– По-моему, – сказал он, – Марион Шарп попросту тощая сорокалетняя женщина, которая живет со своей грубой старой матерью в уродливом старом доме и порой, как и любой другой человек, нуждается в совете юриста.

Еще даже не договорив, он пожалел, что не может взять свои слова обратно, как будто предал друга.

– Наверное, она просто не в твоем вкусе, – добродушно сказал Невил. – Ты всегда предпочитал глуповатых блондинок, верно? – Он говорил беззлобно, словно констатируя не слишком любопытный факт.

– Не понимаю, с чего ты это взял.

– Все женщины, на которых ты едва не женился, были как раз такими.

– Когда это я на ком-то «едва не женился»? – процедил сквозь зубы Роберт.

– Ну вот Молли Мэндерс, например, тебя почти поймала.

– Молли Мэндерс? – сказала разрумянившаяся у плиты тетя Лин, внося поднос с хересом. – Такая дурочка. Считала, что блинчики делают на доске для выпечки. И постоянно смотрелась в карманное зеркальце.

– Это ведь тетя Лин спасла тебя от нее, не так ли, тетушка?

– Не знаю, что ты имеешь в виду Невил. Милый, перестань расхаживать по каминному коврику, лучше подкинь поленце в огонь. Тебе понравился французский фильм, дорогой?

– Я не ходил в кино. Я пил чай во «Франчайзе». – Он глянул в сторону Роберта, уже догадавшись, что за реакцией Роберта что-то скрывается.

– С теми странными людьми? О чем же вы говорили?

– О горах… О Мопассане… О курах…

– О курах, милый?

– Да, о том, что вблизи голова курицы выглядит как средоточие зла.

Тетя Лин явно не поняла, о чем он, и повернулась к Роберту как к более надежному из ее племянников.

– Раз уж ты собираешься иметь с ними дело, милый, не следует ли мне нанести им визит? Или попросить об этом жену пастора?

– Я бы не стал просить жену пастора делать столь опрометчивый шаг, – сухо сказал Роберт.

Тетя Лин колебалась, однако домашние заботы были важнее.

– Не задерживайтесь за бутылкой хереса, иначе ужин в духовке испортится. Слава богу, Кристина завтра выйдет. По крайней мере, я на это надеюсь; спасение души, как правило, отнимает у нее не больше двух дней. Нет, я все же не стану наносить визит этим людям из «Франчайза». Мало того что они нездешние и весьма странные, так еще и, положа руку на сердце, наводят на меня ужас.

Да, вот типичный образец отношения к Шарпам, которого следует ожидать. Бен Карли постарался сегодня дать ему понять, что, если у обитательниц «Франчайза» возникнут неприятности с полицией, на беспристрастных присяжных нечего и рассчитывать. Роберт должен принять меры, чтобы защитить Шарпов. В пятницу он обязательно посоветует им нанять агента и провести частное расследование. Полиция уже лет десять как перегружена, но человеку, работающему над одним делом в собственном ритме, возможно, удастся обнаружить то, что упустили официальные следователи.

Глава 6

Однако в пятницу утром было уже поздно предпринимать какие-либо меры по обеспечению безопасности обитательниц «Франчайза».

Роберт принял во внимание и настойчивость полиции, и постепенное распространение слухов, но вот об «Эк-Эмме» он как-то не подумал.

«Эк-Эмма» являла собой новейший образчик желтой прессы, занесенный в Англию с Запада. Газета действовала согласно следующему принципу: проще заплатить две тысячи фунтов штрафа за клевету, все равно при выручке в полмиллиона это окупится. Своими броскими заголовками, сенсационными фотографиями и яркими текстами она превосходила любое ныне известное издание британской прессы. На Флит-стрит эту газетенку называли особым словом, емким и непечатным, однако защититься от нее не представлялось возможным. Пресса всегда служила собственным цензором, решая в соответствии с принципами здравомыслия и хорошего вкуса, что допустимо, а что нет. Если какое-то издание «самовольно» решало эти принципы нарушить, никакая сила на земле не могла заставить его встать на путь истинный. За десять лет существования выручка от ежедневных продаж «Эк-Эммы» на полмиллиона превзошла прибыль самой читаемой газеты в стране. В пригородных поездах семеро пассажиров из десяти читали по дороге на работу «Эк-Эмму».

