– С Эльвирой я решу вопрос, Алёна. А ты отдохнёшь пару недель и вернёшься, – безуспешно старается продавить свою точку зрения голосом.

– Наотдыхалась уже за последнее время.

– Ты же знаешь, за случай со следственными органами мне до сих пор неудобно. Сейчас же ты делаешь глупость. У тебя самая крепкая психика. Не думал, что общение с Эльвирой приведёт к такому итогу, – постукивает пальцами по переданному мной листу. – За неё попросили…

– Мне неинтересно, – говорю достаточно жёстко для того, чтоб он понял.

– Уйди с глаз моих. Насколько красивая, настолько спесивая, – раздражение в его голосе проступает, однако, мягкое.

Да пожалуйста.

Тихо скольжу по полу. Бесшумно прикрываю дверь за собой. В размышлениях остаться подольше на работе или поехать домой спускаюсь по лестнице. На наш этаж. В царство нашего Толяшки Аидовича.

Пройдя несколько ступенек второго пролёта, почти замираю. В холле в компании Макса стоит никто иной, как Константин Павлович. Моё чудо мудачье. Оу, уже не моё.

Кажется, что чувствую его прикосновения на своей коже, хотя просто смотрю на него с расстояния нескольких десятков метров. Столько раз за эти недели я просыпалась от того, что Костя гладил моё лицо… Что в восемнадцать, что в двадцать, что в тридцать мы ведёмся на одну и ту же фигню. Равиоли с грибами заталкиваются глубоко в уши.

– Алён, подожди, – окликает меня, когда я уже почти скрываюсь за поворотом.

Останавливаюсь, только когда он хватает меня за плечо.

Собираюсь с духом и оборачиваюсь с безучастным видом. Смотрю на него, блокирую всё, что возможно.

– Привет, – его голос звучит так, словно бы всё нормально. Ничего необычного. Или может быть, я что-то путаю, и это не он, потрахав меня, вернулся к жене, пусть и бывшей.

На приветствие не отвечаю. Это к лучшему. Итак уже н*х*р мною был послан козлина из администрации города, и часа не прошло как. Я всё ещё помню эту незамысловатую комбинацию букв.

Давай уже, разродись побыстрее.

– Я хотел объяснить причины своего решения.

Да вы чо. Он серьёзно сейчас?

Естественно, не извиняться же сподобился. Слишком много было бы мне чести.

– Мне по… —округляю рот в яичко. – …х***, – произношу беззвучно. Он понимает и так. – Хотя у меня его и нет. Но этого неважно. Сила не в нём. Можно и с членом быть инфантильным, – смотрю ему в глаза. Да-да, речь о тебе. Бросать девушку по смс… немного не мужественно.

Костя хмурится. Но меня это не трогает. Меня несёт.

– Свали, пожалуйста, так, чтобы я тебя больше не видела. Договорились? Ещё раз, – достаю из кармана на халате ручку. – И её из тебя уже мои непосредственные коллеги будут вытягивать.

Так грубо я говорю с ним впервые. Он не переносит такого, но уже наплевать. Взгляд Кости опускается на мой халат. Да-да, ты посмотри. Я ведь не шучу.

Разворачиваюсь и чуть ли не бегу в душевую. Да что же это такое! Хочешь быть со своей семьей – будь с ней! Какого черта ко мне лезть!? Приехал посмотреть, не сдохла ли от горя? Так не дождёшься.

Из своего импровизированного панциря выбираюсь через час. Зато преобразившаяся. Для себя. Чем хреновее на душе, тем лучше стараюсь выглядеть снаружи. Благо, это не трудно. Кожаные скини, светло-серый свободный кашемировый свитер, ботильоны на высоком каблуке и косуха.

Если отбросить ложь в сторону, то наивная и чуточку мстительная часть меня ждёт, что он всё ещё на парковке, что увидит такой, а не в перепачканном халате.

Однако видит не он, а мои мальчики.

– Алёна, сражён в самое сердце. – Толька хватается за сердце. Это происходит так часто. В пору заподозрить что-то неладное. – Гош, пошли морозильники освобождать. Она сейчас из здания выпорхнет, и мужиков повезут. Полными тачками. Не ссы, диагноз я уже знаю.

Этот человек – самый большой мастер перевоплощений. Маг и чародей. Сейчас балагурит, через пять секунд, в случае надобности, будет самым собранным из людей.

