Крупный рот Подгорного опасно близко завис у ее лица. Ей стало неловко. Никита давно и часто навязывал ей свое внимание. Не стеснялся даже Мишкиного присутствия. Сейчас брата в кабинете не было. Успел выскользнуть, когда Маша полезла в ящик стола за бумажкой с номером телефона. И Подгорный без свидетелей совершенно распоясался и почти касался молнии на ее ветровке пряжкой своего ремня.

– Майор, держи дистанцию, – толкнула она его в грудь.

Подгорный отступил на пару шагов. И, скрестив руки перед грудью, указал ей подбородком на ее стол.

– Села и написала отчет от проделанной работе. Мне с ним вечером, а это уже… – он глянул на левое запястье с именными часами, – уже через два часа… Мне с ним идти к Зорину.

Маша хотела напомнить, что Зорин ей приказал докладывать лично, но не стала. Положение ее довольно шаткое. Если Подгорный примется ныть и жаловаться на нее, могут перевести куда-нибудь, откуда она сама за неделю сбежит.

Сняв ветровку, Маша повесила ее в шкаф. Причесалась пятерней перед зеркалом на внутренней стороне дверцы. Села за стол и, подтянув к себе клавиатуру, пробурчала:

– Так точно, товарищ начальник.

– Что «так точно», Лунина?

Он все еще стоял посреди кабинета в живописной позе: со скрещенными на груди руками и отставленной на полметра правой ногой. Любил повыпендриваться, зная, что хорош собой. Часто хвастался каким-то давним случаем, когда его приглашали в рекламное агентство на роль модели. Сейчас Маша, честное слово, очень хотела, чтобы рекламщики снова объявились и соблазнили наконец Подгорного шикарными гонорарами.

– Есть писать отчет. – Она глянула на него исподлобья. – Но Лебедев не убивал себя заточкой!

– Отставить, Лунина! – взревел майор. – Отчет жду!

Она трижды перепечатывала отчет. Лишь третий вариант устроил майора Подгорного, в котором не упоминалось о пистолете и характерных масляных пятнах на одежде погибшего.

– Вот так сойдет, – вложил он бумагу в папку и пошел к выходу. – На сегодня можешь быть свободна, Лунина. А завтра с утра…

– Я могу опросить свидетеля по делу, товарищ майор? – глянула на него Маша умоляюще.

Он даже не спросил, кого она собралась опрашивать, позволил. Наигрался. Насытился властью. Вот засранец! На подиум его! Срочно надо на подиум!

Маша вышла на улицу из отдела, поискала взглядом брата. Его нигде не было. Перед входом четверо полицейских что-то оживленно обсуждали, одна служебная машина отъезжала, другая заруливала во двор. Мишки не было. Значит, уехал домой пораньше. Или к девушке своей. Или еще куда-нибудь. Позвонить – нет? А вдруг у него свидание? И тут она с жалобами на Подгорного… Нет. Не надо звонить.

Она вдруг вспомнила о злополучной бумажке для заметок с номером Валериного телефона. Из-за нее она вернулась в кабинет и нарвалась на разгневанного Подгорного. Бумажка теперь лежала в кармане ее куртки.

– Валера? – уточнила она, услышав знакомый голос. – Это Лунина.

– Узнал, – порадовал бывший коллега. – Это твой новый номер? Могу сохранить?

– Можешь. А еще можешь помочь мне в одном деле.

Она быстро шла по мокрому асфальту в сторону любимой столовки, расположенной в ста метрах от отдела. И хотя сверху не сыпало дождем, ветер, трепавший ее волосы и забирающийся за воротник ветровки, был обжигающе ледяным. У нее даже коленки покрылись мурашками. Точно-точно! Она чувствовала.

– В каком деле? – ответил он без прежней настороженности.

– Помнишь тачку, что мне тетка подарила?

– Еще бы не помнить! Ты как голливудская звезда на ней подкатила к отделу. У полковника чуть приступ не случился, когда он в окно выглянул. Хорошо, по форме была, а если бы в мини…

– Валера, мне надо ее продать, – перебила она поток его воспоминаний. – Надо что-то купить. Какие-то колеса. Ногами очень тяжко по Москве.

– Понимаешь, да, что нереально? Такой «таз» стоит баснословных денег. Но кто их заплатит? В Москве надо продавать. У нас бесполезно. А чего ты не хочешь на нем там ездить? Тоже начальство не поймет?

