30 причин, чтобы не любить (страница 12)
– Спасибо, мамуль, – обнимаю ее крепко и целую в щеку смачно. Соскучился. Мы целый месяц вживую не виделись, все только по видеосвязи. Я уже забыл невыносимо терпкий запах ее кипарисовых духов. Хочу продлить объятие, а мама меня отталкивает.
– Ну, Диш, макияж мне не сотри.
Конечно.
Мама переключается на брата. Он уже аккуратнее ее обнимает и не целует совсем.
– Воша, а ты что ему подарил? – садясь в левое боковое кресло, мама заглядывает через стол, как будто Вован прячет мой подарок.
Я удачно сунул коробку с вагиной под кресло. Маме так нагибаться будет лень.
– Тебе лучше не знать, – качает головой брат и смеется.
– Уже веселитесь? – в дверях появляется мощная фигура отца в синеватом костюме. Из нагрудного кармана торчит алый галстук, под цвет маминого платья. Оба готовились к встрече.
Он зачесывает назад и без того зализанные волосы и оглядывает стол, на котором ничего, кроме салата, пока не тронуто. С ним я вообще месяца три не виделся. Поэтому приглядываюсь. Как будто седины и морщин прибавилось. И торс стал шире, точнее, громаднее. Такое ощущение, что все свои постельные интрижки отец решил заменить спортзалом полностью. Весь в меня. Горжусь.
– Веселились, – цокает мама и кладет ладони на стол, – пока ты не пришел.
– О, дорогая, рад испортить тебе настроение, – папа не умеет улыбаться необаятельно. По-злодейски или по-доброму, всегда выходит харизматично. – Кстати, выглядишь потрясающе. Вижу, тоже по мне скучала.
Мы с Вованом переглядываемся и усмехаемся. А мама натягивается, как канат. Даже лицо становится тугим, как будто хотело бы расслабиться, да не дают.
– Вы без меня не начинали? – папа оглядывает стол и, нажав кнопку вызова официанта, переводит хитрый прищур на меня. – Димка! С днем рождения!
Я поднимаюсь, чтобы принять его объятие. Он крепко меня стискивает в своих ручищах. Ощущаю себя соломинкой. Чуть-чуть сильнее, и мой позвоночник бы хрустнул, но папа вовремя выпускает меня, а из кармана достает ключи. Они приятно позвякивают, качаясь.
– Подарок, – вручает мне связку.
Я гляжу на брелок – там изображена «БМВ ИКС 6», о которой я грезил с самого ее выхода на рынок. Пока не осознаю своего счастья, но мелкая моя душонка уже вибрирует в предвкушении.
– Мы с Вовкой заказали конфигурацию под тебя, – он подмигивает брату. Тот кивает.
– Вау! Спасибо, па! – сжав ключи в кулаке, я подпрыгиваю и снова кидаюсь его обнимать. Еле обхватываю широкую спину.
Столько счастья в штанах – порвутся. Вот это денек удался! Вся предыдущая херь, которая сегодня произошла, и вся будущая, которая еще произойдет, уже списаны. Все окупилось. Двадцать один год жизни того стоил.
Папа меня даже приподнимает, как маленького. В детстве он меня часто подкидывал и крутил. И вообще, любил на себе катать.
– Бляаа! Супер крутой подарок! Яхуу! – я оборачиваюсь на брата с мамой и свечу ключами.
Вован поздравляет, смеясь. Мама фыркает. Ей такие подарки кажутся примитивными. Ее прерогативой всегда было наше духовное развитие, а папа честно признался, что ставил перед собой единственную задачу – всем нас обеспечить. И мы с братом, в принципе, не жалуемся.
– Сам подарок в салоне еще. Надо забрать, – папа отодвигает правое кресло и садится, подтягивая брюки.
– Ваще не вопрос, – я кладу ключи в карман джинсов. – Готов хоть во Владивосток за ней ехать.
– Ты даже любовь собственных детей покупаешь, – язвит мама. Ее карие глаза загораются алой злостью. Или обидой, которая до сих пор не истлела.
Мы с Вованом моментально напрягаемся и переглядываемся.
– Вот такого мнения ты о наших сыновьях? – папа смотрит на нее с усмешкой, но исподлобья. – Тебя им тогда вообще не за что любить.
Мама покрывается красными пятнами гнева.