– В бар к подругам и домой. Если так сделаю, лучше будет? – прикрываю сумочкой пятую точку.

– Нет. Всё равно без шансов. На выживание, – произносит медленно. – Отдохни, детка, хорошо. Выкинь всё это, – обводит глазами помещение, – из головы. Помни только о нас.

– Веди себя неприлично, – добавляет Гоша. – Но помни о нашей любви.

Расцеловываю в щёки своих ответственных мужчин, прощаюсь. Из здания выхожу, не смотря по сторонам. Мне это не нужно. Лишние переживания только. Их и так за глаза. И так друзьям наврала. Ну, какой мне бар? Чтобы что? Ничем хорошим такой поход не закончится.

Успеваю только забраться в машину и включить зажигание, как срывается дождь. Сразу стеной. В унисон дворникам вытираю свои щёки. Нет людей, из-за которых стоит пускать свою жизнь под откос. Таких разве что родить можно. Но у меня с этим проблемки.

Умной получается быть только на словах. По итогу спустя полтора часа я еду по какой-то загородной трассе. Домой не хочу. Никуда не хочу. Сквозь шум музыки раздаётся короткая трель звонка, извещающая о поступившем сообщении. Первая мысль: может, всё-таки он? Может, видел всё-таки?

Идиотка законченная. Ну что он тебе в сообщении изложит причины свои?

Тянусь за телефоном и открываю сообщение. Леонид.

«Алёнушка, отвлекать тебя в этот момент не очень-то хочется. Но ты бы сбросила скорость».

Пздц. Не знаю, что меня в этот момент удивляет больше. То, что он до сих пор «присматривает», или то, что я до скоростью больше двухсот тихо еду в каких-то *бунях, где и больницы-то нет, а если и есть, то хирургов нет.

Глава 87

– Е…понский городовой, – Туль обводит глазами гостиную и стопорится взглядом на кучке стекла около стены. – Я тебе, конечно, говорила, что эта лампа – бестолковая трата денег, но зачем её разбивать-то было после покупки?

Смотрю на нее безучастно. Мимика у нее такая же живая, сама она энергичная. Всё как всегда, но мне не смешно. Мне вообще никак.

Я впервые в жизни ей не рада. В последние дни я зациклилась на своей неполноценности.

– Ещё и обои попортила, – подруга подходит к стене, касается её пальцем.

– Это возрастные изменения начались? Ты бережливой становишься? – добавь я в голос немного веселья, она бы поняла, что я шучу. Но им и не пахнет.

Наташа вздыхает.

– К сожалению, я оказалась права. Всё плохо. Пошли на кухню. Надо поговорить, – её голос резко становится серьёзным.

Захожу на кухню. Чайник включаю. Достаю красивый прозрачный заварник и листовой с дольками сушёных апельсинов. Еды дома нет, но есть любимые конфеты Наташи. Они всегда у меня есть для неё.

Ставлю вазочку перед ней, и уголок губ подруги ползёт вверх.

– Даже злюкой ты хороша.

В ответ молчц.

– Лён, что происходит, малыш?

– А что происходит? – ставлю перед нами чайничек, в котором оживают лепестки.

– Ты в Калининград собралась возвращаться?

– Нет. С чего ты взяла?

– Зачем тогда увольняться? – отвечает вопросом на вопрос. – Если я узнаю, что твою бошку тупую какая-то хрень опять посетила, я тебя… Блд. Будешь у меня в углу на коленях на дроблёном горохе стоять. Без штанов. Нихрена не смешно! – повышает на меня голос.

– Ты суровая. Бедные твои пацаны.

Всем своим внешним видом даёт понять – она очень мной недовольна.

Причину я тоже знаю. Здесь, в меде, у меня была преподаватель. Свободная женщина слегка за сорок. Первоклассный специалист. Весной, посреди учебного процесса, её начал заменять другой преподаватель. Она вернулась осенью. Совершенно другая. Привычное удлинённое каре срезано под ежа. На висках седина. Множество новых морщин. В глазах печаль несусветная. Позднее оказалось, что она в рамках одной из программ ездила в одну из среднеазиатских стран, туда, где на тот момент было неспокойно. Даже для самых стойких, работа с людьми, подвергшимся пыткам, – это сложно. Мы слишком много знаем о боли, и о цене жизни, и о её бесценности.

