Элайза шила покрывало из лоскутов – в этом не было никакой необходимости, просто она таким способом выражала протест против легкомысленного занятия Кэтрин, которая плела кружева.

Когда девушки излагали свои планы, Элайза хмурилась, а Кэтрин улыбалась. Когда же взгляды сестер встретились, улыбка Кэтрин стала смущенной, но только на одно мгновение.

– Если б у меня были лишние деньги, – мрачно произнесла Элайза, – я бы, скорее, подожгла их и получила удовольствие от пламени, чем отдала хоть цент на ремонт нашего магистрата. От этого учреждения поселку нет никакой пользы, одна только молодежь встречается и развлекается там, хотя им полезнее заниматься делами дома.

– Но, Элайза, – возразила Кэтрин, – молодым людям тоже надо повеселиться.

– Не вижу в этом необходимости. Когда мы были молодыми, Кэтрин Эндрюс, нам в голову не приходило проводить время таким образом. Куда катится мир? Все меняется к худшему.

– А по-моему, к лучшему, – твердо произнесла Кэтрин.

– По-твоему! – В голосе Элайзы звучало презрение. – Неважно, что думаешь ты, Кэтрин Эндрюс. Факты говорят сами за себя.

– Мне нравится замечать светлые стороны жизни, Элайза.

– Какие еще светлые стороны? Их нет.

– Есть! – воскликнула Энн, которая не могла больше выносить этой клеветы. – И светлых сторон много, мисс Эндрюс. Мир по-настоящему прекрасен.

– Когда вам будет столько лет, сколько мне, вы измените свое мнение, – недовольно буркнула мисс Элайза. – И желание его улучшать пропадет. Как здоровье твоей мамы, Диана? Она за последнее время сильно сдала. И выглядит ужасно. А Марилла все слепнет, Энн? Сколько ей осталось до полной слепоты?

– Доктор считает, что ее зрение хуже не станет, если она будет проявлять осторожность, – растерянно произнесла Энн.

– Доктора всегда стараются обнадежить пациента. На ее месте я бы им не доверяла. Нужно всегда готовиться к худшему.

– А почему бы не готовиться к лучшему? – попыталась осторожно противостоять Энн. – Может стать и хуже, но ведь может стать и лучше.

– С таким я еще не встречалась, а мне пятьдесят семь – не шестнадцать, как тебе, – возразила Элайза. – Вы готовы все улучшить? Хорошо бы ваше «Общество» хоть немного отодвинуло границы Эйвонли, хотя в это верится с трудом.

Энн и Диана почувствовали облегчение, покинув этот дом, и поспешили дальше настолько быстро, насколько мог упитанный пони. Огибая буковую рощу, они увидели пухленькую фигуру, которая торопилась к ним по полю и изо всех сил махала руками. Ею оказалась Кэтрин Эндрюс, она так задыхалась, что с трудом говорила, и торопливо сунула в руки Энн две монеты по четверти долларов.

– Это мой вклад в покраску магистрата, – еле переводя дыхание, сказала она. – Хотелось бы дать вам доллар, но я не осмелилась взять больше из денег, полученных за продажу яиц. Тогда Элайза заметила бы это. Мне нравятся планы вашего «Общества», и я верю, что многие из них осуществятся. Я по натуре оптимист. Иначе нельзя, если живешь с Элайзой. Однако нужно торопиться, пока она не заметила моего исчезновения. Она думает, что я кормлю кур. Я верю, что вам удастся собрать нужные средства. И не обращайте внимания на слова Элайзы. Мир становится лучше… никаких сомнений.

Следующий дом принадлежал Дэниелу Блэру.

– Теперь все зависит от того, дома ли его жена, – убежденно произнесла Диана, когда они подъезжали, подпрыгивая на ухабах. – Если дома – не получим и цента. Говорят, что Дэн Блэр даже постричься не может без ее ведома, а она, надо честно сказать, довольно прижимистая. Справедливость должна идти впереди щедрости – ее девиз. На что миссис Линд как-то заметила, что справедливость у миссис Блэр так рванула вперед, что щедрости нипочем ее не догнать.

Вечером Энн рассказала Марилле о визите в дом мистера Блэра.

– Мы привязали лошадь и легонько постучались в дверь кухни. Нам не ответили, но дверь была открыта, а из кладовой доносилась ругань. Слов было не разобрать, но Диана сказала, что, наверно, это супруги ругаются. Трудно было поверить, что один из них мистер Блэр – он всегда такой спокойный, мягкий. Хотя каждого можно вывести из себя. Он вышел к нам в огромном женском фартуке, с красным, как свекла, лицом, по щекам струился пот. «Не могу снять эту чертову штуковину, – сказал он. – Завязки стянуты насмерть, мне с ними не справиться, так что прошу извинить меня, леди». Мы попросили его не беспокоиться по этому поводу, вошли внутрь и сели. Мистер Блэр тоже сел. Фартук он скрутил и переместил ближе к спине, но вид у него оставался смущенный и расстроенный, и мне стало его жаль. «Мы, наверное, пришли не вовремя», – сказала Диана. «Нет, что вы, совсем нет», – ответил мистер Блэр, силясь улыбнуться… Вы ведь знаете, Марилла, какой он вежливый… «Я просто немного занят, вот затеял испечь пирог. Жена получила телеграмму, что сегодня приезжает сестра из Монреаля, и поехала ее встречать, а мне наказала испечь к чаю пирог. Она написала рецепт и на словах сказала, что делать, но я половину ее инструкций забыл. Что, например, означает «положить по вкусу»? Как это понимать? А что, если мой вкус резко отличается от других? Хватит для маленького слоеного пирога столовой ложки ванили?»

