Ронни Траумер: Мой вызов. Осколки нас

Глава 1. Я иду за тобой

Давид

Лязг металлической задвижки, и железные ворота седьмой исправительной колонии распахиваются, выпуская меня на долгожданную свободу. Но не так сладок чистый воздух, как привкус предстоящей расправы над предательницей.

– Вы считаете подсудимого виновным?

– Да, Грозный Давид Тимурович напал на Матвея просто потому, что он неадекватен. При нашем знакомстве он мне тоже угрожал, накачал наркотиками, вывихнул мне руку и несколько недель преследовал.

А ведь сука в любви клялась и замуж за меня собиралась. Мотнув головой, отгоняю воспоминания и вижу в нескольких метрах припаркованный чёрный внедорожник, прислонившись к нему, мой друг Макс выпускает клубы сигаретного дыма. Стоит ему меня заметить, как он сдвигается с места, идёт мне навстречу и заключает в братские объятия.

– Добро пожаловать на волю, брат, – проговаривает, похлопав по спине.

– Спасибо, – отвечаю и, бросив небольшую сумку на землю, забираю у него сигарету.

Глубоко затягиваюсь никотином, чувствуя, как лёгкие наполняются ядовитым дымом, смешиваясь с противным осадком тюремного запаха. Друг не торопит, позволяя стоять и ощущать вкус свободы, но меня отвлекает звук подъезжающей машины класса люкс. Автомобиль тормозит рядом с нами, открывается задняя дверь, и оттуда выходит мой отец, одетый с иголочки – чёрный костюм, белая рубашка с расстёгнутым воротником и максимально серьёзное выражение лица.

– Добрый день, – здоровается, протягивая руку.

– Здорово, – киваю, пожав его кисть, но неожиданно он тянет на себя и обнимает впервые за все мои двадцать восемь лет.

Ошалел, но не отталкиваю, за этот год наши с ним отношения вышли на новый уровень. У меня к нему появилось уважение, доверие и даже благодарность за ощутимую помощь в уменьшении моего срока. Если бы не он, отсидел бы все восемь лет, а не двенадцать месяцев, четыре дня и семь часов. И это без учёта СИЗО во время долбаного расследования.

– Я очень рад, что этот день настал, – проговаривает, и я не слышу в его голосе фальши.

– Угу, – мычу и, затянувшись в последний раз сигаретным дымом, бросаю окурок и топчу его ботинком.

– Поедем к нам? Тебя Дамира ждёт, – смотрит на меня вопросительно и с надеждой в глазах.

– Заеду потом, – коротко отвечаю, хоть и соскучился по сестре.

– А сейчас куда? – спрашивает, и чую недовольство в тоне. – К ней? – добавляет, а я только зубами скриплю.

– За ней, – киваю и хватаю сумку. – Я год ждал момента, чтобы свернуть ей шею, – бросаю, предвкушая, как пальцы ощутят пульсирующие вены на тонкой шее суки.

– Сын, я всё понимаю, у самого желание закопать её заживо…

– Не смей! – рычу на него, сжимая кулаки до хруста.

– Я помню, ты сам, но ты только вышел…

– В тюрьму не вернусь, не переживай, убивать тоже не буду, – последнее, что говорю, перед тем как сесть в тачку. – Макс, поехали, – окликаю друга. – До встречи, – кидаю отцу и захлопываю дверь.

Несколько минут едем в тишине, но кожей чувствую, что другу есть, что мне сказать.

– Говори, – обращаюсь к нему, продолжая смотреть в пустоту.

– Я надеялся, ты займёшься делами, – произносит, прокашливаясь.

– Заберу эту дрянь и займусь, – уверяю его твёрдым голосом.

– Что будешь с ней делать? – спрашивает, бросив короткий взгляд на меня.

– Вариантов до хрена, Макс, даже сложно выбрать, – нервно хмыкаю, отвернувшись к боковому окну. – Но платить будет долго, как минимум год, ровно столько, сколько отсидел благодаря ей.

– Беги, Хрустальная! Беги, сука, как можно дальше, и молись, чтобы я тебя не поймал, – всплывают в памяти мои последние брошенные ей слова.

Убежала, но недалеко, хотя её не спас бы и другой край света. Даже если бы сдохла, откопал бы и… ох, что тебя ждёт, тварь. Я для неё был готов на всё, я её, блядь, защищал, за что и сел в тюрягу. Она меня туда упекла, свидетельствовав против в суде. Я жениться на ней хотел, а она выступила за урода, лапающего её тело, собственно, из-за чего он и остался со сломанной челюстью.

