И я понимала: я не только за себя боролась. За него. За нас обоих. За шанс жить без страха.

– Ты какая-то странная в последнее время, – заметил Роман за завтраком, пристально глядя на меня поверх газеты. – Что-то случилось?

Я почувствовала, как сердце пропустило удар, но внешне осталась спокойной. За годы я научилась скрывать свои истинные чувства.

– Ничего особенного, – я пожала плечами. – Немного устала, наверное. Весна, авитаминоз.

– Может, сходишь к врачу? – предложил он с деланной заботой. – Проверишься.

– Хорошая идея, – согласилась я. – Запишусь на следующей неделе.

Роман кивнул, но его взгляд оставался подозрительным. Я знала этот взгляд – он что-то подозревал, что-то чувствовал, но пока не мог уловить, что именно.

– Я заметил, ты часто бываешь вне дома в последнее время, – сказал он как бы между прочим. – Шопинг, встречи с дизайнерами. Ты раньше не была такой активной.

– Просто следую твоему совету, – я улыбнулась, изображая легкость, которой не чувствовала. – Ты же сам говорил, что мне нужно чем-то заняться, не сидеть дома.

– Верно, – согласился он. – И я рад, если тебе это помогает. Просто не хочу, чтобы ты перегружала себя.

Не хочешь, чтобы я выходила из-под твоего контроля, – мелькнуло в голове. Но я лишь кивнула с благодарной улыбкой:

– Не беспокойся. Я знаю свои пределы.

Илья вошел на кухню, еще сонный, в пижаме, и разговор прервался. Я была благодарна за это маленькое спасение.

Весь день я чувствовала на себе пристальное внимание Романа. Он неожиданно вернулся домой пораньше, застав меня за рисованием с Ильей.

– Это что? – спросил он, глядя на альбом и краски.

– Мы рисуем динозавров! – радостно объявил Илья, показывая свое творение. – Мама помогает мне сделать их реалистичными.

Роман бросил взгляд на мой скетчбук, где я набрасывала карандашом профиль Ильи:

– Ты снова начала рисовать?

В его голосе звучало изумление, почти упрек. Как будто я нарушила какое-то негласное правило.

– Только чтобы показать Илье основы, – я старалась говорить спокойно. – Он очень заинтересовался.

– Хм, – Роман перевел взгляд на сына. – Не уверен, что это лучшее использование его времени. Он мог бы заниматься чем-то более полезным. Программированием, например. Или шахматами.

– Но папа, мне нравится рисовать! – запротестовал Илья.

– Конечно, – Роман потрепал его по голове, но его улыбка не достигла глаз. – Просто не стоит тратить на это слишком много времени.

Он вышел из комнаты, оставив нас с Ильей в неловком молчании. Я чувствовала, как атмосфера изменилась, как радость от совместного творчества испарилась под холодным взглядом Романа.

– Мы можем продолжить, мама? – тихо спросил Илья.

– Конечно, милый, – я погладила его по голове. – Конечно.

Но я убрала свой скетчбук подальше от глаз. Сегодня я была неосторожна. Позволила себе увлечься, забыть об осторожности.

Больше таких ошибок я себе позволить не могла.

– Ты заходила в мой кабинет, – голос Романа был тихим, но я почувствовала в нем сталь, когда мы остались одни в спальне поздно вечером.

Моё сердце замерло, но я сохранила внешнее спокойствие:

– Что? Нет, конечно.

– Не лги мне, Лея, – он подошел ближе. – Я вижу, что кто-то трогал мои бумаги.

Я была неосторожна, – поняла я с ужасом. Что-то осталось не так, как было. Какая-то мелочь.

– Ты ошибаешься, – я покачала головой. – Может быть, это была домработница, когда убиралась…

– Домработница не входит в мой кабинет, – отрезал Роман. – Ты это прекрасно знаешь.

Я почувствовала, как пересохло в горле. Он подошел совсем близко, его дыхание опаляло мое лицо:

– Что ты там искала, Лея? Что тебе понадобилось в моих бумагах?

– Ничего, – я продолжала отрицать, хотя знала, что он не поверит. – Я туда не заходила.

Его рука взметнулась, и я инстинктивно отшатнулась, ожидая удара. Но Роман лишь схватил меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза:

– Ты что-то затеваешь, – прошипел он. – Я чувствую это. Ты изменилась. Что-то скрываешь.

– Тебе кажется, – я пыталась сохранять спокойствие, хотя сердце колотилось как безумное. – Я просто… я стараюсь быть лучше. Для нас. Для семьи.

Роман смотрел на меня долгим, оценивающим взглядом. Я не отводила глаз, хотя внутри всё холодело от страха.

– Если я узнаю, что ты что-то замышляешь за моей спиной… – его голос упал до шепота, – ты пожалеешь об этом. Очень сильно пожалеешь. И запомни, Лея, – он наклонился еще ближе, так, что я чувствовала его дыхание на своей коже, – Илью ты в любом случае не получишь. Никогда. Он мой сын. Мой наследник. А ты – всего лишь его мать.

