– Для даров, – произнес он, ставя его в центр обеденного стола. И добавил со смешком: – Да не оскудеет рука дающего…

Сегодня утром блюдо опустело. Он все съел. Сейчас Наташа туда положила три шоколадки и один шоколадный батончик. Для Аркаши, который запаздывал. Или решил вовсе не возвращаться.

Он вернулся! Слава богу! Загремел ключами, заходя. Крикнул от порога:

– Наташа! Я дома!

И вдруг запнулся. Замолчал. И сразу, минуя кухню, пошел в спальню. Наташа за ним. Застала стоящим в куртке в полной задумчивости у раскрытых дверей его шкафа. У них у каждого был свой.

– Ты чего, Аркаша? – спросила она, стоя за его спиной. – Потерял что?

– Да, Наташа. Потерял. Целую жизнь я с тобой потерял, – проговорил он.

И ей его слова показались глупыми и пафосными. Он никогда так не выражался. Не иначе, кто-то из подписчиков его просвещает.

– И что дальше?

Она уже догадалась, что именно сейчас последует. Аркаша приехал за своими вещами. Первым делом вытащил из шкафа свой отпускной чемодан. Только не знал, что в него уложить Чемодан был небольшим – на шесть дней, пять ночей отпуска. А вещей на полках было много. Он баловал себя. Не экономил особо на одежде.

Она молчала, наблюдая. Он молчал, размышляя. Потом вдруг убрал чемодан на место. Буркнул:

– Ладно, потом. Это еще успеется. Давай сначала поговорим.

– Хорошо.

Наташа всегда была за диалог. С корреспондентских времен в ней эта привычка осталась. Всегда избегала скандала с интервьюируемыми, хотя репортажи у нее неизменно были на скандальные темы.

Проходя мимо вешалки, Аркаша решил раздеться. Снял куртку, повесил на крючок, обулся в тапочки, сиротками стоящие у обувницы. В кухне сразу вымыл руки – привычка. Всегда мыл в кухне руки после работы. Сел к столу, сразу потянулся за шоколадными угощениями.

– Чего торопишься со сладостями? – Наташа стояла у плиты. – Может, поужинаешь сначала?

– Нет. Поужинаю в другом месте. – Он вяло жевал шоколадку, на нее не смотрел.

– В другом месте ты всегда успеешь поужинать, Аркаша. Поужинай дома в последний раз. У меня рыбные тефтельки в томатном соусе с овощами. Ты любишь.

От тефтелек он не отказался. Кивнул.

– Пусть будет последний – прощальный ужин. А потом я уйду. – Он повернулся, посмотрел на нее сердито. – Так и знай, Наташка, что уйду. И ты меня не удержишь.

– Я и не стану, Аркаша, – не соврала она, ставя на плиту кастрюльку с рыбными тефтельками. – Только ты переоденься, что ли. В чем на работу, в том и за стол? Как-то не очень. Потом уж соберешь чемодан, чистое все наденешь. В этом ты уже три дня ходил.

Он снова ее послушался. Переоделся в домашние шорты, футболку. Все с себя забросил в стирку. Умник какой, а! Ей потом сушить и гладить?

Вернулся за стол. Схватился за маленький, размером со спичечный коробок, шоколадный батончик. Наташа хотела его остановить. Ужин уже согрелся, осталось по тарелкам разложить. Потом передумала.

Кто она такая, чтобы ему указывать? После ужина он уйдет, и она станет для него бывшей женой. Так что пусть ест сладкое, горькое, жидкое, горячее. Ей все равно.

Она успела разложить по тарелкам рыбные тефтельки в томатном соусе с овощами, подошла к столу, поставила тарелки на привычные места. И тут Аркаша как-то глянул на нее не так. И, хватаясь за горло, просипел:

– Отравила, сука!

Следом все произошло как в дурном сне. Взгляд его остановился, помутнел, изо рта вдруг пошла пена, и через пару секунд голова Аркаши с громким стуком упала на стол. Его крупное тело несколько раз дернулось и затихло. А она в тот момент – совершенно ошалевшая дура – подумала, что хорошо, он лицом в тарелку не упал. А то бы…

А потом уже завизжала.