– Да мы вас обоих любим. За просто так, – вставляю я и примирительно вытягиваю руки в обе стороны, медленно их опуская, пытаюсь так снизить накал.
Не могу терпеть, когда маме больно. У нее все эмоции моментально отражаются на лице и в жестах. Буквально сочатся из пор. А папа, напротив, всегда выглядит бесчувственным кремнем, которого хер сдвинешь с точки, поэтому его обычно не жалко.
– Ваш отец не знает, что такое любить. Вот и не понимает, – фыркает мама.
Я вижу, как папа слегка морщит нос, но очень вовремя в комнату входит официантка. Вован смотрит на дверь с опаской, но расслабляется, когда там появляется не Римма Семеновна, а рыжая девчонка с афрокудрями. Она живо улыбается нам всем.
– Анечка, мы все в сборе, поэтому можете начинать нас угощать, – любезно говорит папа, прочитав имя на бейджике.
Аня разливает нам вино по бокалам для затравки и уходит. А мы остаемся в этой раскаленной атмосфере. Мама все еще натянута, и по папе чувствуется, что вся его начальная легкость пропала без следа. Ухмылочку он всегда держит, чтобы вводить остальных в заблуждение, но на нас это уже не работает.
Глава 2
– Па, я же здесь по делу, – начинает Вован. И я благодарен ему, что он нашел повод сменить тему.
Мама, наоборот, недовольно косится на брата. Она ненавидит все папины дела.
– Слушаю, – папа откидывается вольготно в кресле, подперев подбородок рукой. Указательный палец впивается в ямочку на левой щеке. – У тебя есть время все выложить, пока мне не принесли стейк.
Вован усмехается и подтягивается к столу на локтях.
– В общем, мне надо еще миллионов десять на выход в регионы. На первом этапе.
Папа весь вздрагивает от смешка и мотает головой.
– А отчетность твоя кричит о том, что вам пора закрываться. Рекламные места пусты. Продаж ноль.
– Не ноль, – цедит брат.
– То, что есть, это все случайные ошибки чьих-то неразумных маркетологов. На этом далеко не уедешь.
– В регионы выйдем, дела в гору пойдут. Там конкуренция меньше.
– А что ты за бизнесмен такой, если конкуренцию не вывозишь? Она везде будет.
– Па, – Вован падает на спинку кресла. – Я же говорил, радио тебе – не ресторан, там непросто все…
Папа кривит левую часть лица.
– Мы договаривались на год. И ты обещал, что за год уже начнешь хоть что-то продавать. Пока ты только покупаешь рекламу. И кажется, неэффективно.
– Да, но…
– Мы договорились, сынок, – папа впивает в него два маленьких зрачка, как пики. – За год нет результата – ты идешь работать на меня. Я тебя научу, как бизнес вести. В этой вашей академии ничему не учат, все только балуются.
Упрек направляет на меня.
А я че? А я ниче… С меня еще не спрашивали. Наследником папа всегда старшего брата считал. Мне дозволено было херней страдать и искать свой путь. Поэтому мама меня под себя и подмяла. И сейчас бесится на папины слова.
– Это ты считаешь баловством все, что не приносит миллионы. Но многие живут скромнее, зато счастливо, – она отворачивается демонстративно и пьет из бокала. Уже второй опустошает.
– Не бойся, и тебя, раздолбая с бесполезным дипломом, пристроим, – подмигивает мне папа, специально ее игнорируя.
Меня это предложение тоже не радует. Вована хотя бы морально готовили, он и то не хочет. А я тем более от этого далек. Фотомоделью лучше буду. Правда, решаю об этом пока не сообщать, они ведь с братом расхохочутся. И увожу глаза от папы. Пока учусь, я в безопасности.
– Не надо их себе в рабство загонять. Пусть сами выбирают, – вступается мама.
Мы с Вованом оба смотрим на нее, как на ангела-хранителя, с благодарностью.
– Пусть, – папа смахивает что-то с ворота пиджака и поправляет платочек в кармашке. – Только тогда, пожалуйста, без моих инвестиций. Я устал ваше убыточное разгильдяйство спонсировать.
Он поднимает на брата невозмутимый взгляд.
– Если так уверен в своем проекте, ищи спонсоров.
– Па! – Вован слегка подпрыгивает на месте. – Да бля! Ты не можешь меня так обломать.
