В записке Роберт написал, что пытался дозвониться, что сейчас ему нужно на часок отойти по делам, но он позвонит снова, как только освободится, а Скотленд-Ярд пока не собирается передавать дело в суд.

В кабинет ворвался Невил с перекинутым через руку кошмарным пальто реглан, схватил записку и исчез, бросив лишь: «Передай тете Лин, что я могу опоздать. Она пригласила меня на ужин!»

Роберт отправился в «Розу и корону» на встречу с клиентом – старым фермером, последним человеком в Англии, страдающим от хронической подагры. Старик еще не пришел, и Роберт, обычно такой невозмутимый и лениво-добродушный, вдруг сделался нетерпелив. Характер его жизни изменился. Доныне события ровно, с одинаковой привлекательностью сменяли друг друга, и он неторопливо и спокойно переходил от одного к другому. Теперь же в его жизни появился интерес, и все остальное вращалось вокруг него.

Он присел на обитый ситцем стул в вестибюле и посмотрел на зачитанные газеты, лежавшие на кофейном столике. Единственным свежим выпуском был номер еженедельника «Уотчмэн». Роберт неохотно взял его и снова подумал, как раздражает его пальцы прикосновение к сухой бумаге и острым краям листов. Обычная сборная солянка из протестов, стихов, нравоучений; среди протестов на почетном месте будущий тесть Невила, три четверти колонки порицавший Англию за отказ приютить беглого «патриота».

Епископ Ларборо давным-давно включил в определение христианского долга веру в то, что обездоленные всегда правы. Перед ним преклонялись балканские революционеры, организаторы стачек и старые уголовники в местных тюрьмах. (Единственным исключением в последней группе был отъявленный рецидивист Бэнди Брейн, презиравший епископа и почитавший коменданта, в представлении которого слеза – лишь капля влаги и который легко и без лишних эмоций раскалывал самые жалостные россказни.) Заключенные тепло отзывались о старике и говорили, что он готов поверить в любое вранье, сколько ни заливай.

Обычно епископ даже немного забавлял Роберта, но сегодня он его скорее раздражал. Роберт попробовал прочесть два стихотворения, ничего в них не понял и бросил газету обратно на столик.

– Опять на Англию грешат? – спросил Бен Карли, остановившись у его стула и мотнув головой в сторону еженедельника.

– Привет, Карли.

– Ораторская трибуна для богачей, – заметил низкорослый адвокат, насмешливо переворачивая страницы пожелтевшим от никотина пальцем. – Выпьем?

– Благодарю, но я жду мистера Уиньярда. Он теперь едва передвигает ноги.

– Да уж, бедняга. Грехи отцов. Ужасно страдать от последствий портвейна, которого сам ни капли в рот не брал! Я недавно видел твой автомобиль у ворот «Франчайза».

– Да, – с легким удивлением сказал Роберт.

Карли редко говорил вот так в лоб. Но если он видел автомобиль Роберта, значит, видел и полицейские машины.

– Если ты их знаешь, то сможешь мне кое-что рассказать. Всегда хотел знать, правдивы ли слухи.

– Какие?

– Они ведьмы?

– Их считают ведьмами? – шутливо спросил Роберт.

– Я так понимаю, в округе ходят подобные слухи, – сказал Карли, пытливо разглядывая Роберта блестящими черными глазами. Затем он окинул вестибюль свойственным ему беглым, изучающим взглядом.

Роберт понял, что Карли ненавязчиво предложил ему информацию, которая могла оказаться полезной.

– Что ж, – сказал Роберт, – с тех пор как в наших краях появилось такое развлечение, как кино, охоте на ведьм пришел конец.

– А вот и нет. Дай этим мидлендским дуракам любой предлог, и они с жаром начнут гоняться за ведьмами. По мне, это самая натуральная кучка дегенератов. А вон и твой старикан. Ну, до встречи.

Одним из наиболее привлекательных качеств Роберта было то, что он проявлял искренний интерес к людям и их бедам, и он выслушал бессвязную историю старого мистера Уиньярда с такой доброжелательностью, что заслужил его благодарность, и тот мысленно прибавил сто фунтов к имени Роберта, уже упомянутого им в завещании. Но как только встреча подошла к концу, Роберт поспешил к отельному телефону.

