Я понимающе кивнула, вспомнив, чем раут отличается от бала: это мероприятие, куда приглашают кучу гостей, но танцев не устраивают, и молодежь кисло слоняется от колонны к колонне, пытаясь не помереть со скуки в окружении взрослых, солидных гостей, занятых своими взрослыми, солидными разговорами. Тут от тоски с кем угодно разговоришься.

– Она показалась мне очень хорошей, такой понимающей, – поведала между тем подруга и поежилась, оглянувшись на приоткрытое окно – оттуда дуло.

Я снова кивнула, встала, закрыла форточку и накинула Миле на плечи свою шаль. Она улыбнулась в ответ и продолжила:

– Мы подружились. Довольно близко. Не как с тобой, но… А потом я попросила ее о помощи. Она уже работала в СБГ… ты же знаешь, эта служба имеет вес даже в Храме. Теперь-то я понимаю, что Настя не смогла бы мне тогда помочь, все, что случилось, не зависело от воли людей, даже от воли храмовниц. Но я была так обижена, испугана и так отчаялась, что написала Насте напоследок очень горькое письмо. Я его не отправила, порвала и выкинула в корзинку для мусора, но… Светлана нашла, склеила и отдала Вьюжиной. Оставив ее с очень тяжелым чувством вины. Я не знала… иначе нашла бы ее раньше и поговорила.

– М-да… и что теперь?

– Теперь мы можем рассчитывать, что Анастасия Вьюжина как минимум не будет нам мешать.

Глава 3

Следующим утром мы все же дошли до платяной лавки у рынка и обновили свой гардероб под чутким руководством Анфисы Степановны, дородной, медлительной и по-здоровому округлой хозяйки лавки. Как и где они с Людмилой познакомились, рассказывать не пожелала ни одна ни другая. Но знакомство явно оказалось весьма близкое: Анфиса Степановна приняла наши чаяния как свои собственные. При том, что в деньгах купчиха себя не обидела, с нас она ни копейки лишней не содрала. Все платья, туфли, платки, шали, перчатки, чулки, ботинки и шляпки стоили своих денег. Особенно если знать, куда смотреть, чтобы увидеть перспективу.

Мне разом вспомнилась приятельница из моего прежнего мира, бесподобно умевшая ходить по секонд-хендам. Она почти не глядя протягивала руку к куче разнокалиберного барахла, выдергивала из него жеваную тряпку и через день щеголяла в оригинальном шикарном костюмчике от каких-нибудь дольчей или габанов. Отстирала, отпарила, расправила, подогнала по размеру – и в результате оказывалось, что тряпка мегаактуальна в этом сезоне, хотя выпущена пару лет назад. При том, что куплена из мешка «все по пятьсот рублей», выглядит на пятьсот тысяч.

Вот и теперь наш гардероб требовал, конечно, основательной доработки, но, когда мы с Милой приведем его в порядок, будет не стыдно появиться хоть в присутственном месте, хоть на светском рауте, хоть на боярском балу.

С каким же наслаждением мы обе отбросили на время все мысли о сложностях нашего положения, о проклятии, о жертве, о противной родне и будущих сложностях с выкупом из рода и занялись чисто женскими делами!

Поскольку Анфиса Степановна позволила нам не только выбрать себе одежду под ее же чутким руководством, но и воспользоваться пошивочной мастерской в том же здании, работа закипела не отходя, так сказать, от кассы.

– Мила, вот тут вышьешь еще один листочек к узору, и будет казаться, что этой дырочки не было! – Как же здорово было представлять себя умной и хитрой кудесницей, умеющей из ничего сделать роскошь! – Кто там станет считать количество лепестков на эксклюзивной вышивке дома Пархомовых!

– Угу, а вот, смотри… – Кажется, Мила не меньше моего радовалась такой возможности. – Если эти казачки правильно подбить, да не железом, а специальными набойками, разница в высоте сношенных каблуков вообще будет незаметна! Я знаю одного будочника в Кошкином Дворе, он умеет так покрасить кожу, что обувь выглядит новее новенькой!