– Куда ехать? – возвращает в реальность Макс, когда мы подъезжаем к центру.

– Ко мне, – сухо отвечаю, и друг, кивнув, выруливает на нужную дорогу.

– Когда полетишь? – спрашивает, притормозив на светофоре.

– Сегодня, смою с себя тюремную вонь и сразу в аэропорт, – отвечаю и шею разминаю.

– Сколько тебя ждать? – прямо допрос с пристрастиями.

– Макс, я еду за ней, без вопросов. Приехал – забрал, – раздражённо произношу, желая уже остаться в одиночестве и подумать.

Сам толком не знаю, что буду с ней делать, как уже говорил, вариантов до хуя, но одно знаю точно – легко не отделается.

– Дай мне два дня, и я вернусь в строй, – спокойнее проговариваю. – Сил уйма, горы свернём, город под себя подминать будем, выйдем на новый уровень, – озвучиваю вслух свои планы.

– Неплохо, – довольно хмыкает Макс. – Тогда до встречи, – добавляет, припарковавшись у моего дома.

– Бывай, – бросаю и, пожав ему руку, выбираюсь из тачки.

Встав перед подъездом, поднимаю голову вверх, к окнам своей квартиры. Я велел другу ничего там не трогать, оставить все её вещи на местах, чтобы они напоминали, как сука, клявшаяся мне в любви до гроба, предала. Будет тебе гроб, Хрустальная, я уже иду за тобой.

Моё жильё встречает тишиной и долбаными воспоминаниями. Всё ровно так же, как и в то утро, когда я, поцеловав на прощание будущую жену, пошёл устраивать нашу роспись. Прохожусь по квартире, осматриваю каждый угол, отмечая, что свалила сука без вещей. Все на месте, даже трусы в ящике, к которому я тяну руку, и какого-то хрена хватаю первые попавшиеся, сжав их в кулак до хруста костяшек.

Здесь всё напоминает о ней, куда бы ни шагнул, она стоит, и это бесит. Выводит из себя тем, что я был с ней счастлив, любил её как одержимый, и она любила… пиздела, сука. Когда любят, ножом в спину не херачат. Не предают.

В жопу всё, надо остыть, не пороть горячку, а то расхреначу тут всё, но мне нужна целая квартира. Всё закончится там, где началось.

Выхожу из спальни и спускаюсь на первый этаж, раздевшись, бросаю все вещи в мусорное ведро. Горячая ванна, чтобы отмокнуть, содрать слой кожи с себя, убрать чёртов смрад тюряги. Следом холодный душ, чтобы голову остудить. Неспешные сборы – паспорт, кошелёк, а больше ничего не надо.

Дышу ровно по дороге в аэропорт, заставляю себя быть спокойным во время часового перелёта, приказываю себе не срываться на пути к её новому месту жительства. Остановив арендованную тачку недалеко от ворот элитного московского посёлка, включаю музыку, опускаю окно и дымлю одну за другой.

Москва… недалеко свалила, Хрустальная. Я не следил за ней, не каждый день, чтобы окончательно не свихнуться в тюряге. Мне было важно знать только, где она и не свалит ли куда-нибудь подальше. Но, видимо, не собиралась, меня ждала, потому что особо не скрывается. И пусть официально она нигде не прописана, банковской карточкой не пользуется, ничем не выдаёт своего местоположения, но не прячется.

От Толя, моего друга хакера, с которым мы много лет сотрудничаем и который ни разу не подвёл, знаю, что приехала моя Хрустальная сука на поезде. В тот же день купила билет в Беларусь, но никуда не уехала. Год уже живёт в доме известного в столице врача, тот женат на бабе из Мухосранска, откуда приехала Аля. Толь говорил, что несколько месяцев она всё же скрывалась, а в последнее время светится открыто. Перестала бояться? Зря!

Мой план прост: сижу в тачке и жду. Хрустальная раз в неделю ездит на такси в клинику Миронова. И, вот совпадение, я сижу в машине такси и жду часа расплаты. Замечаю в боковом зеркале подъезжающую тачку и, выйдя на улицу, встаю посередине дороги, преграждая путь.

– Мужик, ты охренел? – орёт усатый водитель, высунув голову в окно.

