Делаю волну, касаюсь своего тела руками. Плаваю по «установленным» точкам. Пластично убираю бёдра назад, он тут же ловит это движение взглядом. Что называется бабочки внутри порхают. Качели бёдрами. Параллельно приспускаю рубашку.

До «нижней» части представления добираюсь уже в одном боди. Тянусь к полу щекой. Отдельное удовольствие – видеть, как он наслаждается. Несколько раз поднимаю ягодицы. Он тут же переводит на них взгляд. Улыбаюсь. На спину переворачиваюсь и поочередно поднимаю ноги. Знаю – он смотрит. Прогибаюсь в спине максимально изящно. Красивая музыка подогревает. Сажусь, обволакиваю себя руками.

К Косте иду на четвереньках. Движения кошачьи.

Опускаюсь к нему на колени. Пропускаю волну по телу, от бёдер до кончиков пальцев. Следом ещё одну. Выгибаюсь назад так низко, что касаюсь пола рукой, второй глажу ногу Кости.

Он меня не касается и, судя по всему, вовсе не дышит. Возвращаюсь в исходное положение и целую в шею. Пальцами обхватываю запястье, пульс его измеряю. Частит.

– Как станет невмоготу, можешь произнести стоп-слово, – произношу негромко и провожу кончиком языка по его губам.

Свободно и мягко разворачиваюсь к нему спиной, мои ноги широко расставлены по обе стороны от его. Одну, подняв высоко, перекидываю на противоположную сторону.

Костя ловит ее и фиксирует. Поза, мягко говоря, интригующая. Кручу бёдрами, намеренно задевая его стояк. Он свободной рукой обхватывает мою шею. Повторяю движения, на что орган тут же отзывается.

– Скажи мне, мать твою, Аленёночек, этому тоже на русских народных учили? – раздаётся жёсткий голос над самым ухом.

– На шпагат да, там посадили. А это, – раскачиваюсь плавно из стороны в сторону, сидя на нём, – курсы стрип-пластики. Были когда-то в моей жизни.

Много лет назад. Подготовка к кандидатской и виляние жопой – идеальное сочетание. В жизни всё может пригодиться. Надо быть готовым к любому событию.

– Для Артём старалась?

Началось в колхозе утро. Ревность Кости к Артёму… она как вселенная – безгранична, но на постоянной основе происходит расширение. Где предел – хрен его знает.

Сидит с каменной эрекцией, но пытается со мной поругаться. Если бы не чувствовала степень возбуждения своей пятой точкой, то подумала бы, что танец не удался.

– Не угадал. Я тогда с другим мужчинкой была, – преднамеренного его задеваю, потому что злюсь. Ну, какого, блин, лешего. Я тут вообще-то старалась. Костя матерится себе под нос. – Тебе только с девственницами спать, – не выдерживаю, вырываюсь из его рук. Поза-то капец какая неудобная была, нога к потолку задрана.

– Найти совершеннолетнюю девственницу не так уж и легко. Остальное – уголовно наказуемо, – сообщает ровненьким голосом.

– Ты уж постарайся. У тебя крайняя необходимость, – передёргиваю плечами, стараясь говорить ровнее. Подхватываю с пола рубашку.

– Алён, подожди, – Костя поднимается, ловит меня за запястье. – Извини. Я не хотел обижать. Мудак, – констатирует факт.

– Ты ведь сразу информацию обо мне собирал. Всё знал. И всё равно решил начать отношения. Теперь что не так? Я ведь не спрашиваю, как ты Жанну трахал, – и кого кроме неё, тоже не спрашиваю.

– Хорошо я её трахал, – передёргивает от его слов. Да и так понятно, у вас общий ребёнок. – Блд, Алён, извини. Не хотел портить единственный наш с тобой совместный выходной. Как подумаю, что они тебя… Удушиться охота. Ещё лучше их.

Пздц.

– Зачем ты об этом думаешь? Это было до тебя. До нашего с тобой знакомства. Нездоровые мысли, Кость.

– Я знаю, прости, – сгребает меня в объятья. – Продолжишь?

Да, блин, конечно. Дышать от злости не могу, но станцую. Как же. Сбил весь настрой.

– Ты такая роскошная. Во всех отношениях, – продолжает, так и не дождавшись ответа. – Я описать не могу свой восторг от тебя, – не реагирую. Старалась же. Для него. – Буду стараться, малыш, ревность свою, да и характер дурной, держать под контролем.