Именно «Эк-Эмма» раздула из дела дома «Франчайз» настоящий скандал.

Рано утром в пятницу Роберт отправился за город к пожилой даме, которая перед смертью желала изменить завещание. Этим она занималась в среднем каждые три месяца, хотя ее врач искренне утверждал, что «она вполне сумеет с первого раза задуть сто свечей на торте». Но адвокат, разумеется, не может сказать клиентке, срочно вызвавшей его к себе в восемь тридцать утра, перестать валять дурака, так что Роберт прихватил новые пустые бланки для завещания, взял автомобиль из гаража и отправился за город. Несмотря на привычную схватку со старой тираншей – та никак не могла уяснить элементарного факта, что четыре человека не могут получить по трети наследства каждый, – он получил истинное удовольствие от весеннего пейзажа. По пути обратно он напевал себе под нос, радуясь, что меньше чем через час увидит Марион Шарп.

Он решил простить ее за то, что ей понравился Невил. В конце концов, если по справедливости, Невил ведь не пытался спихнуть ее Бену Карли.

Роберт проехал в гараж под носом у высыпавшей из конюшни утренней смены, поставил автомобиль и, вспомнив, что первое число месяца уже прошло, зашел в контору заплатить по счету Броу, который занимался административными делами. Но в конторе сидел Стэнли. Мощными кистями, которыми, как ни удивительно, были увенчаны его тощие руки, он пролистывал счета и перечни товаров и услуг.

– Когда я служил в Корпусе связи, – сказал Стэнли, рассеянно глядя на Роберта, – я считал квартирмейстера мошенником, но теперь я в этом не уверен.

– Что-то пропало? – спросил Роберт. – Я просто зашел заплатить. Обычно Билл готовит счет заранее.

– Наверное, он где-то здесь, – сказал Стэнли, не отрываясь от бумаг. – Посмотрите.

Роберт, привыкший к порядкам конторы, приподнял отброшенные Стэнли разные бумаги. Под ними обнаружился обычный аккуратный слой документации Билла. Из-под бумажного хаоса вдруг выглянуло девичье лицо – фотография в газете. Он не сразу узнал ее, но кого-то она ему напомнила, и он всмотрелся внимательнее.

– Нашел! – победоносно воскликнул Стэнли, отцепив от скрепки листок. Остальные бумажки он сгреб в кучу, и взору Роберта открылась вся первая страница утреннего выпуска «Эк-Эммы».

Похолодев, он ошеломленно уставился на газету.

Стэнли, намереваясь забрать у него бумаги, заметил, что именно привлекло его внимание, и одобрительно произнес:

– Симпатичная. Напоминает мне девицу, которую я знавал в Египте. Такие же широко расставленные глаза. Миленькая была девчушка. Врунья, каких поискать.

Он продолжил раскладывать разбросанные бумаги, а Роберт никак не мог отвести глаз от газеты.

Наверху страницы огромными черными буквами было написано:

«ВОТ ЭТА ДЕВОЧКА».

Под ними две трети полосы занимала фотография. Затем шрифтом поменьше, но не менее кричащим:

«ЭТО ТОТ САМЫЙ ДОМ?»

Ниже – фотография «Франчайза».

Внизу страницы:

«ДЕВОЧКА ГОВОРИТ – ДА.

А ЧТО ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ?»

«Читайте подробности далее».

Роберт перевернул страницу.

Да, в статье представлены все подробности, кроме фамилии Шарп.

Он закрыл газету и снова взглянул на шокирующую первую полосу. Еще вчера «Франчайз» защищали четыре высокие стены; он был столь незаметным, столь самодостаточным, что даже обитатели Милфорда не знали, как выглядит этот дом. А сегодня на него можно полюбоваться в любом газетном киоске, на любой книжной полке от Пензанса до Пентленда. Его суровый плоский фасад зловеще контрастировал с невинностью лица на фотографии сверху.

