– Кажется, Антоша, ты оказался прав, – мрачно проговорил я. – Блудняк какой-то намечается. Матвея нет, балаклавы эти…

– А я предупреждал! – Корф был мрачнее тучи. – Может, свалим, пока не поздно?

– Да уже поздно, – покачал я головой. – Ладно, смотрите в оба и держимся вместе. Прорвемся, если что.

Я проверил дробовик, дернув затвор, поймал вылетевший из окна экстрактора патрон и втолкнул его обратно. Распотрошив коробку, засунул еще семь красных цилиндриков в держатель на прикладе, а остальные распихал по карманам. Что ж. Вроде готовы…

– Острогорский, ты? – послышался смутно знакомый голос.

А потом из темноты вынырнула коренастая фигура. Штабс-капитан гардемаринской роты, с которым мы сначала гоняли по лесу старшего Гагарина, а потом бок о бок штурмовали поместье Распутина.

– Угу. – Мрачно кивнув, я пожал протянутую руку. – Какими судьбами?

– Да здесь вообще наших хватает. – Штабс развернулся и указал на несколько фигур, замерших чуть в стороне от остальных. – Многих этот беспредел задолбал, так что, если появилась возможность навести порядок…

– То есть ты так это расцениваешь? – Я внимательно посмотрел на него.

Про поиск таинственной лаборатории Распутина Морозов, похоже, предпочел не распространяться.

– А как еще, если полиции плевать?

– А Сергей Юрьевич в курсе? – прищурился я.

– Нет. Надеюсь, что и не узнает, – помрачнев, буркнул штабс. – Мне кажется, ты тоже его в известность не поспешил поставить. А должен бы…

– Кому должен – всем прощаю. – Я ухмыльнулся и закинул дробовик на плечо. – Ладно, чего уж теперь.

Судя по всему, Морозов-младший использовал… скажем так, кое-какие личные связи: отцы чуть ли не трети офицеров гардемаринской роты заседали в Совете безопасности, и всех их его сиятельство наверняка знал лично чуть ли не с самого детства. Так что солянка получалась в высшей степени интересная: гардемарины, курсанты Морского корпуса, Следственный комитет. И какие-то мутные личности в сторонке…

Кажется, ночка предстоит та еще.

– Давайте вместе держаться, – предложил штабс. – Иван, кстати.

– Владимир. – Я снова пожал протянутую руку. – Давай. Так оно как-то… Спокойнее.

– Господа, выдвигаемся! – послышался зычный голос бородача, и все сразу пришло в движение.

Что ж. Сейчас увидим, каким образом Морозов-младший здесь «улики» искать собрался…

Машины остались на пустыре, а мы двинулись в сторону частного сектора, разбившись на несколько групп. Шли через лес, по колено в снегу, перемахнули через железнодорожную насыпь, миновали посадку и вышли к поселку с тыла. И только когда до ближайших построек осталось метров пятьдесят-семьдесят, бородатый поднял руку и остановился, оглядывая театр предстоящих действий.

Да уж, Морозов был прав: трущобы те еще. Куча домов, домишек и домиков, жавшихся друг к другу, как пчелиные соты. Вот только в пчелином улье порядка куда больше, как в прямом смысле, так и в переносном. Узкие извилистые улочки были завалены хламом, дороги не расчищены… Из дымоходов и просто дырок в крышах шел вонючий дым, а сами лачуги выглядели так, будто их собирались снести еще в прошлом веке, да так и забыли.

На весь Цыганский, как его называли в Красном Селе, квартал было всего несколько нормальных домов. Стояли они по центру, особняком от остального «шанхая», отгородившись от бедноты высокими и крепкими заборами. Да и отопление там было явно не печным. Видимо, в них жили местные воротилы. Бароны…

Или как их называют теперь, когда среди местной шушеры цыган уже не больше половины?

Бородатый изобразил рукой пару жестов, и часть импровизированного отряда отделилась от основной массы. Темные фигуры разошлись в стороны, охватывая квартал кольцом. Я заметил, что именно эти бойцы, в отличие от остальных, вооружены огнестрелом. С каждой минутой происходящее нравилось мне все меньше, но сдавать назад и изображать оскорбленную невинность, как я сам недавно сказал Корфу, было уже поздно.