К телефону выстроилась очередь, и он решил позвонить из гаража на Син-лейн. Контора к этому времени уже закрылась, да и до нее далековато. Шагая по улице, он задумался о том, что в гараже как раз его машина, и если она… то есть они попросят его приехать, чтобы поподробнее обсудить дело… а они почти наверняка… конечно же, они пожелают обсудить, как можно дискредитировать историю девочки, независимо от того, передадут дело в суд или нет… Его так обрадовали новости Хэллама, что он даже не успел обдумать, что это значит…

– Добрый вечер, мистер Блэр, – сказал Билл Броу, протискивая свои мощные габариты в узкую дверь гаражной конторы. На его круглом спокойном лице отражалось приветственное выражение. – Нужна машина?

– Нет, сначала, если позволите, я хотел бы позвонить.

– Конечно.

Стэнли высунул худощавое лицо из-под автомобиля и спросил:

– Вам что-нибудь известно?

– Ничего, Стэн. Я уже несколько месяцев не делал ставок.

– Я поставил два фунта на клячу по имени Светлое Обещание и проиграл. Вот что бывает, когда веришь в лошадь. Если в следующий раз что-нибудь узнаете…

– Когда в следующий раз сделаю ставку, обязательно сообщу. Но это все равно будут скачки.

– Лишь бы не кляча… – сказал Стэнли, вновь исчезая под машиной, а Роберт зашел в маленький, жаркий, ярко освещенный офис и поднял трубку.

Ответила Марион, и голос ее прозвучал тепло и радостно:

– Вы даже не представляете, какое облегчение принесла нам ваша записка. Мы с мамой всю неделю щипали паклю. Кстати, этим еще занимаются?

– Кажется, нет. Теперь вроде дают более конструктивные задания.

– Вроде трудотерапии.

– Вроде того.

– Сомневаюсь, что мне пошло бы на пользу принудительное шитье.

– Для вас, наверное, подобрали бы что-то более приятное. В наше время не принято заставлять заключенных делать то, чего они не хотят.

– Впервые слышу в вашем тоне горечь.

– А она есть?

– Чистой воды горькая настойка.

Что ж, раз зашла речь о питье, возможно, она пригласит его на бокал хереса перед ужином.

– Между прочим, у вас очаровательный племянник.

– Племянник?

– Юноша, который доставил записку.

– Он мне не племянник, – холодно сказал Роберт. Почему, когда тебя называют чьим-то дядей, сразу стареешь? – Это мой двоюродный брат. Но я рад, что он вам понравился. – Нет, пора брать быка за рога. – Я бы хотел встретиться с вами, чтобы обсудить, как исправить положение. Обезопасить вас… – Он замолчал, ожидая ответа.

– Да, конечно. Может, нам заглянуть к вам в контору как-нибудь утром, когда отправимся за покупками? Как думаете, что нам теперь делать?

– Возможно, следовало бы провести частное расследование. Однако не стоит обсуждать это по телефону.

– Да, разумеется. Ну что, тогда мы заедем к вам утром в пятницу? В этот день мы обычно ездим за покупками. Или у вас в пятницу дела?

– Нет, меня это вполне устраивает, – сказал Роберт, проглотив разочарование. – Около полудня?

– Да, прекрасно. Послезавтра в двенадцать у вас в конторе. До свидания, и еще раз спасибо за поддержку и помощь.

Она решительно и спокойно положила трубку, без всякой милой болтовни, которую Роберт привык ожидать от женщин.

– Вывести ее для вас? – спросил Билл Броу, когда Роберт вернулся в тускло освещенный дневным светом гараж.

– Что? Ах, машину. Нет, благодарю, сегодня она мне не нужна.

Вечером Роберт, как обычно, пошел прогуляться по Хай-стрит, изо всех сил стараясь не чувствовать себя отверженным. Он с самого начала не желал ехать во «Франчайз» и не скрывал этого; разумеется, Марион предпочла бы избежать подобного. То, что он взял на себя защиту их интересов, – всего лишь работа, а такое следует обсуждать по-деловому, на рабочем месте. Им нет смысла дальше вовлекать его в свою жизнь.