К чему я вещаю. На «Лексус» я заработала так же. Разумеется, целью был не он. Вообще материальная составляющая волновала на тот момент мало. После года неудачных попыток забеременеть, ухода от тогдашнего парня, я хотела придать своей жизни хоть какую-то значимость. Пользу от себя видеть хотела. Иметь хоть какое-то предназначение. Смысл в прожитых днях.

Оказалось, что психика у меня о-го-го. Прям на зависть. Поэтому очень странно и чуждо ощущать себя такой, как сейчас.

Он пришёл мне объяснить… просто пздц.

Наташа начинает меня отчитывать и вдруг замолкает. На полуслове. Сидит с открытым ртом, затем захлопывает его.

– Вадим опять мне изменил, – бормочет себе под нос, но я всё равно разбираю.

Этот откат уже чудовищной силы. Такое уже было. Если бы не тот случай, у меня бы не было такой подруги. Но есть но. Её бы тоже могло не быть, не схвати я её на мосту за шиворот.

Не скажу, что я его простила, но и не мне надо было прощать. У Наты каким-то образом получилось. Он молил о прощении, а она его любила. Плюсом их мальчики.

– Мой хороший, – обхватываю её ладошку.

– Да всё в порядке. В этот раз я как-то спокойнее перенесла. Девка одна меня лайкать активно начала, под каждым постом писала. Ноги твои ей, кстати, понравились, – посмеивается. – В какой-то момент смотрю, на аватарке вид знакомый. Прямо, как у Вадика в Швейцарии из квартиры. Зашла к ней, а там фотка из кровати… на её колене рука мужская, а на ней часы моего мужа. Помнишь, мы вместе с тобой выбирали? Козёл велкопоповицкий. В общем. Я на развод подала утром. Мальчишкам сказала. Завтра вечером полечу к родителям в Москву. Надо развеяться. Ты со мной, если что.

– Я не собиралась…

– Я знаю, но у меня к тебе дело. Пообещай, что мне не откажешь.

Я хмурюсь в предчувствии какой-то лажи.

– Так, ты меня знаешь: расстраивать сейчас меня никак нельзя.

Пользуется тем, что я чрезмерно боюсь за неё. Более непредсказуемого человека я просто не знаю.

– Ну же, детка, давай. Пообещай! Любое моё желание. Декабрь на дворе, считай это новогодним желанием маленькой Наташи Дедушке. Нет, Снегурочке. Точно! Ты ведь на Снегурку похожа, – четырьмя пальцев стучит по столу в ожидании. – Ничего ужасного. В сексуальное рабство тебя не продам. Хотя был такой вариант.

– Я тебя боюсь, если честно, – оглядываю её.

– Знаешь, о чём я жалею, малыш? О том, что не жила так, как мне хочется. Вот эти последние десять лет. Дети, муж, дом. У нас всё было хорошо, но очень ровно. В том, что Вадим меня любил, я не сомневаюсь. Но для меня этого было мало. Хотелось мне не этого. Но рамки, навязанные чужими стереотипами, мешали. Я хочу, чтоб ты попробовала и поняла, чего хочешь именно ты. Накопленный опыт помогает нам сделать в определённый момент правильный выбор, чтоб после не было мучительно больно. Я вот сейчас знаю, чего я хочу. Но уже поздно скорее всего. А у тебя время есть. Пожалуйста.

Глава 88

«Алёнушка, ты сказочная лохушка, – подсказывает мне моё сознание. – Тебя так легко развести, что даже удивительно».

Что есть, того не отнять. Я так переживала за Нату, что готова была согласиться на всё, что угодно. Лишь бы ей полегчало. Кто же мог подумать, что её желание напрямую связано с моей, а не её жизнью.

Самое главное – я ведомая. Вот уж сюрприз. А ещё алкоголичка. Несколько дней из жизни пропало. Мы начали выпивать, культурно, у меня дома, закончили в одном из торговых центров Москвы. Когда купальники выбирали. Изначально предполагалось, что нам обеим они пригодятся. Но нет. В аэропорту я себя почувствовала … даже слов приличных нет кем. Эта курица даже чемодан за собой потащила. Пустой. И вот сейчас, сидя рядом со спящим Киром, я мысленно провожу Наталье лоботомию. Аж руки трусятся, как хочется её придушить.

«Ну, Лёна, детка! Какая разница, с кем лететь?»

«Тебя всё равно от работы отстранили. Это минус, конечно, быть лицом процессуальным».