Я посмотрела на испачканные текилой пальцы и от досады присвистнула. Помыла в раковине стакан, а заодно и руки. Ну и бардак он устроил… Просто красота! А убирать, значит, должна я.

Пришлось подобрать с пола ломтики лайма и стереть с пола пятна текилы.

Это ж надо – напиться во время смены… Что у него в голове, опилки?

Однако самое лучшее ждало впереди, потому что Зора выбрала именно этот момент, чтобы появиться в баре. Одетая в красный фрак с золотой отделкой и блестящие легинсы, она предстала передо мной во всем своем великолепии. Увидев ее, я слегка перетрухнула, поэтому попыталась сделать вид, что очень занята работой и не замечаю ее. Увы, фокус не удался. Рысьи глаза сделали круг по бару и нацелились на меня как на мишень.

– Где Джеймс?

– Пошел на склад за бурбоном.

Я произнесла эту фразу уверенным спокойным тоном, но взгляд Зоры стал пристальнее, как будто она почуяла ложь. Ее взгляд скользнул по стойке, по руке, в которой я сжимала вымытую и в панике схваченную стопку, затем – по моему лицу. Зора долго всматривалась в меня, но я выдержала ее пристальный взгляд, ни разу не сморгнув.

Я давно научилась врать мужчинам и женщинам даже старше ее, говорить убедительно, заставляя их поверить мне и в худших обстоятельствах. Так что я делала это не в первый раз, и уж точно не в последний.

– Передай ему, что завтра проводим инвентаризацию, – сказала она более мягким тоном, – завтра мы закрыты для клиентов.

И ушла, поправляя волосы тонкими пальцами, на которых посверкивали кольца.

Фу-у-ух, выдохнула я воздух, который невольно задержала в легких.

«Не лги мне», – сказала Зора при первом разговоре.

Нервничая, я закинула на плечо полотенце и закусила губу, едва сдерживая раздражение. Очень хотелось по чему-нибудь ударить. Лучше всего – по тридцатилетнему недорослю с серьгой в ухе, который сейчас, наверное, уже согнулся над унитазом.

– Эти новые туфли – просто пытка, – послышался тонкий детский голосок.

Узнав его обладательницу, Камиллу, я с трудом оторвалась от образа жалкого Джеймса, стоявшего на коленях у унитаза и молитвенно сложившего передо мной руки в просьбе не пинать его ногами.

Камилла приподняла ногу, массируя лодыжку, и только тогда я заметила высоченные каблуки, которые она всегда носила, возможно, потому что была маленького роста. Сегодня она надела открытые розовые туфли, в которых, несмотря ни на что, она передвигалась по залу с завидной легкостью. Сотрудникам разрешалось носить какую угодно обувь, если она не мешала выполнять должностные обязанности. По обуви можно многое узнать о человеке.

– Главное – случайно не надеть их завтра, – простонала она, опираясь на стойку, чтобы уменьшить давление на ступни.

Светлые глаза и маленькие уши делали ее похожей на какое-то сказочное лесное существо. Я знала, что Камилла из Остина, потому что она носила на шее медальон в форме штата Техас. Подарок от бабушки с дедушкой, сказала она как-то вечером, поймав на украшении мой взгляд. Да и сильный акцент сразу подсказывал, из каких краев она родом.

– Зора сказала, что завтра инвентаризация, – сообщила я, и Камилла выдохнула с облегчением.

Я почувствовала, как ее взгляд задержался на моем лице, когда я заправила пряди за уши. Ее взгляд скользил по моему лицу – по маленькому носу, угловатым челюстям, полным потрескавшимся губам, которые я часто кусала и облизывала. Темные, слегка нахмуренные брови передавали нервозность, которая отравила мне этот вечер. Я изо всех сил сдерживала себя и старалась отвечать Камилле как можно вежливее, чтобы не показаться грубиянкой.

Мне не нравилось, когда меня рассматривали. Я чувствовала себя неловко.

Как-то в детстве, когда кто-то в очередной раз обернулся, чтобы проводить маму взглядом, я спросила, почему люди на нее так смотрят. Она заговорщицки прищурилась и подарила мне улыбку, похожую на драгоценный камень. «Если на тебя смотрит незнакомый человек, Мирея, на то есть две причины: либо он тебя осуждает, либо считает тебя красивой. Какой вариант больше тебя пугает?»

