Интересно, какая я по счету жертва его невнимательности? Таким макаром, пока мы доедем до клиники, нас тут целый салон наберется.

– Хорошо, – пожимаю плечами. Если ему так хочется.

Я быстро догадываюсь, почему Киров такой суетливый. Испугался, что папа его покарает за эту аварию. Он ведь дружит с Палкиной, которая наверняка ему обо мне рассказывала, про Матвея в том числе. И он в это поверил. Еще один дурак.

– Только зла, пожалуйста, не держи, – Киров серьезен. Говорит уже без улыбки. Выпрашивает прощения, а я даже не обижена.

– Просто отвези меня к врачу, и разойдемся.

– Ладно.

Меня отвлекает телефон.

Денис Перфильев: «Яна, ты не придешь сегодня?».

Черт. Мы ведь должны были вместе доклад рассказать по истории искусств. Бедный Денис. Придется ему за двоих отдуваться.

«Я поскользнулась и ушиблась. Сейчас еду в больницу», – отписываюсь без смайлов, чтобы он не думал, типа я ему в друзья набиваюсь. Хотя папа, наверное, только бы обрадовался, если б я с таким отличником подружилась. Но Денис все равно его боится. Не буду пугать лишний раз.

«Оу, – приходит от него сразу, а затем почти минуту длится пауза. – Надеюсь, не сильно. Поправляйся скорее».

«Точно не умру. Извини, что подвела с докладом».

Вместо полноценного эмодзи я высылаю обратные скобочки – показать, что мне действительно совестно.

Денис отвечает тем же – скупой скобкой вместо улыбки, и добавляет: «Ничего страшного».

Все мое общение с однокурсниками так и проходит после зимней сессии. Матвей всех напугал, а меня проклял. Теперь они уверены, если со мной связаться, то отчисления не миновать. Глупые люди. И Гурская там всем наговаривает.

Судя по тому, как трепещет передо мной Киров, вся академия об этом судачит. Несомненно, в нашей группе есть специальный чат, где остальные перемывают мне косточки. И я почти не сомневаюсь, что Гурская там пуще всех меня хает, а другие поддакивают, не разбираясь.

Ну и плевать. Осталось всего-то три с половиной года протянуть. На открытый буллинг эти трусы явно неспособны, только игнорировать. А общаться с этими кретинами я и сама не хочу. Не сильно-то и пострадала. Просто влюбляться ни в кого больше не буду, и все. Никаких проблем.

Часть 2

Глава 1

Телефон напоминает мне периодически о новых непрочитанных сообщениях. Заставляет меня отвлекаться от дороги. Последним висит уведомление от незнакомого номера:

«С днем рождения, Песик! Чмав💋».

Че, блядь? Инна? Ну и дрянь! В блок.

Не ленюсь сразу же это сделать, стараясь не реагировать на косой взгляд Воронцовой. Она то на меня, то на руль, то на дорогу смотрит. Очевидно, боится угодить в еще одну аварию.

Только выключаю экран, он снова загорается. И рингтон орет. Слишком неожиданно для такой тишины.

Брат звонит. Я выдыхаю и нажимаю на зеленую трубочку.

– С днюхой. Теперь ты по всему миру, наконец-то, совершеннолетний. Даже в Гондурасе, – смеется Вован.

– Спасибо. Для Гондураса только и рос, – усмехаюсь, уводя взгляд от экрана и от Воронцовой, которая сидит с покерфейсом, лениво хлопая ресницами. Они такие длинные, что я боюсь, всю пыль мне тут в салоне взбаламутят.

– Тебя, гондона, там заждались уже, – Вован шутит, но я знаю, что в этом есть много правды. В том, что я гондон. По крайней мере, перед ним.

– Еще лет двадцать подождут, – бормочу в ответ. Ничего остроумного в голову не лезет.

Воронцова опять хлопает на меня ресницами. Наверное, в окружении дочери ректора никто не употребляет слово «гондон». Там вряд ли даже «презерватив» используют.

– Я все-таки приду на вечеринку.

– Да? – меня радует эта новость и удивляет. – А почему передумал?

Вован молчит пару секунд. Замялся. Кажется, сейчас будет что-то сокровенное, а тут Воронцова все слышит. Но я не успеваю его предупредить.

– Инна замуж выходит.

Блядь. Шустрая же сука. И все равно меня поздравляет? Вот на нее у меня зло никогда не кончится. Порвал бы в клочья, мразоту такую.