– Могу, – выдерживает короткую, но натужную паузу. Это она для нас натужная, а ему вполне комфортно. Никакого напряжения в теле. Даже лицо расслаблено. – Я больше могу. Ограничу тебе лимит по карте. Поживи на зарплату обычного работяги. Посмотрим, сколько ты сам и твое радио продержится без моих постоянных вливаний.
Мы с мамой переглядываемся. Я читаю в ее глазах: «Вот видишь! Видишь, какой он подонок, твой ненаглядный папочка!». Она до сих пор не может простить, что он не отдал ей ночной клуб в собственность, а оставил ее наемным директором. Чтобы манипулировать, когда вздумается, была уверена мама. По факту она владеет и распоряжается клубом свободно, но теперь я понимаю, что по папиному велению может потерять все в одночасье. И мне становится не по себе.
Вован пыхтит и вглядывается в папу разъяренно, но ничего сказать не может. Я сглатываю, а плечи сами опускаются. И сердце под их тяжестью тоже.
Официантка снова очень кстати появляется в комнате, уже с подносом в руках. Подает маме – что-то с красной рыбой, а папе – жирный стейк. Следом заходит другая и ставит перед братом суп с яйцом, а передо мной – любимые телячьи щечки под ягодным соусом. Если бы с первого раза знал, что это такое, никогда бы не попробовал, но как-то Даша, директор, подсунула мне деликатес и лишь после пояснила, что я ел. Вкус перебил любое отвращение. Захожу теперь сюда только ради этих щечек.
– Аня, виски принесите, пожалуйста, – я, наконец, решаюсь попросить.
Девчонка кивает кудрями и пропадает за матовой дверцей. Вторая за ней прошмыгивает тенью.
– Давайте не о делах. У нас все-таки семейный ужин, – папа смотрит на маму через стол, не поднимая головы, как будто опять исподлобья, но без реальной злобы.
Она хмыкает и пьет вино. Но, чуть не поперхнувшись, восклицает воодушевленно.
– Мм, Диша расскажи про свою девушку.
Все взгляды пересекаются на мне. Бля. Я же знал, что у мамы язык бескостный. Надо было Вовану сразу все рассказать. Сейчас подумает еще…
– Хм. Любопытно. Это мисс АСИ которая? – протягивает Вован и, склонив голову, смотрит на меня вопросительно. Помимо удивления там что-то очень острое, укор или обида.
– Мисс АСИ? – вытягивается в лице мама, уже поднеся бокал к губам, но не касаясь его.
– Нет, мисс АСИ – это другая, – я вынужденно отвечаю. Снова накатывает вина. – А это… дочка ректора…
– С двумя мутишь? – кладя один локоть на спинку кресла, усмехается брат. И меня оскорбляет эта усмешка.
Хочется возмутиться, но вместо этого бурчу, как маленький.
– Да не мучу я ни с кем.
При маме ему толком и не объяснить.
– А че так? – на лице Вована расстилается хлесткая ухмылка. – Парней пока не завели, и у тебя не встает?
Он смеется, без веселья. Каждый смешок отзывается во мне резью.
– Воша! – вскрикивает мама, и брат затихает.
Они смотрят друг другу в глаза несколько секунд. Мама часто дышит, поднимая россыпь бриллиантов вместе с грудью. Они красиво переливаются на свету. Вован вздыхает один раз глубоко и опускает взгляд. По щекам опять пробегают желваки. Папа только брови поднимает.
– Диша молодец, – говорит мама. – Живет дальше. И тебе, Воша, надо. У вас вся жизнь еще впереди.
– Да мам, не так все! – я смотрю на брата извинительно, но не могу поймать его взгляд. – Да я просто…
– Влюбился! И это замечательно, – мама озаряется улыбкой, а потом переводит воодушевленные глаза на брата и сразу меркнет. Только после вздоха продолжает. – Всякое бывает, но… Зачем тратить себя на старые обиды?
– Лучше как ты, постоянно глотать новые? – Вован поднимает лицо и ухмыляется, хотя больше похоже, что корчится от боли.
У мамы на открытой шее натягиваются жилки, видно, что она как раз хочет сглотнуть, но сама себе не дает.
В глазах, как в телевизоре, мелькают картинки воспоминаний. Я их вижу, эти сценки из своего детства: ругань, слезы, истерики, которые сменяются при каждом моргании. Веки ее дрожат. Мне становится обидно за маму. И за себя. И за брата.