Девочку, судя по всему, снимали в фотоателье. Ей уложили волосы, и она надела выходное платье. Без школьной курточки она выглядела… все такой же невинной и юной, но… Роберт толком не знал, как это описать. Она выглядела как будто менее… неприступно, что ли? Школьная куртка мешала видеть в ней женщину, как мешает, например, монашеское одеяние. Если подумать, о защитных свойствах школьной формы можно сочинить целый трактат. Форма – одновременно броня и камуфляж. Без нее девочка казалась намного женственнее.

Но это было все то же трогательно-невинное личико, юное и привлекательное. Открытый лоб, широко поставленные глаза, пухлая нижняя губа, придававшая ей выражение обиженного ребенка, – сочетание всего этого производило потрясающее впечатление. Тому, что написано на этом юном личике, поверил бы не только епископ Ларборо.

– Можно одолжить газету? – спросил он Стэнли.

– Берите, – ответил Стэнли. – Мы прочли ее за завтраком. Там ничего интересного.

– А это вам не показалось интересным? – удивился Роберт, указывая на первую полосу.

Стэнли глянул на фотографию.

– Нет, разве что она напоминает мне ту девчонку из Египта с ее вечным враньем и прочими штучками.

– Значит, вы не верите ее рассказу?

– А вы сами как думаете? – презрительно бросил Стэнли.

– Ну а где же, по-вашему, она была все это время?

– Если вспомнить ту, с Красного моря, могу сказать вполне определенно: шлялась где-то, – заявил Стэнли, и тут как раз зашел клиент.

Роберт взял газету и вышел. Хоть кто-то не поверил этой истории. Впрочем, тому виной, скорее, прошлый опыт Стэнли и свойственный ему цинизм.

Судя по всему, Стэнли не слишком внимательно читал газету, не вникал в имена и названия, однако так (если верить опросам) делали лишь десять процентов читателей. Остальные же девяносто наверняка изучили каждое слово и теперь, скорее всего, уже вовсю обсуждали прочитанное.

У себя в конторе Роберт узнал, что до него несколько раз пытался дозвониться Хэллам.

– Закройте дверь и войдите, – бросил он старому Хезелтайну, который, известив его о звонках Хэллама, продолжал стоять на пороге кабинета. – Вот, взгляните-ка.

Одной рукой Роберт потянулся за телефонной трубкой, другой расстелил перед Хезелтайном газету.

Старик аккуратно коснулся ее тонкими пальцами, словно впервые увидел перед собой некий странный экспонат.

– Наслышан об этом издании, – заметил он и со всем вниманием погрузился в изучение статьи, как поступал с любыми документами.

– Ну и влипли же мы! – воскликнул Хэллам, когда установилась связь, и добавил несколько эпитетов в адрес «Эк-Эммы», красочно описывающих ситуацию. – Мало у полиции забот, так еще эта проклятая газетенка лезет куда не следует! – Его, естественно, больше интересовало, как это скажется на полиции.

– Что-нибудь слышно из Скотленд-Ярда?

– Грант с девяти утра начал обрывать мой телефон. Но что они могут предпринять? Только усмехнуться и промолчать. На полицию вечно спускают всех собак. Вы-то тоже ничего не можете сделать.

– Ровным счетом ничего, – согласился Роберт. – Свобода прессы свято соблюдается.

Хэллам вновь высказался на сей счет.

– Ваши клиентки знают? – спросил он.

– Вряд ли. Уверен, они не читают подобных газет, и сомневаюсь, что какой-нибудь доброжелатель успел послать им этот номер. Но они должны подъехать минут через десять, и я покажу им газету.

– Если когда-нибудь я счел бы для себя возможным пожалеть эту боевую старушенцию, – сказал Хэллам, – то это было бы именно сейчас.

– Откуда в «Эк-Эмме» все узнали? Я думал, родители, вернее, опекуны девочки вовсе не намерены предавать эту историю огласке.

– Грант говорит, брата девочки разозлило, что полиция якобы ничего не делает, и он по собственной инициативе пошел в редакцию «Эк-Эммы». Они там любят бороться за правое дело. Их лозунг – «“Эк-Эмма” все исправит!». Слышал, один из их крестовых походов продолжался целых три дня.