– Отличная идея, – поддержала Марина. – Это будет не только возвращением к тому, что вам нравится, но и способом восстановить чувство контроля над своей жизнью. Начать вспоминать, кто вы на самом деле, за пределами роли жены Романа Виноградова.

Идея казалась одновременно простой и революционной. Вернуться к тому, что делало меня собой. Вспомнить женщину, которой я была до того, как позволила Роману определять каждый аспект своей жизни.

После сеанса я поехала не домой, а в магазин художественных принадлежностей. Купила альбом, карандаши, краски – для Ильи, как и планировала сказать. Но в последний момент добавила еще один небольшой скетчбук: тонкий, компактный, легко помещавшийся в сумку. Для себя.

– Лея Соколова? – голос был уверенным и деловым.

– Виноградова, вообще-то, – ответила я, сидя в небольшом кафе на окраине города, куда я приехала под предлогом встречи с дизайнером.

– Прошу прощения, – женщина села напротив меня. – София Данилова. Марина Сергеевна передавала вам мои контакты.

София оказалась не такой, как я представляла юриста по семейным делам. Никакого строгого костюма, очков в тонкой оправе или стопки папок. Женщина лет сорока, в джинсах и свободной блузке, с короткой стрижкой и неожиданно теплыми глазами.

– Спасибо, что согласились встретиться вне офиса, – сказала я, нервно теребя салфетку.

– Я понимаю необходимость осторожности, – кивнула она. – Марина рассказала мне в общих чертах о вашей ситуации. Но мне нужно услышать всё от вас, чтобы понять, чем я могу помочь.

И я начала говорить. Сначала медленно, подбирая слова, а потом всё быстрее, словно прорвало плотину. О том, как всё начиналось, о постепенном усилении контроля, о физическом и эмоциональном насилии. О страхе потерять Илью. О своей беспомощности перед властью и связями Романа.

София слушала, не перебивая, лишь иногда делая краткие пометки в маленьком блокноте.

– Я веду дневник, как посоветовала Марина, – закончила я. – Документирую всё – даты, события, свидетелей. Но насколько это может помочь? У Романа столько влияния…

– Дневник – это очень хорошо, – твердо сказала София. – Но нам понадобится больше. Медицинские записи о любых травмах, свидетельские показания, если они есть, доказательства контролирующего поведения.

– Медицинские записи? – я смутилась. – Я… никогда не обращалась к врачу. Даже когда было больно. Роман всегда говорил, что это привлечет ненужное внимание.

София кивнула с пониманием:

– Это обычная тактика. Изолировать, не допустить, чтобы кто-то узнал. Но мы можем начать сейчас. Если есть видимые следы, их нужно зафиксировать у врача.

Я подумала о синяках на плече, которые только начали бледнеть.

– Мне страшно идти к нашему семейному врачу, – призналась я. – Он знает Романа.

– Есть другие варианты. Кризисные центры для женщин проводят медицинское освидетельствование, и это конфиденциально.

София достала папку и открыла её:

– Лея, я хочу быть с вами предельно честной. Процесс будет непростым. Мужчины в положении вашего мужа редко отпускают своих жен просто так. Будет сопротивление. Возможно, грязные приемы. Он может попытаться представить вас как неуравновешенную или неподходящую мать.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног:

– Вы думаете, он может забрать у меня Илью?

– Я хочу, чтобы вы были готовы к такой возможности, – мягко сказала София. – Но это не значит, что мы проиграем. Чем больше доказательств мы соберем, тем сильнее будет наша позиция.

Она объяснила, какие документы мне нужно скопировать: финансовые отчеты, налоговые декларации, документы на недвижимость, страховые полисы. Всё, что могло пролить свет на активы нашей семьи и возможные попытки Романа скрыть их в случае развода.

– У вас есть доступ к семейным счетам? – спросила София.

Я покачала головой:

– Только к тому, на который Роман переводит деньги на бытовые расходы. Все основные счета – только на его имя.

– Это опасный знак, – нахмурилась юрист. – Финансовое насилие часто идет рука об руку с другими формами контроля. Вам нужно начать откладывать деньги, на случай, если придется срочно уходить.

– Я уже откладываю, – призналась я. – Понемногу. Прячу в старой книге.

София кивнула одобрительно:

– Хорошо. Но возможно, стоит найти более надежное место. За пределами дома. Вы доверяете кому-то, кто мог бы хранить деньги для вас?

Я задумалась. Все мои близкие друзья давно исчезли из моей жизни. Оставались только поверхностные знакомства из круга Романа…

– Может быть, Елена Михайловна? Наша соседка по даче, – неуверенно сказала я. – Она… она понимает ситуацию. Предлагала помощь.

– Это возможный вариант, – согласилась София. – Только будьте осторожны в общении с ней. Никаких разговоров по телефону, никаких сообщений, которые мог бы увидеть ваш муж.

Она передала мне небольшую флешку:

– Здесь шаблоны документов, которые могут понадобиться, информация о ваших правах и ресурсах поддержки. Храните в надежном месте.