– Запросто.

– Так паркуй в соседнем дворе. Никто не узнает, на чем ты приезжаешь в отдел или на место происшествия. Это в нашем городишке не спрячешься, а Москва большая.

– Слушай, а ведь вариант! Чего я раньше не додумалась?

Маша потопала у входа в столовку, отряхивая ботинки от воды и налипших опавших листьев. Потянула дверь на себя. Ее обдало теплой ароматной волной свежей выпечки. Она шумно сглотнула. Проголодалась так, что, кажется, сейчас барана съест. Кстати, баранину тут подавали.

– Одна голова хорошо, а две лучше, – приятно рассмеялся ей на ухо Валера. – Я бы тебе ее и перегнал. Согласна?

Еще как она была согласна! У нее времени кататься туда-обратно не было вовсе.

– В общем, я тебе кину на почту доверенность, пригони, как сможешь. Адрес нашего с Мишкой проживания я тебе сообщу.

– Я его знаю, Маша, – порадовал Валера. – Если я не звонил и не надоедал тебе, это не значит, что не интересовался твоей жизнью. Я уже говорил, что люблю тебя?

– Говорил, – закатила она глаза.

– Повторять не буду. Ты просто помни об этом. И жди меня…

Отключившись, Маша сняла ветровку. Швырнула на стул и пошла к раздаточному отсеку. В этом общепите было самообслуживание. Наставила на поднос столько тарелок, что еле унесла от кассы. Успела съесть харчо, приступила к плову, когда на телефон ей позвонили с незнакомого номера.

– Старший лейтенант Лунина? Капитан…

Капитан «какой-то там» (имя и фамилию она прослушала, потому что сказано было не совсем внятно) принялся уточнять: она ли ведет дело самоубийцы Лебедева, которое передали из их отдела?

– А что хотел, капитан?

Звонок был частным, она могла себе позволить некую вольность.

– Тебе надо подъехать, Лунина, на адрес… – Он продиктовал ей адрес. – ЧП там. Срочно надо выехать.

– Что за ЧП?

Вот прямо сейчас побежит – волосы назад! Для начала после звонка неизвестного ей капитана она позвонит в дежурную часть соседнего отдела и уточнит: что за ЧП, было ли оно на самом деле или ей звонит мошенник и…

– Труп там. По ходу, отравление.

– Кого труп? – Она все еще не верила в то, что капитан настоящий.

– Труп мужа свидетельницы Натальи Голубевой. Она работает в киоске на бульваре… – Капитан снова не очень внятно назвал адрес того места, где умер Лебедев. – Понимаешь, скорая приехала и констатировала смерть от яда. Она сразу нам в отдел позвонила, орет, что у нее есть важная информация. А нам эта информация теперь, сама понимаешь, Лунина, вовсе ни к чему. Тебе сейчас должен твой начальник позвонить. Но, чтобы сэкономить время, я решил с тобой сам связаться. Ты, говорят, вцепилась в это дело. Так что поезжай…

Слушать она его перестала, как только услышала фамилию свидетельницы. Она должна была сегодня доехать до нее, говорить с ней. А Подгорный – самовлюбленный засранец – заставил ее писать пустой отчет. Два часа измывался! И вот вам – здрассте! В семье Голубевой трагедия.

Подгорный, словно уловил волны ее гнева, позвонил через пару минут после незнакомого капитана.

– Тут такое дело… – принялся он нудить. – Понимаю, что отпустил тебя, но надо на адресок один съездить.

И он слово в слово повторил рассказ капитана «какого-то там».

– Ты где сейчас?

– В сороковой столовке.

Маша уже успела купить пару контейнеров и пакет и паковала сейчас недоеденные пирожки и бифштексы.

– Будь там. Сейчас подъеду и заберу тебя. Чего тебе по Москве пешком мотаться? – пожалел ее майор Подгорный.

Благодетель! Она чуть не фыркнула в трубку, но сдержалась. Никита злопамятный, не простит.

Ветровка чуть просохла, пока она ужинала в столовке, и надевать ее было не так противно. Да и машина Подгорного уже стояла на парковке возле здания. Так что мерзнуть ей не пришлось.