Что ж, думал Роберт, усаживаясь на свой любимый стул у камина в гостиной и открывая вечернюю газету (напечатанную утром в Лондоне), когда в пятницу они придут в офис, можно будет как-то перевести деловые отношения в более личные. Стереть в памяти первый неудачный отказ, так сказать.

Тишина в доме успокаивала. Кристина уже два дня сидела у себя в комнате, поглощенная молитвой и религиозными размышлениями, а тетя Лин готовила ужин в кухне. Пришло веселое письмо от Леттис, единственной сестры Роберта, в течение нескольких лет кровавой войны водившей грузовик, полюбившей высокого молчаливого канадца и теперь воспитывавшей пятерых светловолосых карапузов в Саскачеване. «Приезжай поскорее, милый Робин, – писала она, – пока мои ребята не выросли, а сам ты не оброс мхом. Сам знаешь, общество тети Лин тебе вредит!» Он как будто слышал голос сестры, произносившей эти слова. Они с тетей Лин ни в чем не могли прийти к согласию.

Он расслабленно улыбался, предаваясь воспоминаниям, и тут его умиротворение нарушило вторжение Невила.

– Почему ты мне не сказал, какая она? – с ходу спросил Невил.

– Кто?

– Ну, эта женщина, Шарп. Почему не сказал?

– Я не думал, что вы встретитесь, – ответил Роберт. – Тебе всего-то нужно было бросить письмо в дверную щель.

– В двери не было щели, поэтому я позвонил, а они как раз вернулись откуда-то. Короче, она сама мне открыла.

– Я думал, она спит после обеда.

– По-моему, она никогда не спит. Она вообще не человек – сплошной огонь и сталь.

– Да, старушка грубовата, но будь снисходителен. У нее была очень тяжелая…

– Старушка? О ком это ты?

– О старой миссис Шарп, разумеется.

– Старую миссис Шарп я в глаза не видел. Я говорю о Марион.

– Марион Шарп? А откуда ты знаешь, что ее зовут Марион?

– Она мне сказала. Ей подходит, не правда ли? Иначе ее и не могли бы звать.

– Учитывая, что ты видел ее только в передней, вы как будто весьма близко знакомы.

– О, она напоила меня чаем.

– Чаем! Разве ты не спешил на французский фильм?

– Я никогда не спешу, если такая женщина, как Марион, приглашает меня на чай. Ты обратил внимание на ее глаза? Ну конечно, обратил. Ты же ее адвокат. Замечательный оттенок серого, с зеленцой. А эта линия бровей, словно след кисти гениального художника. Крылатые брови. По дороге домой я сочинил про них стихи. Хочешь послушать?

– Нет, – отрезал Роберт. – Тебе понравился фильм?

– О, я не пошел в кино.

– Не пошел?

– Сказал же: вместо этого мы с Марион пили чай.

– То есть ты весь день провел во «Франчайзе»?

– Судя по всему, – мечтательно отозвался Невил, – но, боже мой, мне показалось, что прошло лишь семь минут.

– А как же твоя страсть к французским фильмам?

– Но Марион и есть самый настоящий французский фильм. Даже ты должен это понимать! – От слов «даже ты» Роберт скривился. – Зачем мне тень, если есть реальность? Искренность. Разве не это ее главное достоинство? Я никогда не встречал никого более искреннего, чем Марион.

– Даже Розмари? – Роберт был в том состоянии, которое тетя Лин называла «вышел из себя».

– А, Розмари – душечка, и я на ней женюсь, но это отнюдь не то же самое.

– Неужели? – с обманчивой кротостью произнес Роберт.

– Конечно. На таких женщинах, как Марион Шарп, не женятся, это все равно что сочетаться браком с ветром и облаками. Или с Жанной д’Арк. Думать о браке, когда речь идет о такой женщине, прямо-таки богохульство. Кстати, она и тебя добрым словом помянула.

– Очень мило с ее стороны.

Он говорил так сухо, что даже Невил это заметил.

– Тебе она не нравится? – спросил он, бросив на двоюродного брата удивленно-недоверчивый взгляд.

Роберт сейчас перестал быть добрым, ленивым, терпимым Робертом Блэром и превратился в обыкновенного усталого человека, который еще не ужинал и страдал из-за того, что ему отказали.