– Знаешь, что меня умиляет в таких людях, как ты? – Он говорил спокойным тоном, грудной голос звучал безэмоционально, и это подтверждало мои подозрения, что с этим парнем явно что-то не так. – Жизнь вас еще не разочаровала. Вы думаете, что непобедимы, что мир в ваших руках и вы крепко держите поводья, а на самом деле вы всего лишь глупые дети, у которых еще молоко на губах не обсохло.

Не знаю почему, но в этот момент я поняла, что я в его власти. И если я все еще была здесь, если мне разрешили остаться в клубе, то только потому, что я беспокоила его не больше, чем надоедливая муха.

Именно так обстояли дела. Руби ясно дала понять: клубом заправляли два человека. Власть одного заканчивалась там, где начиналась власть другого, но женщина, которая вытащила меня из захудалого района, не могла постоянно закрывать глаза на мои косяки.

– И вообще-то я не Андреас, а Андрас. Помни об этом всякий раз, когда увидишь, как я переступаю через правила.

Он как будто молотком забивал мне в голову слова. Ими он ясно обозначал свою роль в этом фарсе, и мы оба знали, что это значит. Я онемела от злости, внутри все горело.

Я смотрела в его ледяные глаза и чувствовала, как съеживается моя душа.

И я еще, наивная, думала, что случайно набрела на чудо…

Хотя, возможно, всякий рай заканчивается адом. И именно там, в самом центре лимба, я в итоге и оказалась.

И теперь, просто посмотрев в его глаза, я кое-что поняла.

Мир полон монстров, и достаточно взглянуть на этого Андраса, чтобы понять: он не исключение.

Однако он не похож на остальных. Он не демон, как другие.

Этот парень прекрасен, как ангел, только вот венец его – из синяков и костей.

4. Все ниже и ниже

Гордость – опасная броня: чем дольше носишь, тем труднее ее снять.

Говорят, характер – это судьба. С этим соглашался и Гераклит, заявивший, что человек, действующий в согласии со своей природой, делает выбор и принимает решения, которые прокладывают для него единственно возможный путь в жизни – его собственный.

Однако Гераклит не объяснил, что делать, если у человека дерьмовый характер. Или если принятые человеком решения направляют его по пути, который трагическим образом приводит к сомнительным альтернативам, одна хуже другой.

«Нет новых сообщений», – в который раз за несколько дней отчитался автоматический голос. Я проверяла автоответчик утром и вечером и всегда держала мобильник под рукой, эти слова были единственным сообщением.

Обеспокоенная, я оторвала телефон от уха. Ткнула в экран указательным пальцем, закрывая приложение. И опять погрузилась в тревожные мысли.

Я не понимала, что испытываю – тревогу или, может быть, страх. Ожидание новостей и нервозность слились в мучительное чувство, не дававшее мне передышки. Я не знала, как назвать это ощущение, как определить его точные контуры, тем не менее каждый раз, когда я делала вдох и выдох, мне казалось, будто что-то тяжелое давит на легкие.

– Мирея…

В дверном проеме появилась невысокого роста девушка со светлыми волосами и зашла во дворик, где я укрывалась от шума. Официантка, которую я поймала в зале в тот, первый вечер, та самая, которая несколько дней назад спросила, не я ли дала пощечину Андрасу Райкеру.

Ее звали Камилла, она была старше меня, но, как мне казалось, психологически во многом оставалась еще девочкой. В ней чувствовались инфантильность и застенчивость подростка. А милая пышная челка делала ее еще более очаровательной.

– Джеймс зовет тебя в зал, – сообщила она нежным голоском.

Я кивнула, давая понять, что услышала. Однако Камилла продолжала стоять возле двери, и мне пришлось подойти к ней, чтобы мы вместе вернулись в зал, где мягкая музыка и свет обещали гостям чарующий вечер в восточном стиле. Официантки собрали волосы в пучки и надели синие шелковые рубахи с золотистой вышивкой по вороту, которые по текстуре и цвету перекликались с драпировкой зала и занавесом над сценой. Свет отражался от больших входных дверей, возле которых стояли керамические вазы и висели бумажные фонарики – необходимые атрибуты для создания экзотического антуража.

