Однако Блейку было чуждо милосердие, он ни о чем не просил, а просто шел по миру и брал все, что хотел, пока не столкнулся с преградой.

– Я не умею прощать, – призналась Алекс. – И вряд ли хочу учиться.

Мерси покрутила в пальцах край свитера, рассматривая плетение, как будто перед ней был текст, нуждающийся в переводе.

– Расскажи, как он умер.

Алекс не спорила. Она не стала упоминать ни ритуал новолуния, ни Дарлингтона, а начала с того, что Блейк ворвался в Il Bastone. Поведала о драке, о том, как он, применив контроль, обездвижил ее и начал бить, а потом Доуз проломила ему череп мраморным бюстом Хирама Бингэма Третьего. Рассказала, как Блейк плакал и что сжимал в руке монету принуждения. Им управлял декан Сэндоу, пославший парня убить Алекс.

Мерси все так же теребила пальцами свитер, не сводя глаз с кусочка шерсти тыквенного цвета.

– Я не то что не жалею… – наконец проговорила она; низкий дрожащий голос почти походил на рык. – Даже рада, что он сдох. И ощутил на своей шкуре, что значит бояться и быть не в силах управлять собственным телом. Я… рада, что он умер в страхе. – Она взглянула на Алекс полными слез глазами. – Но почему до сих пор так сильно злюсь?

– Не знаю, – проговорила Алекс. – Но ты не одна такая.

– Я столько раз прокручивала в памяти моменты вечеринки. Что надела, о чем говорила. Почему той ночью он выбрал меня? Что увидел?

У Алекс не было ответов на эти вопросы. И что она могла сказать? Прости себя, что пошла на вечеринку. И не кори за то, что считала мир лучшим местом и не верила в чудовищ, скрывающихся за каждой дверью. Но она понимала, что на деле далеко не все так просто.

– Он тебя вообще не видел, – пояснила Алекс. – Люди вроде него… нас не видят, а замечают лишь возможности, за которые можно ухватиться.

Хотя бы в этом Мишель права.

– Ты словно говоришь о магазинной краже, – пробормотала Мерси, вытирая слезы.

– Отчасти так и есть.

– Только не лги мне больше, ладно?

– Постараюсь.

Ничего другого Алекс обещать не могла – иначе ей пришлось бы снова солгать.

12

Весь оставшийся час Алекс отвечала на вопросы Мерси о магии и «Лете». Она ощущала себя словно на экзамене, но рассудила, что в долгу перед соседкой, и старалась объяснить все как можно лучше. И заодно постепенно осознавала неприятную правду: Мерси была бы отличным кандидатом для «Леты». Она хорошо училась, бегло говорила по-французски и неплохо разбиралась в латыни. Однако никого не убивала, а значит, не годилась для их целей.

– Удачи, – пожелала Мерси, когда Алекс собралась на встречу с Доуз. – Надеюсь, ты не умрешь и не покалечишься.

– По крайней мере, не сегодня.

– Ты из-за Дарлингтона не ходишь на свидания?

Алекс, уже коснувшаяся рукой дверного косяка, застыла на месте.

– А при чем здесь он?

– Ну, он ведь не твой кузен. К тому же один из самых привлекательных парней, которых я знаю.

– Он мой друг. И наставник.

– И что?

– Он… мне не по карману. – Слишком красивый, начитанный и повидавший мир, Дарлингтон был не просто скроен из иной ткани, а еще искусно сшит и подогнан по фигуре.

– Люблю дорогие вещи, – ухмыльнулась Мерси.

– Он ведь не кашемировый шарф, Мерси. У него есть рога.

– А у меня родимое пятно в форме Висконсина.

– Я пошла.

– Не забудь, что тебе нужно выбрать книгу из раздела «Юмбрит»! – крикнула ей вслед Мерси.

Юмор в современном британском романе. Сперва настроившись на «Монти Пайтон», Алекс все же взяла «Счастливчика Джима» и «Роман на желтой бумаге». Неплохая замена.

Пообещав Мерси встретиться за ужином, Алекс выскользнула за дверь, радуясь возможности сбежать от бесконечных расспросов. Сейчас Алекс больше тревожилась, как бы остаться в живых, и вовсе не думала ни о свиданиях с парнями, ни даже о случайных связях. И Дарлингтон был здесь ни при чем, пусть даже божественно выглядел без одежды.