Он отпустил мой подбородок и отошел на шаг. Я молчала, не зная, что сказать, боясь, что любое слово только усугубит ситуацию.

– Иди спать, – бросил он, отворачиваясь. – У тебя завтра много дел.

Я ушла в ванную, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как дрожат ноги. Он подозревал. Он чувствовал, что что-то не так. И его угроза была не пустым звуком – он действительно мог сделать всё, чтобы не отпустить меня и забрать Илью.

В зеркале я увидела свое лицо: бледное, с расширенными от страха глазами. Но в этих глазах было что-то новое. Решимость, которой не было раньше. Загнанный в угол человек становится опасным. А я была загнана в угол слишком долго.

Я приняла душ, стараясь смыть ощущение его пальцев на своем лице, и вернулась в спальню. Роман уже лежал в постели, листая что-то на планшете. Я осторожно легла на свою половину кровати, стараясь держаться как можно дальше от него.

– Кстати, – внезапно сказал он, не отрываясь от экрана, – я думаю, нам нужно установить еще несколько камер. Для безопасности.

– Где? – осторожно спросила я, хотя уже знала ответ.

– В спальнях.

Я замерла, чувствуя, как волна холода прошла по телу:

– Зачем? Мы же договаривались, что спальни – это личное пространство.

– Обстоятельства изменились, – Роман наконец посмотрел на меня, и его взгляд был пугающе спокойным. – Я должен знать, что происходит в моем доме. В любое время.

Он не сказал этого прямо, но смысл был ясен: он хотел следить за мной постоянно. Не оставлять ни одного укромного уголка, где я могла бы чувствовать себя свободной от его взгляда.

– Я думаю, Илье это не понравится, – осторожно возразила я. – Он уже достаточно взрослый, чтобы ценить приватность.

– Ему не обязательно знать, – отрезал Роман. – И это не обсуждается. Камеры будут установлены завтра.

Я почувствовала, как внутри нарастает паника. Если камеры появятся в спальнях, я не смогу продолжать подготовку к уходу. Не смогу прятать дневник, деньги, документы. Не смогу делать ничего, что он бы не видел.

Время сжималось. Окно возможностей закрывалось.

– Спокойной ночи, – сказал Роман, выключая свет.

Я лежала в темноте, дыша медленно и ровно, притворяясь спящей. В голове лихорадочно крутились мысли. Что делать? Как ускорить процесс? Нужно ли бежать прямо сейчас, пока камеры не установлены?

Но куда? Я не была готова. Не собрала достаточно денег, не подготовила документы, не обсудила детали с Софией.

Когда ситуация станет опасной – действуйте. Не ждите.

Слова Софии звучали в моей голове. Стала ли ситуация опасной? Угроза Романа, его подозрения, камеры в спальнях… Всё указывало на то, что он затягивал контроль еще туже.

Я должна была ускориться. Собрать всё необходимое. Быть готовой действовать в любой момент.

– Что случилось? – встревоженно спросила Марина Сергеевна, когда я вошла в её кабинет на следующий день. – Вы выглядите очень напряженной.

– Всё усложнилось, – я села в кресло, чувствуя, как дрожат руки. – Роман подозревает что-то. Он заметил, что я заходила в его кабинет. Угрожал, что если я что-то замышляю… И теперь хочет установить камеры в спальнях, чтобы я не могла скрыться от его наблюдения даже там.

Марина внимательно выслушала, не перебивая. Потом спросила спокойно:

– Как вы думаете, есть ли непосредственная угроза физической расправы?

Я задумалась. Роман был жесток, но всегда контролировал себя. Его насилие было расчетливым, а не импульсивным.

– Не думаю, что прямо сейчас. Но ситуация ухудшается.

– Тогда нам нужно ускорить процесс, – решительно сказала Марина. – Вы связались с юристом?

– Да, я встречалась с Софией. Она дала мне список документов, которые нужно собрать.

– Отлично. А что насчет безопасного места?

– Нет, – я покачала головой. – Я еще не решила, куда идти. София упоминала кризисные центры, но…

– Но что?

– Я не уверена, что Илья… что ему будет комфортно там. После всей той роскоши, к которой он привык.

Марина мягко улыбнулась:

– Дети гораздо адаптивнее, чем мы думаем. Особенно если рядом любящий родитель. Кроме того, это временная мера, не навсегда.

Я кивнула, хотя сомнения оставались. Привести Илью из роскошного особняка в приют для жертв насилия казалось жестоким. Но может быть, я недооценивала его? Может, для него безопасность и спокойствие были важнее комфорта?

– Вы упомянули, что Роман планирует установить камеры в спальнях, – продолжила Марина. – Когда именно?

– Сегодня, вероятно. Он вызвал техников на вторую половину дня.

– Тогда вам нужно действовать быстро. Соберите всё необходимое, пока их нет.

Я нервно посмотрела на часы:

– У меня всего несколько часов.