Опускаю глаза в пол. Снова развязаны. Вытираю лоб манжетом рубашки и пячусь назад… осторожно так… шаг за шагом… шаг за шагом. Как зебра от затаившегося в кустах гепарда.

Пока пятился, заметил, что дипломат оставил у ротонды. Так, вдох… вот так… выдох… Ничего не случилось, всё нормально. Он просто уличный фокусник. Подумаешь, шнурки завязал.

Возвращаюсь к колонне и, не спуская с его улыбчивого лица глаз, хватаю за ручку дипломат и… Иииии… Вена на лбу вздувается… плечо оттягивается… я пыхчу, надрываюсь… поясницу ломит. Дипломат не двигается с места. Ни на миллиметрик. Это уже не изысканный «Гуччи», это намертво приклеенный груз.

– КАКОГО ЛЕШЕГО?! – ору я на него, и несколько прохожих останавливаются, удивлённые моей сценой.

Лысый разводит руками. Я ногой упираюсь в колонну, что из-под каблука летит извёстка, до предела натягиваю ручки – становлюсь почти горизонтально по отношению к асфальту. А он, этот дипломат, и не думал двигаться…

Ладно… Сажусь на корточки и дрожащими пальцами пробегаю вдоль молнии… Где эта чёртова собачка…

– Может, помочь? – бесшумно подкравшись, садовник сел на корточки и принялся чесать бороду.

– Да, можете помочь. Первое – оставьте меня в покое, я же просто…

И тут меня осеняет. Это же фокусник. Ему просто нужны деньги, и он не отвалит, пока не получит деньги. Так и не договорив, я ныряю рукой во внутренний карман пиджака… затем прохлопываю внешние карманы. Встаю… проверяю карманы брюк.

– Где кошелёк? – этот вопрос я задаю вслух.

– Этот? – вытаскивает из комбинезона чёрный кожаный кошелёк. МОЙ КОШЕЛЁК!

Я тяну пальцы к своей собственности, почти касаюсь – и кошелёк пропадает.

Если вы когда-то видели представление турецких мороженщиков, которые издеваются (часть представления), играют с покупателем, – и вместо пломбира вы получаете порцию унижения и смешков со стороны, ведь этот кудесник получше вокзальных карточных шулеров облапошит вас несколько раз. Мороженое от этого слаще не станет, кстати говоря…

– Ладно, верните мой кошелёк, – как можно спокойнее говорю я.

– А не то что?

– Закричу, придёт полиция, и я скажу, что вы его украли.

– А как ты докажешь, что он твой?

Я щурюсь. Он же играет со мной… ну натурально играет.

– Внутри мои именные пластиковые карточки и права.

– Правда, что ли?

Одним лёгким движением он вновь показывает мой кошелёк, и… там нет карточек. Там вообще ничего нет. Пухлый кожаный бумажник становится просто выставочным образцом дорогого лопатника с кармашками и отделами для мелочи.

– Чёрт бы…

– Кармические последствия, которые приходят в нашу жизнь как страдания, проблемы, плохие отношения, проблемы с деньгами, говорят о том, что мы агрессивно относимся по отношению к себе и по отношению к этому миру.

– Вас… побрал…

Он улыбается и протягивает бумажник. Нерешительно я поднимаю руку и, забрав свою собственность, перед тем как положить во внутренний карман, проверяю. Карты, права, наличка – всё на месте.

– Даже если ты думаешь, что ты не там, где нужно, ты всегда там, где нужно, – заключает он, добивая меня.

Мне нечем крыть. Я просто сажусь на задницу и облокачиваюсь спиной к колонне. Кажется, я здесь точно не случайно.

Глава 7

– Послушайте, давайте начнём сначала, а? Ну правда! Вам что, не к кому приставать в этом парке? Вот! Вот! – я указываю пальцем на такую, ну прямо скажем, аппетитную девушку. Попа – во! Грудь – во! Всё в ней высший класс. Мозолистое тело ниже пупка аж завибрировало. – Зачем я вам сдался?

Лысый улыбается, даже на девушку не взглянув. Я вздыхаю.

– Вас кредиторы послали? Помучить меня? Как в тех самых китайских пытках, где на одно место на коже капает капля. Кап… кап… и кап… – и так, пока узник не сойдёт с ума?

– А ты смешной, – говорит.

Я кривлю рот.

– А вы – не очень. Рад, что хотя бы один из нас будет смешным. Так ответите, нет?