* * *

Доуз ждала у входа в Стерлинг, неуклюже съежилась возле скульптурной плиты под названием «Женский стол», словно бы могла задремать в любую секунду. Алекс вдруг накрыло непрошеное чувство вины. Доуз не годилась для подобных занятий. Ей надлежало помогать и поддерживать, оставаться в безопасности в стенах Il Bastone, как домашней кошке, посвящать время диссертации, сравнимой по скорости написания с медленно растущим садом. Ритуал, проведенный в «Свитке и ключе», явно выбил ее из колеи и не принес ни капли удовлетворения. Сейчас Доуз выглядела далеко не лучшим образом – под глазами от недосыпания залегли темные круги, немытые волосы висели слипшимися прядями. Похоже, она даже не переоделась с прошлой ночи, хотя в случае Доуз трудно было судить наверняка.

Алекс хотелось бы сказать, что справится сама, и отправить Доуз домой немного отдохнуть, вот только она ясно понимала, что одна ничего не сумеет. К тому же кто знает, сколько у них времени в запасе до того, как Дарлингтон сможет вырваться на волю?

– Ты вообще спала? – поинтересовалась она.

Доуз резко мотнула головой и еще крепче стиснула в руках статью из «Йель Газетт» за 1931 год, с которой заснула Алекс, и черную записную книжку в кожаной обложке.

– Я всю ночь провела в библиотеке «Леты», пытаясь найти истории о людях, пользовавшихся Проходом.

– Есть успехи?

– Было несколько случаев.

– Это ведь хорошо?

На бледном лице Доуз отчетливо выступали веснушки.

– Я не нашла и пяти записей, которым можно хоть в какой-то мере верить и где содержатся упоминания о ритуалах.

– Нам хватит для начала?

– Ты не понимаешь? – Доуз окинула ее раздраженным взглядом. – Нет ни описаний ритуалов, ни их обсуждений, потому что они не принесли результата, а их участники пытались замести следы. Люди сходили с ума, исчезали, погибали жуткой смертью. Вполне возможно, что именно Проход повинен в разрушении Гераклиона. Нам не стоит в это влезать.

– Мишель так и сказала.

Доуз моргнула покрасневшими глазами.

– Я… Ты рассказала ей о Проходе?

– Она приходила ко мне и пыталась нас предостеречь.

– Не без причины.

– Так ты хочешь завязать с этим делом?

– Не все так просто!

– Вот именно. – Алекс притянула Доуз к стене и понизила голос. – Если ты не хочешь попробовать взломать гробницу «Свитка и ключа» и открыть очередной недоделанный портал, ничего другого нам не остается. Или мы ищем Проход, или нам придется его уничтожить. Третьего не дано.

– В начале ритуала нас хоронят заживо. – Доуз трясло.

Алекс неловко положила руку ей на плечо.

– Давай пока просто поищем, ладно? Мы ведь не обязаны проходить через него. Сейчас это лишь исследования.

Доуз прерывисто вздохнула и кивнула, словно бы Алекс прошептала изменяющее заклинание. Исследования были ее стихией, родной и понятной.

– Расскажи о писце, – попросила Алекс, стремясь сменить тему и не заставлять Доуз больше говорить о смерти или разрушении.

– Здесь восемь писцов, – пояснила Доуз и, отступив на несколько шагов назад, указала на каменную кладку над дверями Стерлинга. – Все из разных уголков мира. Справа более поздние цивилизации: майя, китайская, греческая, арабская. Вон там афинская сова. А слева – четыре писца древности: наскальные рисунки кроманьонцев, ассирийская надпись из библиотеки в Ниневии, отрывок из Псалмов на иврите и египетская письменность… Иероглифы выбрал доктор Ладлоу Сегин Булл.

«Если бы я мог заставить тебя полюбить книги больше, чем собственную мать». Подходящая надпись для библиотеки. А, может, нечто большее?

Доуз улыбнулась. Под влиянием захватывающего открытия ее страх отступил.

– Доктор Булл принадлежал к Замочникам, был членом «Свитка и ключа». Сперва изучал юриспруденцию, но потом переключился на египтологию.