Добравшись до Джеймса, я обнаружила, что он, повесив полотенце на плечо, на корточках расставляет картонные коробки под стойкой.

– Слушай, принеси, пожалуйста, водку, а то она у нас почти закончилась. – Он ухватился за край столешницы и деловито посмотрел на меня. – Коробка на складе. Ты ведь знаешь, где склад?

Я кивнула, потуже затягивая хвост, и отправилась выполнять поручение.

Зашла на склад, где хранились напитки, включила свет и пробежалась глазами по металлическому стеллажу. Нужную коробку увидела на полу под нижней полкой, заставленной «Джеком Дэниэлсом».

– Помощь нужна? – услышала я, когда вытаскивала коробку.

С порога мне улыбнулась Руби, кивнув на коробку у моих ног. У нее была интересная способность появляться рядом в трудные для меня минуты. Помощница-фея, не иначе. Она стояла, уперев руки в бока, волосы были зачесаны назад.

– Спасибо, справлюсь, – ответила я, выставив водку в коридор и закрывая склад на ключ.

Коробка оказалась не такой уж и тяжелой, благо в ней всего шесть бутылок, к тому же таскать в бар спиртное входило в мои обязанности.

– У тебя все отлично получается, – вдруг сделала мне комплимент Руби.

Я покосилась на нее, и она снова мне улыбнулась.

Почему она всегда мне улыбалась и была со мной такой милой? Руби с самого начала относилась ко мне с большой симпатией. Нехорошо с моей стороны, но я думала, что за ее добротой кроется корысть. Я не отвечала ей взаимностью, а она все равно продолжала предлагать мне помощь. Я не могла ее понять. Слишком большая доброта часто казалась мне фальшивой, отчего я становилась еще подозрительнее, если, конечно, это возможно.

– Ты быстро здесь освоилась, я очень за тебя рада. Ты словно рождена для того, чтобы стоять за барной стойкой.

Вау, ну окей…

Я скептически приподняла бровь и снова посмотрела на нее. Лицо Руби сияло, даже больше, чем обычно.

– Ты какая-то не такая сегодня. Все в порядке? – пробормотала я, не успев подумать, уместен ли мой вопрос.

Эти слова вырвались, можно сказать, случайно, но Руби, казалось, очень обрадовалась, что я заметила в ней что-то необычное. Ее глаза засветились.

– Сегодня у меня было собеседование в университете, – призналась она, – я мечтаю поступить в медицинскую школу в Питтсбурге с самого детства. Я, конечно, немного опоздала, но в сентябре все-таки подала заявление, и сегодня меня вызвали на собеседование. Это очень волнующий момент. – Щеки Руби приобрели более глубокий оттенок, что свидетельствовало о сильных эмоциях. – Я ответила на все вопросы, поэтому надеюсь, что меня примут. Они сообщат о результате через несколько недель.

Я впервые видела у нее такой горящий взгляд. Несмотря на мягкий характер, Руби производила впечатление девушки с головой на плечах, ответственной и уравновешенной. Я не знала, через какие этапы нужно проходить, чтобы поступить в университет. У меня не было возможности попасть даже в колледж. Но если она прошла собеседование, значит, близка к тому, чтобы ее зачислили.

Я кивнула, а она продолжала радостно смотреть на меня. Была ли я стервой, если молчала? Может, и да.

– Ну хорошо… – пробормотала я, все-таки решив как-то отреагировать. Конечно, это был не лучший ответ, но недоверчивость часто делала меня невежей.

Однако Руби пожала плечами и снова мне улыбнулась.

– Да-а-а, – выдохнула она мечтательно. Казалось, она в восторге от нашего «разговора», ей приятно, что я проявила к ее жизни хоть какой-то интерес.

Она собиралась что-то добавить, но нас отвлек приглушенный шум голосов. Он раздавался оттуда, где собрались готовые к выходу на сцену девушки. Решив передохнуть, я поставила коробку на пол и стала наблюдать за ними, красивыми и изящными. Они болтали и хихикали, шелестя шелком и поправляя друг другу прически. Девушки участвовали в выступлении китайской артистки, которую сегодня пригласили петь, поэтому надели традиционные кантонские платья с широченными рукавами и в руках держали зонтики из рисовой бумаги.