Кинув пакет с контейнерами на заднее сиденье, она села рядом с майором, пристегнулась и, осмелев, скомандовала:

– Едем…

Глава 8

Ее квартира превратилась в проходной двор! Каждый метр ее жилплощади, каждый предмет мебели, который она любила всем сердцем, подбирала и расставляла с любовью, трогали теперь чужие руки. Ощупывали, переворачивали, рассматривали. Наблюдать за всем этим ей было противно. И она точно знала, что, как только останется одна, примется за уборку. За самую тщательную в своей жизни уборку. Пусть она заберет у нее последние силы и здоровье, но она вылижет всю квартиру до блеска. Снимет шторы и забросит их в стирку. Поменяет постельное белье. Соберет все вещи Аркаши и выставит их на балкон.

Он хотел их сам собрать, но не успел – умер. Вот ирония судьбы, а!

Наташе хотелось и плакать, и смеяться одновременно, стоило ей вспомнить подробности сегодняшнего вечера, закончившегося так трагично…

Аркаша сегодня непривычно задержался. Обычно к ее приезду он бывал уже дома. А приезжала она в восемь вечера. Иногда в половине девятого. Все зависело от загруженности проезжей части. Он бывал дома с половины восьмого. В девятнадцать ноль-ноль менялся, за полчаса добирался, ему было недалеко. Но сегодня…

– Аркаша, я дома! – привычно крикнула Наташа, отпирая дверь и заходя в квартиру. – Аркаша!

Свет в прихожей и кухне зажегся, стоило ей войти, так было настроено. Они с Аркашей не поскупились, установив себе приложение «Умный Дом». Подсчитали и сочли, что это окупится с лихвой, потому что без конца забывали выключать свет в ванной и туалете. И он мог гореть там весь день до их возвращения с работы.

Свет горел на кухне, и понять, там Аркаша или нет, она не могла. Быстро обошла все комнаты, а в квартире их было три. Одна спальня, вторая, гостиная. Аркаши нигде не было. И в кухне следов его недавнего пребывания не видно тоже.

Наташа достала телефон, чтобы позвонить ему. Вдруг с ним что-то случилось? Он работает водителем автобуса, мало ли…

Но, проверив его визиты в соцсети, убедилась, что он побывал там буквально пять минут назад. Значит, с ним все в порядке. Просто его нет дома. Просто он – что? Ушел? Он же обронил загадочную фразу утром, стоя у двери. Видимо, решился?

Наташа не знала, как реагировать, не понимала пока ничего. Сняла верхнюю одежду – а бегала по комнатам она в пуховике. Переоделась в домашний костюм – прежде самый любимый.

Раньше бархат молочного цвета невозможно шел к ее смуглой коже и карим глазам, красиво сидел по фигуре. Теперь же, после долгой болезни, лишь подчеркивал ее худобу и нездоровый желтый цвет лица.

Плевать! Главное, она жива! Врачи обещали ей жизнь, но не обещали былую красоту.

Наташа втащила сумку на кухню. Разложила продукты по полкам холодильника. Она в обеденный получасовой перерыв всегда ходила в супермаркет напротив ее ларька, покупала все там: хлеб, молоко, мясо, рыбу, крупы, гель для стирки, бумагу туалетную. Даже носки для Аркаши там находились вполне приличного качества.

Из полиэтиленового пакетика, лежавшего обособленно в ее сумке, вытряхнула на блюдо на столе шоколадки. Сегодня их было четыре: три плитки и один батончик с орехами – маленький. Со спичечный коробок.

Шоколадки были презентом. Почти ежедневным. Торговый павильон с кондитеркой занимал место слева от ее газетного киоска. И ее постоянные клиенты, покупающие газеты, журналы, канцелярскую мелочовку, из тех, которые любили с ней поболтать «за жизнь», часто угощали ее тем, что только что купили в соседнем павильоне. То конфеток на тарелку для мелочи выложат, то шоколадку, то батончики шоколадные, то маленькую пачку печенья. Поначалу Наташа смущалась и не брала, отказывалась. Но покупатели, в основном люди пожилые, обижались, считая, что она брезгует. И Наташа потихоньку начала принимать их скромные дары.

Лично ей ничего из того, чем ее угощали, есть было нельзя. Категорически! Все доставалось Аркаше. Он даже блюдо специальное заказал в интернет-магазине.