Ладно. Будем надеяться, что у страха глаза велики и я себе слишком много насочинял. Вот только опыт прожитых шестидесяти с лишним лет подсказывал, что на самом деле все примерно так и обстоит. Но чего уж теперь…

– Делимся на группы. Идем по улицам, заходим в дома, осматриваем на предмет запрещенки. Наркотики, оружие, самогон… Двигаемся от краев к центру, население сгоняем туда же. Кто начнет возмущаться или сопротивляться… Вы знаете, что делать. – Мне показалось, что бородатый хищно усмехнулся под балаклавой, предвкушая развлечение. – Все, пошли. Ты и ты, – Палец в перчатке поочередно указал на меня с Камбулатом. – Идете со мной, страхуете спину, смотрите, чтоб никто не свалил в лес. Вперед!

Бородатый и еще один из незнакомых мужчин, которых я заочно отнес к ведомству Морозова-младшего, двинулись вперед. Вместе с ними пошла еще двойка – из тех, кого я про себя окрестил мутными типами. Мы с Камбулатом – за ними, переглянувшись на ходу. В балаклаве мой товарищ выглядел незнакомо и чуждо, будто вдруг превратился в кого-то другого, мне совершенно не знакомого. Охватившие его эмоции выдавали только глаза.

Кажется, боевой задор, с которым мы ехали сюда, покинул Камбулата окончательно, и теперь все происходящее уже не казалось ему веселым и интересным приключением.

Ладно. К черту эмоции. Морозов прав: кто-то все равно должен навести порядок, если ни полиция, ни власти не реагируют. А питать теплые чувства к местным у меня нет ни единого повода, особенно после атаки на физфак. Мои собственные методы в прошлой жизни сложно было назвать мягкими, исполненными высокой морали или однозначно этичными. И прозвище Серый Генерал я заслужил не только за раннюю седину.

Так что все метания – прочь. Пришло время вскрыть этот гнойник.

– Готовы? – Бородатый взглянул на меня и, не дожидаясь подтверждения, повернулся ко второй двойке. – Ваша сторона левая, наша правая. Вы, – снова взгляд на нас, – остаетесь здесь. Появится кто не из наших – лупите по корпусу. Все, работаем!

Четыре фигуры разделились, расходясь по разные стороны улицы. Бородач на миг замер у дверей ближайшей лачуги, а потом врубил фонарь на цевье в режим стробоскопа и мощным ударом ноги снес хлипкую дверь с петель.

– На пол! Все на пол, быстро! Лежать, я сказал!

Глава 7

Грохнул дробовик, послышался истошный женский крик, мат, звуки ударов… Примерно то же самое раздалось и с другой стороны. А через полминуты хаос охватил весь поселок: крики, ругань, выстрелы… Я покачал головой.

Шороху мы здесь действительно наведем… Вот только что из этого получится?

Через минуту хлопнула дверь дома справа, и на улице показался бородатый. Перед собой он гнал смуглого, чернявого мужика лет сорока и двух подростков – полные копии старшего. Следом за супругом и сыновьями семенила закутанная в огромный цветастый платок женщина.

– Пошли, пошли, быстро!

Один из пацанов замешкался, и бородатый толкнул его стволом дробовика в спину. Тот вскрикнул, мужик развернулся, намереваясь что-то сказать… И тут же полетел на землю, получив прикладом в грудь от второго бойца в балаклаве.

– Встать! Пошел, быстро! – рявкнул тот, пиная беднягу по ребрам. Тот кое-как поднялся и, согнувшись, заспешил к выходу из двора.

– Пошли, кому сказано! – рявкнул бородатый. – В центр поселка! Дернетесь – стреляю!

Калитка перед домом слева распахнулась, и из нее практически вывалился молодой парень с окровавленным лицом. За ним показалась вторая двойка наших.

– Пошли! Быстро! Нехрен тут стоять! – вразнобой кричали «штурмовики».

– Следующий дом! – рыкнул бородатый.

Мы сместились чуть дальше по улочке, и процедура повторилась.

– Твою мать, Вовка, это что происходит? – Когда из следующего дома пинками выгнали молодую цыганку, прижимающую к груди орущий сверток, глаза Камбулата под балаклавой стали совсем дурными. – Они что, вконец с ума посходили?