Среди них я заметила девушку, которую видела в костюме для канкана в гардеробной во время шоу с пощечиной. Интересно, как у нее дела и как поживает ее парень? Она тогда очень расстроилась, и я ни в чем ее не винила.

В этот момент, как назло, мимо прошли охранники, и среди них промелькнула копна темно-рыжих волос, и я не единственная, кто ее заметил. Девушка тоже повернулась, чтобы посмотреть вслед обладателю столь редкой шевелюры, который даже не взглянул в ее сторону, когда проходил мимо. Она смотрела на него умоляюще, провожала его взглядом, пока он не повернул за угол.

– Она все время на него так смотрит, – сказала Руби, озвучив мои и свои мысли.

«Как и все остальные», – подумала я, всматриваясь в покрасневшие, посерьезневшие лица других девушек. И все же в ее взгляде было какое-то особенное чувство, похожее, может быть, на сожаление или раскаяние.

– Что между ними происходит? – спросила я, убирая хвост с плеча.

Обычно я избегала сплетен, но меня неприятно удивило поведение Андраса, особенно после того, что произошло. Девушке следовало смотреть на него с укором, а не с мольбой.

– Я мало что знаю, – ответила Руби, что означало одно: она определенно что-то знала, – не больше того, что говорят вокруг.

– А что говорят вокруг?

– Кажется, Сабин, – Руби кивнула в сторону девушки, – проявила излишнюю настойчивость и сама же от этого и пострадала. Сабин не первая танцовщица, пытавшаяся с ним заигрывать, но обычно это никогда не срабатывает. Он не смешивает работу с личной жизнью и не укладывает своих сотрудниц в постель. В этом он непреклонен. Но, как видно, исключения случаются. Насколько я поняла, в тот вечер она была не очень… адекватной.

– В смысле?

– Сабин была чем-то сильно расстроена. Может, в очередной раз поссорилась со своим парнем. Девчонки, кстати, часто видели, как она, бедная, плакала в гримерке. А в последнее время она стала интересоваться Андрасом. Не знаю, как у них получилось. Может, захотела отвлечься…

– Она была пьяной?

– Нет, но явно себя не контролировала. Эх, лучше бы и правда напилась. А так, выходит, она получила то, чего хотела, а на следующий день об этом пожалела.

– И его не смутило, что девушка не в себе и плохо соображает? – Во мне закипало негодование. – Как он мог не заметить, что ей морально плохо, что она разбита? Как он мог воспользоваться ее невменяемым состоянием?

Руби грустно вздохнула, а я еще больше разозлилась. Вспомнились слова Андраса, сказанные в тот вечер в гримерке, мрачная насмешка в его голосе – и ненависть вспыхнула во мне с новой силой.

Пусть этот мерзавец и не заводил любовных интрижек в клубе, но разве он не относился к своим подчиненным как к игрушкам?

– Вот козел, – с досадой прошептала я, и Руби сразу напряглась.

– Мирея, успокойся. Он необязательно должен тебе нравиться, но, по крайней мере, притворись, что уважаешь его, как и остальные.

– Уважать его? Уважать?! – Я потрясенно смотрела на Руби. – Я не смогу уважать этого типа, даже если сам Господь Бог меня об этом попросит.

Андрас поиграл с этой девушкой, воспользовавшись ее хрупкостью. Ему нравилось унижать ее на глазах у всех, и после этого я должна была делать вид, что уважаю его? Зачем? Чтобы потешить его раздутое эго?

Ни за что на свете!

– После произошедшего ты должна хотя бы попытаться, – настаивала Руби, стараясь меня урезонить. – Ты ведь знаешь, что он в одну секунду может тебя уволить. Зачем тебе это? Хочешь дать ему удобный повод, чтобы выгнать тебя? – Руби одарила меня пламенным взглядом, но в следующий момент вдруг напряглась и, перейдя на шепот, сказала: – Ты должна взять себя в руки, постарайся себя сдерживать.