И он старается. С максимальной отдачей. Из дома мы выезжаем значительно позже планируемого. Зато на два дня. Аттракцион невиданной щедрости с его стороны. Два дня не работать – чуду сродни. В одну из остановок в кафе он покупает нам несколько стаканов с пончиками. Море сахарной пудры для нас с ним. Приходится есть и его кормить. Каждый раз, когда подношу ему откусить, он норовит облизнуть мои пальцы. Ругаюсь и хохочу. Естественно они чистые – несколько антисептиков и влажные салфетки справляются, как могут, – но всё же.

Счастливая беззаботность. Так я буду вспоминать эту субботу. И первую половину воскресенья, поутру которого мы в парке гуляем, много смеёмся. Людей в парке мало, на некоторых участках мы остаёмся только вдвоём. Под мои возражения и низкий писк, он меня подхватывает и тащит наверх по мощённой досочками тропе. Цепляюсь в его плечи и в шею утыкаюсь, зажмурившись.

После обеда всё резко меняется. Звонит его мама и, всхлипывая так, что я на расстоянии метра слышу, рассказывает, что Петя в больнице. Она случайно от подруги узнала. Жанна никому не сказала.

Дальше начинается представление бывшей на тему «Ты хреновый отец, я не посчитала нужным тебе говорить».

Она уехала с сыном к своим родителям погостить. Малыш заболел, но лечение назначили неверное, как итог – тяжелый бронхит с последующим отёком лёгких.

Я вижу, как Костя нервничает, но помочь не могу.

Он отвозит меня домой и уезжает к ним в другой город. На следующий день тишина. Абсолютная. Не звонит. Не пишет. На сообщения мои не отвечает.

За полночь, уже считай во вторник, присылает сообщение.

«Алёна, я хочу быть со своей семьей».

Вот как бы и всё. Ку-ку, мой мальчик, ку-ку.

Сомнений в том, что это писал именно он, у меня нет.

Глава 85

Лежу на диване в гостиной и рассматриваю дизайнерскую настольную лампу. Прозрачная, очень красивая, как вещал продавец, у неё изящная форма, особенный шарм, способный украсить любой интерьер. Но по сути… она бесполезная. За те деньги, что я за них – а их две штуки, вторая стоит за моей головой – отдала, можно было с десяток купить. Очень даже хороших, но не из муранского стекла. Разбить бы её к чертовой матери. Но я ведь не такая, я сдержанная. Она не виновата, что есть люди такие, бесполезные. И от этого никому не нужные.

Признавать не хочется, но то, что я сейчас чувствую, это ничто иное, как разочарование.

С детства я уяснила одну вещь, и в подходящий момент даже папе осмелилась высказать. Завышенные ожидания – проблема того, кто их возлагал, а не того, кто не оправдал. Так и сейчас. Только сейчас я сама сплоховала.

Вляпаться в какое-то «г» – это я запросто.

Вообще путь держала на выход. Собиралась катить на работу. Но диван меня приманил. Думать о Косте совершенно не хочется, но думается. С одной стороны хорошо, что я не велась на его «давай жить вместе», сейчас бы капец как было горько. Размазня, не иначе. С другой стороны, может быть, ему не хватило тепла?

Сидя в своей машине, выдыхаю. Изо всех сил стараюсь вернуться в прошлое состояние. «До» было прекрасно, любимая работа, семья, друзья, «Лекся» моя тоже красивая.

Название «Lexus» – сочетание нескольких слов. Роскошь. Элегантность. Совершенство. И суффикс в стиле латыни.

Мы с ним идеально дополняем друг друга. Само совершенство.

Нет, в самовнушении я точно не сильна.

Физическая и душевная боль активизируют работу одних и тех же участков головного мозга, вызывают схожие ответные реакции. Несмотря на это, блокировать я умею лучше первую, нежели вторую. Как оказалось. Эдакий откат на десять лет назад. Зачем вообще к кому-то привязываться, если вокруг через одного все мудаки и гондольеры.

Грусть отдаётся жжением в лёгких.

Работа как всегда поглощает с головой. Сегодня у нас с парнями пазл на троих. Четыре мешка останков. Игра началась.