Как она вызывала все спецслужбы, Наташа помнила плохо. Первым делом скорую вызвала. Потом полицию. Потом додумалась и позвонила в тот отдел, сотрудники которого с ней беседовали после смерти Лебедева. Но так тогда с ней беседовали, походя. Скорее чтобы руки умыть, а не добыть информацию. Она все понимала и не стала языком попусту молотить.

А сейчас вот вспомнила про визитку в кармашке сумки. И позвонила. И что говорила, плохо помнила. Что-то про информацию, которой обладает. И именно из-за нее – из-за информации – погиб сейчас ее муж.

Понаехало страшно сказать сколько народу. О чем-то спрашивали. Врач скорой все пытался ее чем-то напоить. Наташа отказалась. У нее было много ограничений по приему лекарств. Составлялся протокол, она подписывала. И без конца повторяла:

– Мы только ужинать собрались, а он этот шоколадный батончик чертов съел! Шоколадку съел, все нормально. А батончик…

Конечно, ее подробно расспросили, откуда в блюде шоколадки и начатый Аркашей шоколадный батончик. Она подробно рассказала. Только вот вспомнить не могла, кто именно угостил ее этим чертовым шоколадным батончиком.

– Ну это мужчина был или женщина? Это-то вы хотя бы помните, Наталья? – теряла терпение молодая девушка, приехавшая с высоким красавцем.

Вот кому точно нечего было делать в полиции, так этому парню. По нему подиум страдал, надрывался. А он по Наташиной квартире расхаживал, не надев бахил. И все осматривал, ощупывал. И вопросы поганые задавать начал, когда Аркашу уже увезли и эксперты убрались подобру-поздорову.

– В каких вы отношениях были с мужем?

– В хороших, – не моргнув глазом ответила Наташа.

– Ничто не предвещало? Развода, скажем? – сверлил ее взглядом красавчик, пока его помощница писала и писала что-то.

– Мне об этом ничего не известно, – ответила Наташа, тщательно подбирая слова. – Вечер как вечер. Все как всегда. Аркаша вернулся с работы. Переоделся, вымыл руки. Сел к столу. Пока я разогревала, он начал есть сладкое. Это у него в привычке.

– И вы не скандалили?

– Нет. Мы собирались ужинать. – Наташа кивнула на стол, с которого эксперты уже забрали и тарелки, и еду, и сладкое. – Обычный вечер.

– Может, у него появилась другая женщина? А вы об этом узнали и…

– Я ничего ни о какой женщине не знала! – повысила она голос. – Если она и появилась, Аркаша это тщательно скрывал.

И та самая женщина вдруг появилась. Она словно материализовалась из скверных вопросов майора Подгорного. Она просто вошла в незапертую дверь Наташиной квартиры. Встала на пороге кухни с прижатой ко рту ладошкой.

– Наташа?! – свистящим шепотом окликнула она ее. – Что здесь произошло?!

– Верочка, привет, – поздоровалась со своей соседкой Наташа. – Прости, но ты не вовремя. Давай потом, а?

– Что с Аркашей?!

Тут Верочка, шурша длинным подолом цветного синтетического халата, подошла вплотную к майору, схватила его за локоть и повторила:

– Что с Аркашей?

– Вы кто? – с любопытством осмотрел он симпатичное лицо, длинные черные кудри Верочки, ее ладную фигурку. – Соседка?

Догадаться было не сложно. Кто еще может зайти в халате в такое время суток?

– И соседка тоже. А еще я… я любимая женщина Аркаши. Он должен был ко мне уйти сегодня вечером. Должен был собрать вещи и перейти ко мне жить. Наташа, что ты… – Она перевела безумные глаза на Наташу. – Что ты с ним сделала?!

Это заявление вероломной соседки, без конца стрелявшей у нее то соль, то сахар, то картошечку с морковкой, сильно усложнило положение Наташи и упростило задачу полиции.

На физиономии майора Подгорного сразу появилось то самое выражение: «Ну вот, как все просто, а вы нам тут нагромоздили». Он взял под руку Верочку и увел ее с кухни в гостиную. Там заперся с ней и сидел уже полчаса. Услышать, о чем они там беседовали при закрытых дверях, возможности не было. Оставалось ждать…

Глава 9

– Вы серьезно считаете, что я притащила бы в дом отравленную еду и дала ее мужу прямо за своим обеденным столом? – подняла Наташа глаза на девушку, наконец-то переставшую без конца что-то писать и захлопнувшую кожаную папку. – Я даже не знала, что у него кто-то есть. Любовница, в смысле.