– Девчата, сюда гляньте! – время от времени перебивала наш щебет Анфиса Степановна, гулкая и низкая, словно пароходный гудок в тумане. Ее вкусный своеобразный говорок отлично вписывался в музыку этого утра. – Вот, Людка, чулки с брачком, непарные, но вся разница в мыске, а кто его внутри туфли-то разглядит? Целая партия вчерась пришла, полсотни пар! Хотела девкам из трактира на Палецкой предложить, но коль вы первые пришли – забирайте все. Шелковые чулки, да от Пауковых, – это вам не синтетика поганая! И кстати, вот, пОльты с капюшонами берите! Конец сезона, но холода запросто еще могут вернуться. А к осени я цену-то подниму, даже для своих. Глянь, шерсть какая – чистое облачко! В горсть сожмешь, выкрутишь, а отпусти – гладко! Дальневосточные козы, не что попало! А пятно с подола мы выведем, или еще лучше – отбеливателем по всему краю пройдемся, будет модный переход цвета, еще и обзавидуются такому шику-то!

Короче говоря, в снятую на двоих квартирку мы вернулись только к ужину, обвешанные свертками и пакетами, как новогодние елки. И то все не унесли, самые объемные и увесистые покупки должен был доставить помощник Анфисы Степановны на тележке с педалями, похожей на транспорт велорикши из моего прежнего мира.

И даже не удивились, найдя под дверью Лиса.

Олег выглядел откровенно хреново. Бледный, словно бы пыльный какой-то, с отчетливыми кругами вокруг голубых глаз, он был похож не на рыжего хитреца, а на крайне замученную панду.

Мила от такого зрелища едва не разроняла все покупки, кинувшись к своему ненаглядному. Повезло, что Лис, несмотря на потрепанный вид, не растерял проворства. Он подхватил и подружку, и пакеты. И далеко не сразу выпустил это богатство из объятий. Воспользовался моментом, так сказать. И я его понимала.

Поэтому и стояла молча пять минут, пока они, забыв обо всем, обнимались. Только свои пакеты тихонько пристроила к перилам у двери. Наша квартирка удачно располагалась на последнем этаже, из соседей – только голуби под самой крышей. Из-за этого, кстати, и цена меньше – лифта в старом доме не было, а пешочком на четвертый этаж по крутым и узким ступенькам те, кто побогаче, лезть ленились.

– Ох! – первой спохватилась Мила, когда они с Олегом все же не удержали какой-то из пакетов и он шумно шлепнулся на пол. – Извини, Оля!

Подружка принялась смущенно и активно отпихивать от себя Лиса, тот тоже вроде бы слегка порозовел, но я отчего-то была уверена на все сто: вовсе не от смущения. И взгляды, которые он на меня бросал, были поровну полны как благодарности, так и сожаления, что тут вообще есть кто-то лишний.

– Чаю поставлю, – решила я, поняв, что путь к двери свободен. – А вы покупки соберите и приходите. Можете не торопиться, пока еще вода согреется!

Они и не торопились. Чайник давно просвистел сигнальную песенку кипящей воды, травы в заварочнике отдали свой вкус и запах, сушеная малина расправила скукоженные шарики ягод. А я распаковала купленные в ближайшей булочной лепешки с медом. Брали на двоих, но в последний момент вдруг решили, что не наедимся, и попросили еще парочку. Как чуяли!

Наконец, мои пропащие друзья, наобнимавшись и разложив в комнате покупки – раскладывал Лис, Мила только командовала, ей не позволили даже пальцем пошевелить, – смущенно просочились в кухню. И уселись за стол, старательно не глядя друг на друга.

– Вы как маленькие, – поддразнила я обоих. – Можно подумать, кто-то запрещает вам обниматься и даже целоваться.

Одно удовольствие наблюдать, как эти двое еще больше покраснели! Даже жаль возвращаться с небес взаимной симпатии к делам нашим скорбным.

– Ладно. Олег, тебе удалось поговорить с папенькой? Что ему от меня нужно? Действительно ли его привела к Синей часовне Алиса? И что именно пообещали Снежинские Павлу Платонычу, раз он так забегал? – Я вывалила на парня целый ворох вопросов, но одновременно разлила по чашкам настоявшийся чаек и подвинула тарелку с нарезанными лепешками поближе к рассказчику.

– Денег они ему пообещали, – вздохнул Лисовский и взял кусок лепешки. – Очень много денег. Что же еще. Да, ты угадала, Алиса выступила в роли ищейки. Но увы, не она одна.

Глава 4

– И так понятно, что меня ищут все, кому не лень. – Я пожала плечами.

