– Ну… трудно сказать. Очень уж чумазые. Дэви лепил куличи из грязи, и Дора вышла позвать его. Дэви первым делом толкнул ее лицом в кулич – тот, что побольше, а когда она заревела, измазался сам и стал валяться в грязи, показывая, что причин для плача нет. Мэри сказала, что Дора – примерная девочка, а вот Дэви большой шалун. Его никто не воспитывал. Отец умер вскоре после их рождения, а Мэри почти сразу же заболела.

– Мне всегда жалко детей, воспитанием которых не занимались, – грустно проговорила Энн. – Я тоже была из таких, пока не попала к вам в руки. Надеюсь, дядя позаботится о них. А кем вам приходится миссис Кит?

– Ее муж приходится нам троюродным братом. Смотри… К нам идет миссис Линд. Думаю, хочет узнать, как там Мэри.

– Не рассказывайте ей о мистере Харрисоне и корове, – взмолилась Энн.

Марилла пообещала, хотя необходимости в этом не было.

– Возвращаясь из Кармоди, я видела, как мистер Харрисон гнал вашу джерсейскую корову из своего овса, – это были первые слова, что произнесла миссис Линд, усевшись на стул. – Он весь пылал от гнева – хоть прикуривай от него. Представляю, какой шум он здесь учинил!

Энн и Марилла обменялись понимающими улыбками. Ничто в Эйвонли не могло укрыться от зоркого ока миссис Линд. Только сегодня утром Энн сказала: «Если в полночь войти в свою комнату, плотно закрыть дверь, опустить ставни, а потом чихнуть, на следующий день миссис Линд вас спросит: «Где это вы так простудились?»

– Похоже на то, – согласилась Марилла. – Меня дома не было. А вот Энн досталось.

– Очень неприятный тип, – сказала Энн, недовольно тряхнув рыжей головкой.

– Вот-вот, иначе его не назовешь, – торжественно произнесла миссис Рейчел. – Когда мистер Роберт Белл продал свою ферму жителю Нью-Брансуика, я так и знала, что теперь хлопот не оберешься. Боюсь подумать, что в дальнейшем будет с Эйвонли – приезжие сюда толпой валят. Скоро будет страшно спать в собственной постели.

– А что, еще кто-то заселился? – спросила Марилла.

– Вы не слышали? Во-первых, семейство Доннелл. Они сняли старую хибарку у Питера Слоуна. Питер нанял человека для работы на мельнице. Они приехали откуда-то с востока, и никто о них ничего не знает. А тут еще бестолковые Коттоны во главе с Тимоти Коттоном переехали к нам из Уайт-Сэндз. Тоже не подарок. Он болен туберкулезом и еще подворовывает, его жена – та еще лентяйка, у нее все из рук валится. Она даже посуду сидя моет. А миссис Джордж Пай взяла на воспитание сироту – племянника своего мужа. Его зовут Энтони Пай, и он будет твоим учеником, Энн, так что ничего хорошего не жди. У тебя будет еще один странный ученик. Пол Ирвинг приедет из Штатов и будет жить у своей бабушки. Ты должна помнить его отца, Марилла, – Стивена Ирвинга, он еще бросил Лаванду Льюис из Графтона.

– Я так не думаю. Не бросал он ее – просто они поссорились. Оба виноваты.

– Ну, как бы то ни было, он на ней не женился, а у нее с тех пор все пошло наперекосяк. И живет она одна в своем небольшом каменном доме, который назвала «Обителью Эха». Стивен уехал в Штаты, затеял бизнес вместе с дядей и женился на американке. С тех пор домой он не приезжал, хотя мать ездила к нему пару раз. Жена у него года два как умерла, и он решил отправить сына на какое-то время к бабушке. Ему десять лет, и я не уверена, что он будет прилежным учеником. Чего ждать от янки?

Ко всем, кому не повезло родиться или получить воспитание на острове Принца Эдуарда, миссис Линд относилась с большим предубеждением. Даже будь они и неплохими людьми, правильнее держаться с ними настороже. Янки она особенно недолюбливала. Было время, когда ее муж работал в Бостоне, и хозяин при расчете надул его на десять долларов, и с тех пор никто не смог бы переубедить миссис Линд, что остальные жители Соединенных Штатов в этом не виноваты.