– Да, отвечу, – говорит садовник, передавая мне в руки дипломат. – Чтобы сойти с ума, нужно сначала в него прийти.

У меня челюсть отвисла. Натурально выражаюсь, не шучу.

– Каааак?

– Квак! – отвечает и смеётся.

Собачка на дипломате тоже сразу нашлась. Я недоверчиво расстегнул молнию, сунул руку внутрь – и ничего тяжелее кипы бумаг не нашёл.

– Я понял. Я всё понял.

– Ну-ка? – опять лыбится.

– Ты… то есть, вы – плод моего воображения? Вы как в фильме Брюс Всемогущий, типа бог? Или я не знаю… менеджер среднего небесного звена?

– Ну, почти. – Рядом с нами проходит ещё один садовник в точно таком же комбинезоне, и, увидев нас, поднимает руку:

– Здорово, Владимир!

Лысый здоровается.

Понял. Значит, не плод моего воображения.

– Плот – это тот, что плывёт по воде. А плод – это то, что растёт на дереве. Я не то и не другое, – отвечает серьёзным тоном Владимир… и опять заливисто смеётся.

– Во-первых, как вы мои мысли читаете? А во-вторых…

– У тебя на лице всё написано.

– Оооок… допустим.

– Так что там во-вторых?

– Я забыл.

Садовник легко бьёт меня в плечо.

– А ты не напрягайся. Видок у тебя – будто привидение увидел.

Скалюсь, на всякий случай проверяя состояние шнурков. Они уже каким-то образом завязались в идеальный бантик. Чешу затылок.

– В беде ты, родненький. Вот я и подоспел.

Что за «родненький»? – думаю про себя, а вслух говорю:

– С чего вы взяли?

– А ты себя со стороны видел? Бледный, подавленный мальчишка. Слёзки на колёсиках. Я же за тобой давно наблюдаю.

Вскидываю брови.

– А ты как думал? Я, впрямь, случайно оказался рядом? Считая себя телом, считая тело своим, мы думаем, что имеем право делать с ним, что хотим. Забывая, что тело – это храм Божий.

Неужели он догадался, что я хочу свести счёты с жизнью?..

Владимир не ответил. Он дал мне посмаковать последнюю фразу.

Тело – храм Божий? Я всегда считал, что тело – только моё. Что хочу – то и делаю.

– Владимир, вас же так зовут?

Он кивнул.

– Я далёк от всей этой религиозной болтовни. Ну правда. Не разделяю я всех этих высказываний про тело, дух и Бога.

– Твоё тело – это также семья, религия, нация. Всё, что ты считаешь своим. С чем ты себя отождествляешь, думая, что имеешь право поступать с ним как хочешь.

– Легче мне от этого не стало. Я только больше запутался.

Я подложил под задницу раскрытые ладони. Ягодицы на твёрдых ступенях стали онемевать. Мне уже не хотелось убежать. Да, разговор по-прежнему был мне не до конца понятен… как, собственно, и весь замысел появления Владимира в моей жизни. Однако я решил «проглотить» это внутреннее сопротивление и попросил только об одном:

– Владимир, я вас очень прошу, давайте проще, правда. Вы же от меня не отстанете, пока я глаза на что-то не открою, так? Тогда вот – представьте, что я пятилетний пацан, а вы мне таблицу умножения на пальчиках объясняете.

– Это мы ещё с тобой тему Гун не коснулись, – отвечает.

– А надо касаться? Я знаю только ГУМ, который на Красной площади.

Он подмигивает:

– Ещё как поговорим. И не только на уровне ума, но и сердца.

– Слушайте, – я смотрю на карман его комбинезона, – а у вас ещё бутер есть? Я, всё-таки, жрать хочу. И сейчас не откажусь. Если, конечно…

– В дипломате посмотри, – бросил он.

А пока я взялся за кожаный дипломат, краем глаза видел, как он, не теряя достоинства, встал, подошёл к валяющемуся на асфальте фантику – и выбросил его в мусорку.

Бутерброд, завёрнутый в пергаментную бумагу, возлежал на отчётах, по которым я должен продать полцарства, почку – и всё равно не рассчитаюсь.

«Ладно… Перенесу свои планы на передоз на чуть попозже…» – подумал я и, распечатав бутер, впился в него зубами.

Глава 8

– Так вот, гуны… – начал Владимир.