Конечно, не тот, что пугал ее, женщину, любить которую было так легко, не восхищаться которой было невозможно. Точно не тот, что пугал ее, в чужих глазах находившую зеркала и в них смотрящуюся.

У нас с ней были одни мечты на двоих, но разные страхи.

Чтобы скрыться от пристального взгляда Камиллы, я наклонилась проверить, сколько льда осталось в морозильной камере. Не очень много. Нужно пополнить запасы, если к концу вечера я не хотела остаться ни с чем.

Посмотрев в сторону туалета, я утвердилась в мысли, что помощи ждать мне неоткуда. Из балбеса Джеймса помощник сегодня не получится.

Я стянула с плеча полотенце и приняла разумное решение обойтись своими силами.

– Не приглядишь за стойкой?

Камилла выпрямилась, а когда поняла смысл моей просьбы, озадаченно огляделась.

– А Джеймс?

Я красноречиво посмотрела на нее, и она сразу обо всем догадалась. Камилла шумно выдохнула, отчего ее челка приподнялась, и села на один из высоких табуретов, оказав мне этим большую услугу.

Я молилась, чтобы Зоре не пришла в голову неудачная мысль пройти мимо бара, пока меня нет, и быстро пошла к служебной двери. Открыв ее, я снова оказалась в лабиринте коридоров, пролегавших вдоль задней и боковых стен здания. Поправила сумочку на поясе и полубегом направилась к подсобке, где стоял большой ледогенератор, снабжавший льдом нашу барную морозилку.

Интересно, нужен ли ключ, чтобы его открыть?

Я вспомнила блестящую связку ключей, болтающуюся на поясе у Джеймса, когда он плелся в туалет.

Ну если да, тогда у этого парня нет шансов на спасение. Я макну его голову в унитаз.

– Андрас, прошу тебя…

Я чуть не споткнулась, когда услышала чей-то отчаянный голос. Сердце екнуло, а ноги прилипли к полу. Я растерянно застыла и огляделась, поняв, что в коридор совершенно пуст.

Кто это сказал?

– Нет, – был ответ.

Я напряглась, услышав глубокий тембр, чистый и звонкий, как удар плетью. Тело распознало его быстрее, чем разум, как это бывает с запахами. В щель полуоткрытой двери я увидела небольшую комнату с серыми стенами, металлическим столом у стены и шкафчиками, в которых охранники хранили личные вещи.

Я почувствовала его присутствие за дверью. Я увидела его длинную тень и дорисовала в воображении его грубые небрежные жесты, его глаза, такие светлые, что они раздражали.

Я подошла достаточно близко, чтобы разглядеть лицо одного из охранников – парня ростом с дерево, с коротко стриженными волосами, – искаженное в страдальческой гримасе.

– Мне нужна эта работа.

– Ты должен был подумать об этом, прежде чем в рабочее время уединяться с клиенткой в подсобке. Надеюсь, тебе хотя бы было весело?

Я невольно приникла к дверной щели и, опустив глаза, увидела большую подошву темного ботинка-амфибии. Прямо передо мной что-то покачивалось – из кармана его брюк свисал ремешок, похожий на брелок для ключей: черный, с маленькими голубыми камешками, в которых отражался электрический свет. Я с любопытством рассматривала брелок, когда парень шагнул вперед.

– Ну пожалуйста… – с мукой в голосе сказал он.

Я лишь частично понимала, что произошло, но это не имело значения. Парень явно был в отчаянии, в его умоляющем тоне совершенно отчетливо слышалось раскаянье.

– Ты должен стоять на входе. А тебя там не было. Почему, Стивен?.. А, ну да, – последовала театральная пауза, – ты был занят важным делом в подсобке.

– Я отошел всего на десять минут!

– Действительно…

– Умоляю тебя, Андрас. – Парень шагнул еще на шаг ближе, сдерживая отчаянный жест. Он был готов упасть на колени. – У меня куча долгов, меня могут выселить в этом месяце, если я вовремя не заплачу за квартиру. И отец болеет. Я ведь просто ошибся…

– Ты не ошибся, – возразил Андрас твердым, спокойным и неумолимым тоном. – Ты сделал выбор. У тебя только одна задача: охранять это место. А ты предпочел ублажить свой член. Не забудь сказать об этом отцу, когда он спросит, почему тебя выкинули отсюда.