Разительное изменение. Алекс ощутила прошедшую по телу дрожь возбуждения.

– Это первый шаг к Проходу.

– Возможно. В любом случае, чтобы его активировать, нам придется смазать место входа собственной кровью.

– Почему всегда кровь? Неужели нельзя использовать джем или синий карандаш?

И даже если они сделают первый шаг, что дальше?

Алекс изучала склонившегося над работой писца, иероглифы, весла финикийского корабля, крылатого вавилонского быка и стоявшего посреди всего этого многообразия средневекового ученого, словно бы делающего заметки о царящей вокруг суматохе. Может, ответ скрывался где-то на каменных стенах? Здесь имелось слишком много символов для расшифровки. Огромное количество вариантов.

Молча миновав арочный вход, Алекс и Доуз прошли в библиотеку. Однако внутри здание производило еще более сильное впечатление.

– Насколько велико это место?

– Больше четырех тысяч квадратных футов, – сообщила Доуз. – Повсюду украшенные резьбой каменные стены и витражные стекла. Каждый зал оформлен в своей тематике, даже кафетерий. Над кладовкой, где хранятся средства для уборки, вырезаны ведро и швабра. Идеи для украшений набирали отовсюду – из средневековых рукописей, басен Эзопа, Ars Moriendi. – Внезапно помрачнев, Доуз застыла посреди широкого прохода.

– Откуда?

– Ars Moriendi. В буквальном смысле – «искусство умирать». Это инструкции о том, как умереть достойно.

– Не забывай про исследования, – проговорила Алекс, ощущая вновь нахлынувшее чувство вины. Доуз по-настоящему боялась, и Алекс знала, что, если позволит себе погрузиться в мысли, вполне может тоже испугаться. Вытянув шею, она окинула взглядом сводчатые потолки, повторяющиеся узоры из цветов и камней, огни люстр, похожие на сами розы. – Здесь и впрямь как в церкви.

– В величественном соборе, – уже увереннее согласилась Доуз. – В те времена много спорили о Йеле, выстроенном в таком вот напыщенном стиле. Я отыскала несколько статей, отнюдь не лестных. Все же предполагалось, что первоначальный архитектор Гудхью продолжит работать в стиле готики, заданном остальной частью кампуса.

Гудхью. Алекс вспомнила его скрепленную спиралью биографию, лежащую на стопке книг в спальне Дарлингтона. Неужели он намеренно отправил ее наверх?

– Но Гудхью неожиданно умер, – проговорила Алекс.

– Он был очень молод.

– И не имел никакого отношения к обществам.

– Нет, насколько мы знаем. Его место занял Джеймс Гэмбл Роджерс, а Стерлинг вложил в строительство деньги. Он оплатил постройку медицинского и юридического колледжей, а также школы богословия. В то время это был величайший дар для университета. У входа в библиотеку есть посвященная ему памятная табличка. – Доуз чуть помедлила. – Во дворе соорудили лабиринт. Говорят, он помогает медитировать, но…

– Но, может, изначально он задумывался именно как лабиринт? – Головоломка, чтобы заманить в ловушку любопытных демонов.

Доуз кивнула.

– У Стерлинга не было ни жены, ни детей. Сорок лет он прожил вместе с другом, Джеймсом Блоссом. Они делили комнату, вместе путешествовали. Биограф писал, что их со Стерлингом связывали крепкие многолетние узы дружбы. В завещании Стерлинг указал, что после его смерти надлежит сжечь все письма и документы. Есть предположение, что таким образом он пытался защитить себя и Блосса, но, возможно, хотел скрыть и что-то еще.

Вроде плана строительства врат в потусторонний мир.

Алекс оглянулась на вход.

– Если писец – это начало, то каков следующий шаг?

– Дарлингтон вовсе не имел в виду писца, который привел бы нас к Стерлингу, – проговорила Доуз, размахивая «Газетт». – Он процитировал египтянина. В библиотеке есть две комнаты с витражными окнами, имеющими отношение к египетской Книге мертвых. Если взять тему…

Дальше Алекс уже не слушала. Она окинула взглядом длинный неф, стойку администратора в конце и расположенную над ней фреску, чистые и яркие цвета которой так не соответствовали мрачности здания.