Лис остро взглянул на меня поверх чашки и спросил:

– Точно понятно? Потому что твои слова слишком правдивы, а вовсе не иносказательны. Тебя ищут все. Не только Барятинские, Снежинские и Вьюжины.

– Э… – Вот это было неожиданно. – Остальным что от меня нужно?!

– Тобой слишком заинтересовались Снежинские. Плюс некто пустил среди боярских родов слух, что твое выгорание – фальшивка. И тебя спрятали совсем по другой причине.

– Что?! – Я едва не уронила чайник. – Только этого не хватало! Кто мог пустить такой слух? И зачем?!

– Оленские ищут Милу, ну и тебя заодно. – Олег бросил быстрый виноватый взгляд на свою зазнобу. Та в ответ недовольно поджала губы, показывая свое отношение к инициативе родственников.

– Зачем? – после паузы спросила она. – Ты знаешь, что им от нас нужно?

– Нет, – вздохнул Лис. – Но насчет твоей семьи во мне теплится надежда, что они хотят если не исправить нанесенное зло, то хотя бы позаботиться о тебе.

– Пф! – Кажется, три года жизни храмовой нищенки научили Милу многому из того, что ей раньше и в голову бы не пришло. В частности, моя подруга никогда не смотрела на людей с таким едким, циничным сарказмом. – Позаботиться об убогой они и с самого начала не отказывались. Но мне не нужны их подачки!

– Почему? – Олег, я уверена, и сам понимал Людмилины мотивы, но хотел услышать, как она произнесет вслух то, что на сердце.

– Потому что я сама решила идти этой дорогой, – твердо ответила моя солнечная девочка-старушка. – Потому что принять их помощь после того, как они решили мной пожертвовать, унизительно. Как подачка старой собаке: отслужила свое – доживай в теплой будке, так уж и быть, пару корочек хлеба мы тебе выделим. Для собаки это благо, а для меня – увольте.

Мила явно рассердилась, раскраснелась, и снова сквозь сеточку морщин проступила молодая девушка. Все еще чистая, искренняя, порывистая и храбрая. Но уже поумневшая, всякого повидавшая в жизни, сильная.

– Мила, ты такая красивая! – вырвалось у меня, я потянулась через стол и взяла подругу за руку. – Знаешь… для Оленских это, может, и была жертва. А для тебя – ступенька вверх. Мы вернем тебе твою жизнь, не сомневайся!

– Я и не сомневаюсь. – Вот и вернулась прежняя Мила, смущенная, порозовевшая, ласковая и домашняя. Она подвинулась ко мне ближе вместе со стулом и порывисто обняла. Искоса лукаво глянула на Лиса.

Я засмеялась и поддержала ее лукавство:

– Что, завидно?

– Очень. – Олег тоже улыбнулся нам обеим, но больше своей ненаглядной. Он как-то расслабился, на время стряхнул с плеч тяжесть забот.

Следующие пятнадцать минут мы пили чай с печеньем и не обсуждали дела. Болтали о чем-то легком, глупом и неважном. Это было так прекрасно, что, даже когда чай кончился и пришло время вернуться к неприятным разговорам, мы не очень-то огорчились. Словно зарядились друг от друга и от этого тепла уверенностью: мы справимся, все будет хорошо.

– Я успела заглянуть к матушке-храмовнице, – начала Мила. – Чтобы узнать, как теперь действовать. Раз уж Оля вернулась и нашелся тот, кто видит меня без маски проклятия. – Тут подруга глянула на меня и вдруг виновато затараторила: – Ты только не подумай, что я о себе да о себе! Просто если я стану прежней, я смогу гораздо быстрее тебе помочь!

– Мила, прекрати, – строго шикнула я. – Ты все сделала правильно. Раз твоя проблема решается быстрее и легче – с нее и начнем.

– Эм… – еще больше смутилась наша девушка-старушка. – Насчет быстрее можно подумать, но легче… Это не так. Чтобы снять проклятие с жертвы, нужно пройти лабиринт в полуночном храме. Вы помните, чтобы на это хоть кто-то решился? А тем более вышел оттуда со светом лунного жемчуга в руках? Это очень трудно. И я, если честно, думаю, что не нужно. – Она вздохнула, противореча сама себе. Светилась ведь от одной мысли вернуть себе молодость, возможность любить, магию…