Глаза парня расширились от такого несправедливого приговора.

Я поджала губы. А что насчет Кристин? Почему ее не наказали?

Может, потому, что Андрас не был ее непосредственным начальником?

Неважно. В конце концов, это тот самый человек, которому нравилось причинять боль другим, тот самый, который не уважал никого, кроме себя, тот самый, который признавал единственную жизненную философию – философию насилия.

Стивен сжал кулаки и опустил голову.

– Ты просто… – прозвучал его злобный шепот, и мое сердце замерло.

Мы оба надеялись, что тот ничего не услышал. Однако последовавшая за этим тишина являлась слишком очевидной прелюдией к новому выпаду.

– Договаривай.

Стивен молчал. Его глаза выражали смесь чувств из раскаянья, ненависти и обиды.

Андрас медленно подошел к Стивену. Я видела, как в нескольких метрах от меня на лице парня все отчетливей проступало презрение; его вибрирующее от гнева тело застыло на определенном месте на полу, он не осмеливался пошевелиться.

– Закончи предложение, Стивен.

– Ты не можешь со мной так поступить, – прошептал тот очень тихо.

– Прекрати.

– Ты не можешь…

Андрас остановился на таком близком расстоянии от Стивена, что любой невольно сделал бы шаг назад. Я видела, как он мрачно улыбается, испытывая нездоровое удовольствие оттого, что ему удалось вызвать в ком-то презрение к себе.

Казалось, ему хотелось, чтобы Стивен ударил его, потерял над собой контроль и набросился на него, как бешеный зверь. Казалось, он подстрекал бедолагу, побуждал поддаться желанию разбить лицо теперь уже бывшему начальнику. Провоцируя, он веселился.

– Интересно, что бы сказал твой отец, – тон у Андраса был злобный, едкий, издевательский, – если бы увидел тебя сейчас, когда ты мочишься в штаны от страха, не находя в себе смелости назвать куском дерьма того, кто тебя уволил. Ведь ты именно это хотел сказать, не так ли? О, ну ничего, зато ты можешь похвастаться перед отцом, что, как настоящий кобель, за десять минут покрыл сучку. Кто знает, может, он и испытает за тебя гордость…

Взгляд у Стивена дрогнул. На мгновение его лицо вспыхнуло. Казалось, он вспомнил, что у него тоже есть две сильные руки, жилистое тело и достаточно силы, чтобы сбить с ног такого здоровяка. Крупный, хорошо сложенный, он имел веские основания ударить своего обидчика. Да, сейчас он испытывал безумное желание разбить Андрасу нос, стереть наглую иронию с его рожи и заставить проглотить каждое сказанное слово вместе с зубами. Но когда взгляд Стивена упал на руки в перчатках-митенках, он сразу сдулся.

Эти пальцы в белых шрамах всегда готовы сжаться в кулак, всегда горели желанием драться. Руки сумасшедшего, много раз сломанные, поцарапанные и раненные. Руки, которые как будто говорили с грубой иронией: «О, мы не в курсе, на что способны, так почему бы прямо сейчас не узнать?»

– Убирайся ко всем чертям.

Андрас сорвал со Стивена именной бейдж и бросил его на пол. Тот поднял бейдж и открыл маленькую дверь, которая соединяла это помещение с раздевалками, где охранники переодевались в униформу.

Андрас повернулся и пошел в мою сторону.

Я хотела отскочить, но неведомая сила потянула меня обратно. Я ударилась об дверь. Непонятно, что произошло. Я снова попыталась ускользнуть оттуда, но что-то как будто держало меня на крючке, не давая сбежать…

У меня за спиной раздался щелчок. Пряжка сумочки, застрявшая в дверной ручке, расстегнулась, и сумочка упала мне в руки. Когда я обернулась, Андрас стоял буквально в сантиметре от меня. Испугавшись, я отпрянула и чуть не упала.

Он пристально смотрел на меня, вальяжно привалившись к двери. Большим пальцем откинул металлическую крышку хромированной зажигалки, которую держал в руке. Казалось, Андрас сделан из чего-то более неприятного, чем плоть и кости. Он был сделан из несчастья.