– Дафте… я хоть провую…

– Самым сильным расширяющим действием… расширяющим опытом в материальном мире является саттва-гуна, которая даёт расширенное сознание, понимание и избавление от всего негативного.

Пережёванный ком еды встал поперёк горла.

Садовник протягивает откуда-то взявшуюся воду.

Зажав между колен бутылку, откручиваю крышку. Отпиваю. По подбородку льётся струйка воды. Вытираю и говорю:

– Не много ли расширения, Владимир?

– Важно привести в саттву не только свой внешний уровень, но и навести саттву изнутри, то есть отключить отпечатки из детства, убрать у себя травмы, которые хранят тамасичные энергии обиды, страха, гнева.

– Владимир, помните, как в детстве, когда ночью щёлкаешь пультом от телевизора и попадаешь на канал, в котором серая рябь и звук такой: Шшшшшш?..

Кивает.

– Вот и я, походу, сейчас на этот канал попал, уловил только про детские травмы.

Владимир поворачивает голову в мою сторону и как-то чересчур серьёзно предлагает пройтись.

Ну пройтись так пройтись… отряхиваю рубашку от крошек и встаю.

Садовник заносит руки за спину и неторопливо идёт наперерез толпе.

Кажется, он Моисей, и вода, то бишь самокатчики, велосипедисты и бегуны, расступятся перед властителем саттвы, гун и прочих непонятных слов.

Я же смотрю по сторонам и только и успеваю в припрыжку маневрировать, уклоняясь от самокатчиков.

Влево, вправо… пол-оборота, опять влево. Не проходка, а чёртово фигурное катание. А Владимир уже на той стороне машет рукой.

– Вы там без меня ГУНдеть не начинайте! – выкрикиваю я из живой толпы.

Кто-то всё-таки успевает мне отдавить ногу, и, оказавшись на другой стороне, я наклоняюсь, чтобы вытереть отпечаток чей-то лапы.

– Ты знаешь, что юмор – это защитная реакция, демонстрирующая уязвимость ЭГО?

Встаю. Выдавливаю на лице широчайшую такую маслянистую лыбу.

– Что же мне делать? Перестать острить?

– Пойдём, – говорит и ведёт по узкой тропе вглубь парка.

Я шёл сзади… скорее не шёл, а семенил, так как Владимир перемещался по парку медленно, и чтобы не врезаться в его широкую спину, приходилось периодически останавливаться.

В его походке ощущалась царственность, что ли? Как король, обходящий свои владения. Он плыл… и, судя по тому, что я видел, плыл он по направлению к цветочным клумбам.

Подобрал с земли окурок и, выпрямившись, сказал:

Три основные программы нашего эго:

«Я – лучший» – это программа быть хорошим, быть красивым, быть лучшим, быть великим в глазах других людей.

«Я – контролирующий» – я хочу быть нужным для людей.

«Я – наслаждающийся» – всё это (быть нужным, быть хорошим) делается ради моего наслаждения, для получения целостности…

Не отрывая глаз от земли, он будто сканировал траву на предмет фантиков, крышечек, целлофановых пакетиков, трубочек и крышечек от кофе и т. д. Найдя ещё несколько разноцветных фантиков, Владимир бережно поднял мусор.

– У каждого из нас есть эти две первые программы в эго, но только одна из этих программ – ведущая, то есть разный мотив действия: кто-то будет всё делать для того, чтобы казаться хорошим, а кто-то – для того, чтобы быть нужным.

Передаёт в мои руки мусор. Я не успеваю «ЭЙкнуть» и как дурак на вытянутых руках держу фантики.

– Видишь? Прямо сейчас запустилась первая программа «Я – лучший». На тебя смотрят люди, и тебе кажется, что твоё положение «я – красавчик» под вопросом.

Я чуть подрасслабился… поймав себя на том, что действительно краснею от всей этой ситуации.

– Ты можешь выбросить мусор из позиции обиженного или просто сделать это, не обращая внимания на попытки ЭГО обезопасить своё положение.

– А могу вернуть вам мусор обратно?

– Нет. – Владимир отходит к ближайшей клумбе, оставив меня стоять как дурака с этим фаршмаком в руке.

На запястье висел дипломат, напоминая о том, какой я крутой (был) и какой болван (стал). Пересилив себя, я подошёл к мусорке.

– Ну как? – спрашивает.

– Можно я вашу работу делать не буду?..

– А что так? Корона жмёт?