– Алёнка – шаловливая ручонка. Ты как будто причастна к случившемуся. Как ты так быстро понимаешь, кто где? – шутит коллега.

Большая часть лица у каждого из нас скрыта масками, но мы проводим столько времени вместе, что выучили друг друга до мельчайших интонаций и жестов.

– У каждого из нас свои увлечения, – поигрываю плечами, поднимаю взгляд на Толю. – Если уголовный кодекс не может сдержать, то и на другое не стоит рассчитывать.

В ответ он улыбается глазами.

Концентрируюсь на задаче, беру пробы, раскладываю останки. Это сейчас первостепенно. Кто-то будет хорошей мамой. Кто-то женой. А я вот… Возможно, смогу помочь кому-то, спасти от тюрьмы, например. Ошибка, халатность при составлении заключения может поломать чью-то жизнь.

Сутки прошли бы на одном дыхании, если бы в их второй части ко мне не подкатило руководство.

– Алёна, – протягивает мне папку, – по срокам – надо было вчера.

Киваю и забираю и из рук документы.

– Это не всё. Проводит стажёрка. Ты контролируешь.

Я бы сказала – раз плюнуть. Но с этой девушкой даже Гоша не смог сладить. Она чья-то дочка. Информация для меня настолько неважная, что даже не удосужилась уточнить, чья именно. Какая разница? Я так-то тоже. Однако есть разница. Меня ругать было можно, её нельзя. Толя вышел из секционной в первый раз, чуть ли дверью не хлопнув. А это само по себе событие.

Спустя час я понимаю причину негативного отношения друга к девушке.

Несколько раз, поочередно, селезёнка и желудок побывали на полу. С сопровождением «ой, я случайно».

Сказать, что я в шоке, – ничего не сказать. Даже забываю о том, что меня впервые в жизни кинули.

Дальше больше. Так же случайно она вспарывает желчный пузырь и тут же бросает его в мусорное ведро, рядом стоящее.

Впору прикрыть лицо руками.

– Его, – указываю на ведро, – ты сейчас достаешь и на место возвращаешь. Затем валишь отсюда. Курсы мясников здесь не проводят. Попроси папика на рынок тебя устроить.

Мусорное ведро у нас, благо, еще оставалось чистое. Но сам по себе факт дичайший. Злость клокочет внутри.

– Ты что сейчас сказала? – оборачивается пигалица ко мне и начинает орать. Понятно. Полоса истеричек к моей жизни не закончилась.

– Я сказала, что ты дура. И таким в медицине не место, – всё так же спокойно вещаю. – Пошла вон отсюда, – голову слегка наклоняю в сторону двери.

– Ты ещё пожалеешь, дрянь! – выкрикивает и несётся к двери. Показываю средний палец, безразлично, увидит или нет. Она посильнее хлопает дверью.

Кощунство величайшее. После вскрытия всё должно оставаться ровно так, как до него. Максимум на экспертизы кусочки берём. Выкидывать – табу. Облокачиваюсь о край стола и выдыхаю. Крепко зажмуриваюсь.

Достаю свой набор инструментов из шкафа. Всё от большого секционного ножа до линейки и ложечек. Включаю диктофон. Когда в паре работаем, один озвучивает всё, что видит, второй стенографирует. Если один – диктофон в помощь. Без этого можно пропустить что-то важное. На своём ли месте органы, в каком они состоянии, от повреждений до цвета. После таких «специалистов» работать проблематично. Спасает то, что первоначальную картинку я всё же видела.

Глава 86

– Алёна, быстро села на место! – гаркает на меня Борис. Оборачиваюсь, желая узнать, много ли слюны улетело на стол. – Я эту гадость не подпишу, – отталкивает от себя моё заявление на увольнение.

– Можете не подписывать. Уйду на больничный и почтой пришлю, – внутри чувствую нечто похожее на умиротворение.

После сильнейших взрывов природа начинает процесс восстановления, так и с нервной системой.

После секционной я успела поговорить с «крышей» дуры. Захотелось ему отчитать меня за то, что расстроила его девочку. Так мииило.

Само по себе это явление несущественное. Но для моей и без того истасканной за последние дни психики это стало катализатором. И вот я, в залитом кровью халате (и такое, детки, бывает, особенно когда за рукожопами подчищаешь), стою в кабинете начальника.