– Полицейская операция, – буркнул я, наблюдая, как кто-то из местных пытается броситься на бородатого и получает прикладом в лицо. – Вот так вот «на земле» и работают. Или ты думал, что все красиво и чистенько, как в кино?

– Нет, но…

– Смотри лучше в оба! – оборвал я друга, внезапно разозлившись.

Причем злился я не на Камбулата. А то ли на бородатого, то ли на себя… то ли на ситуацию в целом. Которая, несмотря на мои же слова, несмотря на всю неприязнь, что я сам питал к местным, казалась мне неправильной и… грязной.

Странно. В прежней жизни я, наверное, и внимания не обратил бы на подобное. Но сейчас острое и даже болезненное ощущение шло откуда-то изнутри, чуть ли не прямиком из спинного мозга. Навсегда исчезнувшая личность Володи Острогорского будто на мгновение прорезалась из глубин бытия, чтобы огрызнуться. Похоже, все это парню нисколько не нравилось…

Или все-таки мне, а не ему?

Где-то в отдалении сухо хлопнул пистолетный выстрел, раздалась короткая очередь, и истошно закричала женщина. Грохот выбитой двери, звон вылетевшего стекла… Через мгновение одна из лачуг на соседней улице вдруг вспыхнула. Бородатый остановился, ухмыльнулся и, кивнув напарнику, проговорил:

– Давай тоже ускорим процесс.

Тот повернулся к нему спиной, подставляя рюкзак. Едва слышно щелкнула застежка «фастекса», открывая клапан, и в воздухе резко пахнуло бензином. Достав из рюкзака бутылку с торчащей в ней тряпицей, бородатый шелкнул зажигалкой и швырнул емкость в только что «досмотренную» хижину. В темноте послышался звон, и дерево тонких стен, слепленных из того, что под руку попалось, тут же охватило пламя.

Стоп, на такое мы не договаривались!

– Давай! – рыкнул бородатый, и вторая бутылка полетела в дом напротив. Да что за?..

– Эй! – Я шагнул вперед. – Ты чего делаешь?

– А как ты думаешь? – Рот бородатого в прорези маски ощерился жутковатой улыбкой. – Выкуриваю тараканов. Или ты хочешь до утра здесь возиться? Пошли, работаем! – Это уже «штурмовым» двойкам. – Вперед!

– Вот дерьмо собачье… – пробормотал Камбулат.

И я с ним был полностью солидарен.

Через пару минут огонь охватил половину квартала. Теперь уже далеко не во все дома приходилось вламываться, выгоняя их обитателей на улицу. Местные сами выскакивали, одетые кто во что, и тут же нарывались на резиновые пули из дробовиков, удары прикладами и пинки. В квартале воцарился хаос.

Я скрипнул зубами. Твою мать! Да никаким обыском здесь и не пахнет! И никакой лаборатории нет и не было никогда! Морозов сейчас просто мстит! Грубо и незатейливо, как браток из лихих восьмидесятых! То ли за то, что кто-то из местных осмелился поднять оружие против его «протеже», то ли за что-то личное…

Хотя нет. Скорее всего, он просто показывает старшему Распутину, кто главный в этом городе. Тешит свое непомерно раздутое эго и напоминает, кто тут хозяин. Именно это и планировалось, а все разговоры о поисках улик для следствия… Бред для наивных юношей с курсантскими погонами.

А вот я мог бы догадаться и пораньше.

В центре поселка снова захлопали выстрелы, закричали раненые, заголосили женщины… Мы же просто шли по улице, методично прочесывая каждый двор и гоня местных перед собой.

В доме слева, куда только что вошли «штурмовики», зазвенело стекло, послышался грохот, крики и мат, а потом целый пролет ветхого забора рухнул, и на улицу, бешено озираясь, выскочил голый по пояс мужик с АКСУ в руках. Увидев нас, он оскалился, вскинул оружие…

Я отреагировал, не думая. Приклад дробовика ткнулся в плечо, палец рванул спуск – и полураздетая фигура согнулась пополам, получив тяжелую резиновую пулю в живот. Рухнула на колени – но автомат не выпустила. Я дернул цевье, досылая следующий патрон, и выстрелил еще раз. Мужика швырнуло назад, его оружие с лязгом упало на землю, и из калитки тут же показались «штурмовики».