– Новая кровь школе Эйвонли не повредит, – сказала спокойно Марилла, – и если этот мальчик пошел в отца, с ним все будет хорошо. Стив Ирвинг был лучшим мальчиком в наших краях, хотя некоторые и считали его гордецом. Думаю, миссис Ирвинг с радостью примет внука. После смерти мужа ей одиноко.

– Мальчик, может быть, и замечательный, но он все равно будет отличаться от других детей Эйвонли, – сказала миссис Рейчел, как бы подводя итог дискуссии. Свои суждения о людях, местах или вещах она произносила так уверенно, словно то была истина в последней инстанции. – Я слышала, Энн, что ты собираешься создать «Общество по улучшению жизни в Эйвонли»?

– На последнем заседании Дискуссионного клуба мы говорили об этом, – ответила Энн, заливаясь краской. – Все пришли к выводу, что это хорошая идея. Нас поддержали мистер и миссис Аллен. Подобное общество уже есть и в других поселках.

– Ты не представляешь, что на себя взваливаешь, Энн. Лучше оставь эту затею. Люди не любят, чтобы их «улучшали».

– Мы не собираемся улучшать людей. Только сам Эйвонли. Работы много, но в результате всем станет только лучше. Например, если б нам удалось убедить мистера Леви Булдера снести уродливую постройку на его верхней ферме, поселок только выиграл бы. Разве не так?

– С этим не поспоришь, – признала миссис Рейчел. – Эта развалюха годами всем мозолит глаза. Но хотелось бы увидеть воочию, как вам, сторонникам улучшений, удастся убедить мистера Булдера сделать что-то хорошее для общества, если ему за это не заплатить. Я не хочу разочаровывать тебя, Энн, идея неплоха, хотя, полагаю, ты наткнулась на нее в каком-нибудь гадком американском журнале. Однако не забывай, в школе у тебя будет уйма дел, и потому советую как друг, не увлекайся ты этими «улучшениями». Хотя знаю, если тебе что-то взбредет в голову, ты пойдешь до конца. Упрямства тебе не занимать.

Твердо сжатые губы Энн говорили, что миссис Рейчел была недалека от истины. В сердце Энн поселилась мечта о создании такого общества. Гилберту Блайту предстояло преподавать в Уайт-Сэндз, но он намеревался приезжать домой по пятницам и тоже загорелся этой идеей. Остальные молодые люди охотно отзывались на все, что давало им возможность иногда встречаться и от души веселиться. А что до «улучшений», то никто, кроме Энн и Гилберта, не понимал толком, о чем идет речь. Эти двое много говорили о проекте, что-то планировали, пока перед их мысленным взором не возник будущий идеальный Эйвонли.

Миссис Рейчел переключилась на другие новости.

– В школе Кармоди учительницей будет Присцилла Грант. Энн, ты, кажется, училась с ней в Королевской Академии?

– Да, мы вместе учились. Так она будет преподавать в Кармоди! Отличная новость! – воскликнула Энн и ее серые глаза вспыхнули, как вечерние звезды, а миссис Линд в очередной раз задалась вопросом – красивая девушка Энн Ширли или нет?

Глава 2
Продал на скорую руку – жди долгую муку

На следующий день Энн поехала в Кармоди за покупками и взяла с собой Диану Барри. Диана, естественно, была членом «Общества улучшения жизни в Эйвонли», и девушки по дороге в Кармоди и обратно только о нем и говорили.

– Первым делом надо покрасить Магистрат, – сказала Диана, когда они проезжали мимо обшарпанного строения в лесистой ложбине, окруженного со всех сторон елями. – Это просто позорище. Им надо заняться еще до того, как мы попытаемся добиться у мистера Леви Булдера согласия на снос его ветхой постройки. Отец считает, что его согласия мы никогда не получим. Леви Булдер слишком скуп – ему будет жалко тратить на это время.

– Может, он позволит сделать это мальчикам, они сложили бы в одно место все доски и распилили их на дрова? – с надеждой в голосе сказала Энн. – Нам надо делать все, что можем, и довольствоваться поначалу малым. Сразу все улучшить не удастся. В первую очередь надо подготовить людей, создать определенное общественное мнение.

Диана не совсем понимала, что означает подготовка общественного мнения, но звучало это красиво, и она почувствовала гордость за то, что является членом «Общества», у которого такие высокие цели.

