой.

– Почему здесь, а не в вашей больнице? – У господ полицейских и иже с ними нет полюсов обязательного медицинского страхования, зато прикреплены к определенной больнице. Не к этой.

– Тут брат двоюродный работает. А в нашей подруга мамы. Она не в курсе этого, – опускает взгляд вниз. – Надеюсь, и дальше не узнает.

Смотрю на него и поражаюсь.

– Ты явно не нравился тому, кто тебя штопал, – честно, результат чьих-то трудов назвать по-другому язык не поворачивается. – С любовью зашивают иначе.

– И как же? – заводит руки за спину и, опираясь на них, откидывается назад.

– Подними, – указываю глазами на край своего джемпера. Дважды его просить не приходится. – Как-то так.

На том же месте, где у него свежая рана, у меня уже старый шрам. С виду он маленький, но ранение было глубокое, нанесено ржавым предметом, заживать не хотело.

– Это, блд, что? – Одной рукой продолжает поднимать одежду, второй касается рёбер с левой стороны.

– Просила же не ругаться, – отхожу от него слегка, чтоб выпустил одежду из рук, стряхиваю ее вниз и показываю ему, как усесться, чтоб нам было удобно. – Года четыре назад освидетельствование нескольким парням проводила после массовой драки. Один из них, очень потерпевший и очень пьяный достал откуда-то отвёртку и воткнул в меня, достаточно глубоко. Опер, который за ним приглядывал, думала откинется, когда меня с торчащей из тела рукояткой увидел.

– А какого х*ра он вообще был с отвёрткой? Как они его досматривали? – видно, что сдерживается, чтоб дальше не продолжить ругаться.

Пожимаю плечами.

– Артём спросил тоже самое, только в более грубой форме. Чуть ли не убил тогда своего несчастного коллегу.

Косте не нравится слышать упоминания о Шумове, но я особа капельку мстительная. А самое главное, он отвлёкся. Даже взрослым мальчикам во время смены повязки бывает непросто.

– Почему ты не в больнице? На ногах затягиваться будет дольше.

– Алён, много дел. Если бы я знал, что так будет, я бы не стал тебя тогда привлекать. Честное слово. Твоя безопасность превыше всего, – вот мы и подошли к самому интересному.

– А сейчас для меня небезопасно? – интересуюсь в процессе, голову к его лицу не поднимая. Он молчит, весь напрягся. – Дай угадаю. Кто-то неожиданный в доле оказался, а вы и не знали?

– Они все уже сидеть должны были. Возникли сложности. Алён, я тебе обещаю, максимум неделя. Пока ты безвылазно в центре экспертизы была, я не так волновался…

– Сиди смирно, – одёргиваю его строго. – Мешаешь.

– Я тебе поклясться могу, не должно было на тебе никоим образом отразиться. Не стал бы тобой рисковать. Никогда. Ты очень мне дорога.

– Давай мы не будем, а? На тот момент спектр твоих чувств ко мне болтался в диапазоне от похоти до желания. Спасибо, что соизволил рассказать о наличии жены. Ну правда, девчонки молодые могут поверить в «увидел и голову потерял».

– Аленёнок, прошу тебя. Я себе не прощу, – касается моих волос сверху. – Не стал тебя только по своей прихоти отрывать. Ты мне нравишься очень. Несколько дней и я всё улажу.

– Бантик будем завязывать? – интересуюсь, шутя. – Можешь одеваться. Закончили.

Дверь открывается. В проеме нарисовывается Аннушка в мужской компании. Подмогу привела, заботливая. Между Костей и Даниилом, как представляют мужчину, есть отдалённое сходство. Понятно, кто у нас родственник.

Мне даже на руку, что Костю немного отвлекают. Закидываю удочку о том, что процесс восстановления с такими нагрузками будет долгим, и спешу ретироваться. Понятно и так, что не отстанет.

Полученный жизненный опыт мне подсказывал, что такие «командировки для отвода глаз» ни к чему хорошему не приведут. Наркотики, торговля оружием – это в принципе сферы небезопасные.

– Алёна Богдановна, милая, не спеши, – успеваю только коснуться ручки автомобиля, как на плечо ложится мужская рука.

Глава 67

– Алёнушка, дорогая, ты пойми – если информация дошла до меня, значит, дела определённо плохи. Сейчас я чист. Кристально. Коллеги твои промыли мне всё, что было возможно.

У нас с Леонидом поздний обед в ресторане. На этот раз заведение уже другое, но, видимо, также ему принадлежит, в интерьере присутствуют такие же нотки «дорого-богато». Весь второй этаж в нашем распоряжении. Посредством ресторанного и отельного бизнеса проще всего отмывать незаконно нажитые средства. Музыка играет негромко. Выбор композиции совершенно не подходит стилистике заведения. Ресторан грузино-армянской кухни, а играет песня Леонида Портного «Кто создал тебя такую».

Наша с ним странная игра местами увлекает, спорить смысла нет. Дополнительное разнообразие в мою и так не скучную жизнь.

– К счастью, Вашему, промывали Вас не мои коллеги. Иначе обедала бы я сейчас в одиночестве.

– А меня бы черви ели?! – произносит с возмущённым смешком.

Передёргиваю плечами, мол, как знать.

– Посыл у мыслей был другой, Алёнушка. Не меняй тему. Твой молодой человек, – говорит о Косте, в первый раз я его поправила, но эффекта эта не возымело, – возможно, не так уж и плох. Но я предпочитаю перестраховываться, поэтому помогу ему в решении возникшей проблемы…, – подбирает слова. – С обратной стороны баррикад.

– Боюсь представить, каким образом. Вы же чисты. Кристально.

– Ох, Алёнушка, – вздыхает, глядя мне в глаза. – Был бы я лет на двадцать-тридцать моложе, не стал бы помогать конкурентам. Сам бы поборолся, – в его глазах вспыхивают сатанинского вида огоньки, полные задора. В такие моменты ясно, как божий день, – Леонид в жизни не такой добрейший человек, как при общении со мной.

– Десять.

– Что прости? – сводит брови к переносице.

– Минус десять лет было бы достаточно, – смотрю на него с многозначительным видом, поглубже припрятав улыбку.

В очередной раз он начинает открыто и заразительно смеяться.