– Женщина всегда интуитивно чувствует, если ее мужчина что-то такое затеял. Типа ходьбы налево.

Она смотрела на Наташу со странным, плотоядным интересом.

– А я не чувствовала. Все как всегда. Он пришел, переоделся в домашнее, сел к столу, запустил руки в блюдо даров.

– Что за блюдо?

Наташе пришлось еще раз сначала все рассказать. И про постоянных покупателей, и про их привычку баловать ее сладостями. И про то, как она сначала отказывалась, а потом смирилась.

– Вы этого ничего не ели?

– Мне нельзя. После тяжелой болезни слишком много ограничений, – глянула с грустью Наташа на магнитик со своей старой фотографией на холодильнике. – От той меня, прежней, почти ничего не осталось.

На фотографии она моложе на пять лет. Она тогда была веселой, подвижной, любила работу, часто ездила с Аркашей путешествовать. И с вероломной соседкой Верочкой дружила. И приглашала на праздники к себе. И отсыпала ей соли и сахара. А Верочка сволочь какая…

– Вам нельзя сладкого, а ваши покупатели вам все равно дарили? – уточнила старший лейтенант Лунина.

– Я же не афишировала свои болячки, – пожала плечами Наташа. – Аркаша похвалил инициативу от покупателей. Ну я и не противилась. Он очень любит сладкое. Любил… Сегодня все было как всегда. Я разогревала ужин. Он шуршал фантиками, как обычно. Все было как всегда, поверьте. Никаких разговоров о том, что он собрался от меня уйти. И к кому?! К Вере? Она моложе, симпатичнее меня – да, но Аркаша часто потешался над ней. Над ее неприспособленностью к жизни. И она его даже раздражала. Может… Может, она врет? Как она может доказать, что Аркаша был ее любовником и собирался к ней уйти?

Лунина промолчала, внимательно рассматривая кухню. Сантиметр за сантиметром. Ее взгляд скользил влево-вправо, вверх-вниз.

– У вас очень красиво, уютно, – неожиданно похвалила она. – Так что было дальше?

– Я разогрела еду. Разложила по тарелкам. Аркаша шоколадку съел – все хорошо. А на батончике словно подавился. Я уже тарелки поставила на стол, и вдруг он схватился за горло.

– Кто вам презентовал этот батончик, вы не помните? У вас же постоянные покупатели, с ваших слов.

– Мужчина. Точно мужчина! Купил две зубные пасты, крем для обуви черный, утренний выпуск газеты. – Наташа безошибочно назвала издание. И похвалилась: – У меня на товар память феноменальная. Он сказал спасибо. Что-то добавил про отвратительную погоду. Оплатил наличкой. Я отдала ему сдачу. Он был против, но у меня табу. Никаких чаевых. Шоколадок хватает за глаза. И тогда он положил мне этот шоколадный батончик. Это, говорит, вам за принципиальность. И ушел.

– Как он выглядел, Наталья? Можете его описать?

– Знаете, он из той породы, что не запоминаются. Черная куртка, черная щетина, очки с диоптриями, в черной оправе, черная бейсболка. Рот… – Она задумалась. – Рот, нос, все какое-то безликое. Может, грим?

– Может быть. Если учесть, что покушались на вас…

– На меня?! – Она откинулась на спинку маленького диванчика, стоящего в углу кухни, и, кажется, даже дышать перестала на какое-то время.

– Почему вы удивлены? Этот мужчина не знал, что вы не едите сладкого. И уж точно не предполагал, что все презенты употребляет ваш муж. Если это не вы отравили вашего мужа из мести. По принципу «Не доставайся же ты никому».

– Я не травила Аркашу! Господи, какой бред! – Наташа поморщилась, чувствуя брезгливость от одних только слов. – Даже если бы он ушел, это для меня не конец света. Я жить хочу. После долгого лечения тяжелой болезни я хочу жить особенно сильно. И хорошо жить хочу, а не в тюрьме. Если бы узнала про Веру, сама бы вещи собрала, честное слово. Я этого не делала, поверьте. Я не травила Аркашу!

– Тогда точно хотели отравить вас. Почему? Если вы не знаете этого мужчину, какой у него мотив?