– Не удивлен, – отвечаю, внезапно, спокойно. – Ее будущему мужу могу принести только соболезнования.

Вован усмехается.

– Короче, мне тоже пора… искать новую, – сообщает он как будто нехотя. – Тетя Алла заколебала. Все на свадьбе моей погулять хочет.

Я улыбаюсь. Меня Тетя Алла тоже заколебала. Хотя я на пять лет младше брата, вообще-то. Мне до свадьбы еще жить и жить. Но я сказочно рад, что он, наконец-то, до этого дошел. Последние полтора года погряз в унынии и алкоголе. На девушек и смотреть не хотел, сколько я ни пытался его познакомить.

– На вечеринке будет куча классных девчонок. У тебя глаза разбегутся, – уверяю с воодушевлением и тут же тушуюсь, поймав взгляд Воронцовой. Она быстро прячется за ресницами и отворачивается к окну. – Короче, приходи, не пожалеешь. Я там всю академию позвал.

– Как ты у мамы целый клуб выпросил? Да еще в пятницу.

– Мама меня любит, – скалюсь и заворачиваю на улицу, где должна быть клиника. – Ты помнишь, что сегодня семейный ужин в честь ДР? Я, ты, мама, папа.

Почти подъезжаем. Высматриваю нужную вывеску. Давно здесь не был.

– Только если ради папы, – усмехается Вован. – Он мне позарез нужен. Уже месяц мне время выкроить не может.

– Не факт еще, что выкроит на мой ДР, – я тоже усмехаюсь, хотя в душе мне обидно. И Вовану, знаю, обидно. И маме обидно. Ей, наверное, обиднее всего. Они с отцом уже год не виделись.

– А мама как на это согласилась?

– Говорю же, она меня любит, – тяну как маленький.

Зеленый уже мигает, а встречка все никак не остановится. Поворачивать приходится на желтый, сильно газуя. Воронцову это пугает, она вжимается в кресло и сверлит меня сбоку упрекающими глазами. Я не реагирую.

– Не представляю, что будет, когда они, наконец, встретятся. Наверное, начнется третья мировая, – в голосе Вована мало веселья, больше тоскливого сарказма.

На Воронцову я стараюсь не глядеть. Пусть немного посвятится в наши семейные дрязги. В принципе, пох. Мне с ней детей не крестить. Потом и не встретимся. Очень на это надеюсь.

– Да как в прошлый раз, думаю. Ядерной зимы не случилось. Хуже вряд ли будет, – выдавливаю с нажимом, как будто сам себе не верю.

– Хм.

Вован молчит. И я невольно прислушиваюсь ко всему остальному. К тому, как шуршат об асфальт шины проезжающих мимо машин. Как звенит где-то вдалеке сигнализация. Как Воронцова шмыгает носом.

– Им давно надо поговорить, – кажется, я снова пытаюсь себя убедить, что все делаю правильно, когда это не так.

– Не знаю. Я вот с Инной как-то не хочу разговаривать. Свежо еще слишком.

Собственными слюнями чуть не давлюсь. В горле за секунду вырастает острый ком, ни туда ни сюда. Спазм медленно опускается в грудную клетку, обволакивая легкие. Это совесть так колется. Тоже еще не зажило. Кажется, не заживет никогда. И хорошо. Так мне и надо.

– Дыши, – Вован выдавливает смешок. – Не в укор тебе сказано…

Как по приказу, я вдыхаю на все легкие.

– Или в укор, – досмеивается он.

Воронцова, успокой свои ресницы. Ну, красивые они, да, базара ноль. Хватит ими хвастаться.

– Шучу, расслабься, – говорит брат уже серьезно.

Я выдыхаю обратно зажатый воздух, только без особого облегчения.

– Короче, в свой день рождения я хочу видеть вас всех. Так что приходи на ужин. Хотя бы вкусно поешь.

Брат хмыкает.

– Ладно. Уломал. Ради вкусной еды можно и тебя потерпеть. И битву этих титанов. И вообще, мне отец нужен для дела.

– Для какого?

– Да все по радио. Расширяться планируем же. Новые вливания требуются.

Я киваю молча, не решаясь расспросить подробности. Дальше всякой мелочевки, типа монтажа подкаста или видео, не лезу. Брат не доверяет мне делать что-то действительно важное.