– Вчера вечером я размышляла о том, что мы могли бы сделать. Энн, ты ведь помнишь ту поляну, где сходятся три дороги – на Кармоди, Ньюбридж и Уайт-Сэндз? Она вся заросла молодыми елочками. Может, стоит поляну от них очистить и оставить только две-три березки?

– Хорошая мысль, – весело поддержала подругу Энн. – А у берез установить простые скамейки, как в деревнях. Весной разобьем там клумбу и посадим герань.

– Надо только придумать, как отбить охоту у коровы старой миссис Хайрем Слоун пастись там, иначе она слопает всю герань, – сказала со смехом Диана. – Кажется, я начинаю понимать, что ты имеешь в виду, говоря о воспитании общественного мнения. А старый дом Булдера – просто развалюха, другой такой не найти. И торчит прямо у самой дороги. Глядя на дом с выбитыми стеклами, начинаешь думать о мертвеце с пустыми глазницами.

– Старый, заброшенный дом – печальное зрелище, – мечтательно произнесла Энн. – Мне всегда кажется, что такой дом грустит, вспоминая прошедшие веселые времена. По словам Мариллы, когда-то там жила большая семья, все дышало покоем, был красивый сад, а сам дом утопал в розах. Было много детворы, звенел детский смех, слышалось пение, а теперь он стоит пустой, и только ветер гуляет в нем. Каким одиноким и брошенным он должен себя чувствовать! Возможно, лунными ночами туда возвращаются духи тех детей, роз и песен, и тогда старый дом оживает и снова ощущает себя молодым и радостным.

Диана покачала головой.

– Теперь я никогда ничего такого не воображаю. Помнишь, как рассердились моя мама и Марилла, когда мы напридумывали всякое про призраков в Зачарованном Лесу? Мне до сих пор не по себе, если я оказываюсь там в темное время. А начни я воображать разное про старый дом Булдера, я мимо него без страха пройти не смогу. К тому же те дети не умерли. Они выросли, все у них хорошо, а один даже стал мясником. А цветы и песни не могут быть призраками.

Энн тихонько вздохнула. Она всем сердцем любила Диану, они всегда были не разлей вода. Но Энн давно поняла, что в мир грез ей лучше уходить одной. По этой волшебной тропе даже закадычная подруга не сможет следовать за ней.

В Кармоди разразилась гроза, которая, однако, быстро прошла, и дорога домой была восхитительной. Капли дождя сверкали на ветках и листве деревьев, мокрые папоротники в долине источали острый аромат. Но когда подруги свернули к ферме Катбертов, Энн увидела нечто, что испортило ей впечатление от красоты пейзажа.

Справа перед ними раскинулось большое серо-зеленое поле позднего овса – роскошное и увлажненное после дождя, а посреди этой роскоши стояла, утопая в злаках и бросая на подруг невинные взгляды сквозь кисточки овса, все та же джерсейская корова!

Энн бросила поводья и привстала, губы ее плотно сжались, и взгляд не сулил ничего хорошего четвероногой ворюге. Не говоря ни слова, она поспешно соскочила с повозки и перемахнула через ограду так стремительно, что Диана и моргнуть не успела.

– Энн, вернись! – выкрикнула Диана, как только обрела голос. – Платье испортишь в сыром овсе. Слышишь, испортишь! Да она, похоже, и слов не различает. С этой коровой ей одной не справиться. Надо помочь.

Энн мчалась по полю, как сумасшедшая. Диана быстро спрыгнула на землю, надежно привязала к столбу лошадь и, закинув юбку чуть ли не на плечи, припустилась догонять подругу. Она бежала быстрее Энн, у которой платье намокло и прилипло к телу, и скоро ее догнала. Девушки оставляли за собой широкий след в овсе, и, если б мистер Харрисон это видел, зрелище разбило бы его сердце.

– Энн, бога ради, остановись! – взмолилась Диана. – Я выбилась из сил, и ты до костей промокла.

– Я должна… выдворить отсюда… проклятую корову, пока мистер Харрисон… ее не увидел, – задыхаясь, проговорила Энн. – Пусть я промокну как мышь, мне все равно… лишь бы ее прогнать.

Но у коровы, похоже, были другие планы, ей не хотелось покидать такое лакомое местечко. Как только уставшие девушки подбежали к ней, она крутанула задом и кинулась от них в противоположный угол поля.