– В край, – бормочу под нос, кивнув, и подхожу к нему. – Отмена заказа, – проговариваю ему и сую две купюры по пять тысяч.

– Ладно, – пожимает плечами и, вырвав деньги, словно я могу передумать, трогается с места.

Довольный собой возвращаюсь в автомобиль и, дав по газам, проезжаю пятьсот метров и сообщаю охране, кто я и зачем здесь.

– Проезжайте, – бросает мужик в светло-голубой рубашке, и шлагбаум поднимается, открывая мне путь.

Паркуюсь у нужного дома так, чтобы Хрустальная не сразу просекла, кто за рулём, и нервно барабаню пальцами. Мог бы, конечно, приехать с армией и силой вытащить из дома, но нахрен мне эта шумиха сдалась сейчас, если можно всё тихо сделать, с эффектом неожиданности.

– Добрый день! – раздаётся, когда открывается дверь.

В нос проникает родной запах, и вместе с её голосом это как выстрел в лоб. Приходится сжимать руль до скрипа кожи под пальцами. Напоминать себе, что она предала, засунуть в жопу свои чёртовы чувства, которые никуда не делись при всей моей ненависти к ней, и везти её в ад. Жму педаль газа, и тачка с визгом шин стартует, в считанные минуты покидая территорию посёлка.

– Простите, можно поаккуратнее, – возмущается сука на заднем сидении.

Хуй ей, а не аккуратность. Не сбавляю скорость, пока не оказываемся подальше от посёлка. Торможу на обочине, у леса, сквозь который проходит дорога, блокирую дверь и поворачиваюсь к дряни, упекшей меня в тюрягу.

– Ну привет, Хрустальная, – скалюсь в улыбке.

Вмиг с её лица схлынула вся кровь, большие глаза стали ещё больше, пальцы заметно начали дрожать, ну пиздец как вкусно. Год вспоминал вкус её эмоций, но её страх особенно сладок.

– Соскучилась? – задаю вопрос, наслаждаясь её полумёртвым лицом.

Не отвечает, ручку двери дёргает, свинтить хочет, а хрен ей.

– Закрыто? – наигранно удивляюсь. – Какая досада, – цокнув языком, качаю головой.

Осматриваю её с головы до ног, отмечая, что прибавила веса, но это не портит её идеальное тело. Грудь стала больше, бёдра шире, собранные в хвост волосы длиннее. Одета скромно – узкие брюки, футболка в обтяжку, кеды, ноль косметики. Святая невинность. Красивая маска, но мне ли не знать, что эта сука с ангельским лицом может предать в любой момент.

– Давид, – моё имя с её губ как удар под дых, а перед глазами жёсткие флешбэки.

– Ты вот здесь, Хрустальная, – беру её руку в свою и прижимаю ладонь к груди, туда, где сердце бьётся о рёбра.

– Если это твои шуточки, то не смешно, – дрожащим голосом произносит, а на глазах появляется прозрачная пелена.

– Никаких шуток, девочка, – наклоняюсь к ней, чувствуя её судорожное дыхание. – Ты как вызов. Мой личный вызов, я его принял и проиграл бой. Оно твоё, – на последних словах прижимаю сильнее её раскрытую ладонь к сердцу.

Тогда я впервые в своей жизни признался в любви. Как мог, блядь, но сделал это. И потом поступками показывал, что мои слова не пиздёж. Каждый, сука, день доказывал, что люблю, защищал от всего мира и на руках носил.

– Обещай, что не предашь меня.

– Я никого не любил, кроме матери и сестры, но ты стала моим миром, Хрустальная девочка. Мне проще сдохнуть, чем сделать тебе больно. Уяснила?

– Я тебя тоже люблю, – перекрывает кислород ответным признанием.

– Повтори, – хрипло прошу в ответ.

– Я люблю тебя, Давид.

Оказалось, что она как раз пиздит. Врала в глаза столько времени, а главный вопрос: нахрена? Мстила? Да, наше знакомство было неудачным, я вёл себя как последний мудак, собственно, кем и являюсь. Но я исправил свои грехи, по отношению к ней я был сущим ангелом. Я не предал, как и обещал, а вот она…

– Запомни, сука, – выныриваю из мыслей, прожигая её убийственным взглядом. – Никогда не называй меня по имени! Поняла? – молчит, в сидение вжимается, глаза на мокром месте, вот-вот заплачет, да только меня это не берёт больше. – Поняла? – рявкаю на весь салон.