– Аа, точно. В общем, буду ждать, – я озаряюсь улыбкой, прямо чувствую, как тепло спускается медленно в душу. Приятно, что Вован хотя бы делом горит.

Боковым зрением я замечаю название клиники на многоэтажном здании и замедляюсь в поисках парковочного места. Вся дорога поблизости уставлена машинами разного калибра.

– Ладно, увидимся вечером, – наклоняюсь к телефону.

– Окей, – брат первым бросает трубку.

Я паркуюсь в самом конце придорожного кармашка и выключаю мотор. Воронцова уже спешит открыть дверь. Вот как она собралась топать? Кубарем?

– Погоди, я помогу! – вылезаю из салона, пока она не вывалилась, и подлетаю к ней.

Девчонка косится на меня скептически. Быть принцессой точно не в ее амплуа, но она сдается и протягивает мне лапку в голубой варежке. Мне бросается в глаза тонкое запястье с серебряными часами, которые даже на самой последней застежке висят свободно.

Блин, такую хрупкую и этот слабый толчок мог переломать. Пизда мне. Ладно, диагноз ставит врач. Может, она крепкая внутри. Молока много пила в детстве, кальция накопила.

Но если меня отчислят, до вечеринки я точно не доживу. Сначала мама меня прирежет, потом отец разрубит, затем брат дотопчет. И дальше по очереди: дяди, тети, троюродные сестры. Дедушка последний плевок в меня запустит. Считай, похоронит.

– Накинь это, а то простынешь еще, – протягиваю свою куртку Воронцовой, пока она не вылезла из машины.

Под дубленкой у нее теплый свитер со снежинками, который от ветра никак не спасает. Впрочем, давно март. С каждым днем теплеет. Сегодня солнышко даже жарит – мне и в футболке нормально. Но Воронцова бледнючая и худая, мерзлячка наверняка. Не удивлюсь, если у нее под свитером термобелье, третьим слоем футболка с длинными рукавами, затем майка. А под конец еще и лифак спортивный, без застежки, который только через верх снимать. Пока там до сути дорвешься, уснешь в процессе.

Блядь. О чем я думаю? Почему ее раздеваю? Все-таки безбрачие – это не мое. Тяжко уже. За полтора года пиздец как накопилось. Скоро, наверное, как дикарь начну на девок кидаться. Надо кого-то уже найти. Сначала Вовану, потом себе. Чтобы ушло это безумное вечное неудовлетворение.

Может, его с Элиной познакомить? Бля, с ума схожу. Я ведь сам ее хочу. Получится очередная заварушка. Нет, надо кого-то совсем нейтрального, чтобы у меня даже по пьяни на такую не встал. И кажется, я в отчаянии, ибо встает у меня, судя по всему, теперь на любую. Даже на Воронцову эту. Просто… у нее такие губы…

Глава 2

– Ты ходить можешь? – спрашиваю у Воронцовой, вытащив ее из салона.

– Вроде да.

Она медленно выпрямляется, но на правую ногу полностью не опирается. Я подхватываю ее с этого бока, и мы так в обнимку идем в клинику. Для девчонки она высоковата, зато мне удобно ее поддерживать.

Духами Воронцова явно не пользуется, как и косметикой. Пахнет стиральным порошком, типа цитрусовая свежесть. Химозная вонь.

Идем мы очень медленно, оттого нам обоим неловко. Она прячется в шарфик, будто это я воняю, и ей противно. Стараюсь не обращать на это внимания и гляжу перед собой, боюсь запнуться, грохнуться на нее и ребра вдобавок ей повредить. Воронцову потом будет не собрать. И меня тогда тоже.

– Я Дима, кстати, – решаю заполнить паузу.

Она вскидывает равнодушный взгляд. То ли знает уже, то ли не собирается запоминать.

– Яна, – голос у нее на удивление грубый для столь изящной конституции. Как будто слегка простужен, хотя ни насморка, ни кашля нет. Кажется, такой и есть. – Я тебя знаю. Ты же мистер АСИ.

– Точно. Моя рожа теперь во всех чатах, пабликах и на сайте красуется. Как будто в розыск объявили, – я усмехаюсь. – Раз так, могли бы и получше фотку сделать.

Пацаны задолбали уже угорать над моим пафосным рылом.

– Я эту фотку делала, – говорит Воронцова без всяких претензий. Пока.

Вводит меня в ступор. Я поднимаю бровь, смотрю на нее и натыкаюсь на легкую усмешку, которая еще прячется в уголках губ.