Я спрятала флешку в потайной карман сумки, чувствуя странную смесь страха и решимости.

– Что если Роман узнает, что я готовлюсь уйти? – спросила я, высказывая наконец свой главный страх. – Что если он… станет опасен?

София посмотрела на меня прямо и серьезно:

– Это важный вопрос, Лея. И, к сожалению, обоснованный. Статистика показывает, что момент ухода – самый опасный период для женщин в абьюзивных отношениях. Когда абьюзер чувствует, что теряет контроль, он может пойти на крайние меры.

Я почувствовала, как холодок пробежал по спине. Все эти годы я боялась гнева Романа, его холодности, его контроля. Но никогда не думала, что он может… что он способен…

– Вы думаете, он может причинить мне серьезный вред? – мой голос дрогнул.

– Я не могу предсказать его поведение, – мягко сказала София. – Но мы должны исходить из худшего сценария, чтобы быть готовыми. Именно поэтому необходимо тщательное планирование. Уход должен быть быстрым, неожиданным и полностью подготовленным.

Она указала на маленький листок бумаги, который положила передо мной на стол:

– Это номер круглосуточной линии поддержки. Если вы почувствуете непосредственную угрозу – звоните немедленно. Они могут направить полицию или организовать срочную эвакуацию.

Я спрятала листок вместе с флешкой, чувствуя, как реальность происходящего накрывает меня с новой силой.

– Есть еще кое-что, – продолжила София. – Если дело дойдет до суда, Роман, скорее всего, будет использовать все доступные ему ресурсы. Это может включать попытки дискредитировать вас.

– Как?

– Он может заявить, что вы неуравновешенны. Что не справляетесь с родительскими обязанностями. Что ваши обвинения – выдумка или преувеличение, – она говорила спокойно, но твердо. – Подготовьтесь к этому. Соберите доказательства своего здравого рассудка и хорошего отношения к сыну. Показания учителей Ильи, его врачей, друзей семьи, которые могут подтвердить вашу адекватность.

Я кивнула, пытаясь удержать в голове всю эту информацию. Мне казалось, что я готовлюсь к какой-то битве, к войне, в которой на кону моя жизнь и будущее моего сына.

– Так много информации, – смущённо призналась я. – Я не уверена, что справлюсь.

София положила руку на мою – неожиданный жест поддержки:

– Вы не одна, Лея. Каждый день женщины проходят через это. Многие из них, как и вы, думали, что не справятся. Но они справились. И вы справитесь.

– Спасибо, – прошептала я, чувствуя неожиданную благодарность к этой практичной, решительной женщине, которая говорила со мной не как с жертвой, а как с равной. – Когда мы встретимся снова?

– Через неделю. За это время постарайтесь собрать копии документов, о которых мы говорили. И… – она на секунду замялась, – Лея, если ситуация изменится до нашей следующей встречи, если вы почувствуете опасность – действуйте. Не ждите.

Я кивнула, понимая серьезность её слов. Впервые кто-то сказал мне, что я имею право спасать себя, не дожидаясь разрешения, не ставя потребности других превыше собственной безопасности.

Дома Романа не было – командировка на два дня. Благословенное время, когда я могла дышать свободнее. Илья уже спал, когда я вернулась домой. Я проверила его, поцеловала в лоб, стараясь не разбудить, и пошла в кабинет Ромы.

Обычно я никогда не заходила сюда в его отсутствие. Это было его святилище, его территория, куда я могла войти, только если он позвал. Но сегодня я нарушила это правило.

Мои руки дрожали, когда я включила настольную лампу: не основной свет, чтобы снаружи не было видно, что в кабинете кто-то есть. Камеры здесь не было – Роман слишком ценил свою приватность. Это давало мне небольшую свободу действий.

Я начала осторожно просматривать ящики стола, ища документы, о которых говорила София. Большинство ящиков было заперто, но один открывался, и там хранились различные счета, выписки, страховые полисы.

Я быстро сделала фотографии всех документов, которые показались важными, стараясь не нарушить их порядок. Затем аккуратно сложила всё обратно, точно в том порядке, в котором они лежали.

Сейф в углу кабинета оставался недоступным – для него требовался код, которого я не знала. Но я помнила, как однажды видела, что Роман хранит там папки с какими-то договорами и, кажется, загранпаспорта – мой и Ильи.

Закончив с документами, я еще раз проверила, всё ли оставила в изначальном положении, погасила свет и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

В эту ночь я почти не спала. Лежала в темноте, глядя в потолок, и прокручивала в голове всё, что сказала София. Все шаги, которые мне предстояло сделать. Все препятствия, с которыми я могла столкнуться.

Временами страх накатывал волнами, парализуя. Что я делаю? Как я могу противостоять Роману – человеку с такой властью, с такими связями? Что, если я проиграю эту битву и потеряю всё, включая Илью?

Но потом я вспоминала лицо сына, когда он стоял на лестнице и смотрел, как отец унижает меня. Вспоминала его маленькие руки, протягивающие мне чашку чая, чтобы утешить. «Я на твоей стороне», – сказал он тогда.