Тут мне стало его особенно жалко. Он явно ничего не смыслил в кулинарии. Я слышала о существовании мужей-подкаблучников, а теперь одного увидела воочию. У меня чуть не сорвалось с языка: «Мистер Блэр, пожертвуйте, пожалуйста, на ремонт магистрата, а я вам приготовлю пирог». Но тут я подумала, что так будет не по-соседски и нечестно проворачивать сделку с человеком, впавшим в отчаяние. И тогда я просто предложила свою помощь без всяких условий. Он с восторгом согласился, прибавив, что, будучи холостяком, сам пек хлеб, но пирог… это уж слишком, однако жену расстраивать не хочется. Мистер Блэр дал и мне фартук. Диана взбила яйца, а я замесила тесто. Мистер Блэр бегал туда-сюда, поднося то, что требовалось. Он совершенно забыл про фартук и, когда бегал по кухне, фартук развевался позади него. По словам Дианы, она чуть не умерла со смеху. Он сказал, что дальше справится сам… печь-то он умеет, а потом попросил подписной лист и дал нам четыре доллара. Так что наш труд был вознагражден. Но, если б он и цента не дал, меня все равно грела бы мысль, что мы совершили добрый христианский поступок.

Следующая остановка была у дома мистера Теодора Уайта. Ни Энн, ни Диана не бывали здесь раньше, а знакомство с миссис Уайт, не отличавшейся гостеприимством, было у обеих шапочное. Войти с парадного входа или с черного? Пока девушки шепотом это обсуждали, в дверях появилась миссис Уайт с кипой газет в руках. Она стала основательно их выкладывать, одну за другой, – сначала на крыльце, потом на ступеньках и далее по тропе до места, где стояли незваные гостьи.

– Вытрите, пожалуйста, ноги о траву, а потом ступайте по газетам, – озабоченно произнесла женщина. – Я только что вымела весь дом, и мне не хочется, чтоб туда занесли грязь. Тропу после вчерашнего дождя сильно развезло.

– Только не вздумай смеяться, – шепотом предупредила Энн подругу, когда они шли по газетам. – И умоляю тебя, Диана, не смотри на меня, что бы она ни говорила. Иначе я не смогу сохранить серьезное выражение лица.

Газеты прокладывали девушкам путь через прихожую в гостиную. Энн и Диана робко сели на ближайшие стулья и объяснили цель своего визита. Миссис Уайт вежливо все выслушала, перебив их лишь дважды. Первый раз, чтобы прогнать назойливую муху, а второй – чтобы подобрать травинку, упавшую на ковер с платья Энн, которая почувствовала себя виноватой. В результате миссис Уайт пожертвовала на благое дело два доллара.

– …надеюсь, что больше мы к ней не придем, – сказала Диана, когда они вышли. Девушки не успели отвязать лошадь, как миссис Уайт уже бросилась собирать газеты, а когда они выезжали, то видели, как она яростно метет пол в прихожей.

– Я часто слышала, что миссис Теодор Уайт ужасная чистюля, которой нет равных во всем свете, и теперь сама в этом убедилась, – сказала Диана, уже не сдерживая смеха.

– Хорошо, что у нее нет детей, – убежденно проговорила Энн. – Что за жизнь была бы у них? Страшно представить.

У Спенсеров хозяйка дома Изабелла Спенсер наговорила столько плохих вещей о жителях Эйвонли, что девушки очень расстроились. Мистер Томас Булдер наотрез отказался дать деньги на ремонт, мотивируя отказ тем, что, когда магистрат двадцать лет назад строился, не были учтены его предложения о другом месте возведения постройки. Пышущая здоровьем миссис Эстер Белл в течение получаса рассказывала девушкам во всех подробностях о своих многочисленных болячках и под конец печально протянула пятьдесят центов со словами, что на следующий год она ничего дать не сможет, потому что… будет в могиле.

Но с самым худшим приемом – точнее, с полным его отсутствием – они столкнулись в доме Саймона Флетчера. Въезжая во двор, девушки увидели в окне рядом с крыльцом две пялившиеся на них физиономии. Однако на их стук и терпеливое стояние у дверей никто не отреагировал. Ничего не понимающие, возмущенные девушки уехали ни с чем. Даже Энн призналась, что начинает терять веру в успех. Но потом чаша весов стала склоняться в их пользу. Дальше шел дом Слоунов, где хозяева охотно подписывались и делали щедрые взносы. Последним местом маршрута был дом Роберта Диксона у моста через пруд. Хотя обеим девушкам до дома было почти рукой подать, они остались на чай, боясь обидеть миссис Диксон, которая слыла очень «чувствительной» особой.

Девушки еще пили чай, когда вошла старая миссис Джеймс Уайт.

– Я только что от Лоренцо, – объявила она. – Сейчас нет более счастливого человека в Эйвонли. Знаете, почему? У него родился сын. А это после семи девочек – большое событие, скажу вам.

Энн навострила уши и, когда они отъехали, сказала:

– Едем прямиком к Лоренцо Уайту.

– Так он живет далеко отсюда, у дороги на Уайт-Сэндз, – удивилась Диана. – Этот район обходят Гилберт и Фред.

– Раньше субботы они этим не займутся, а время будет упущено, – твердо произнесла Энн. – Рождение сына уже не будет свежей новостью. Лоренцо Уайт – тот еще скупердяй, но сейчас он подпишется на любую сумму. Такой шанс грех упустить, Диана.

Результат подтвердил ожидания Энн. Мистер Уайт встретил девушек во дворе, сияя, как солнце в пасхальный день. Энн рассказала ему о взносах, и он с энтузиазмом согласился принять участие.

– Конечно, конечно. Я дам на доллар больше самого крупного взноса.

– Это будет пять долларов… Мистер Дэниел Блэр дал четыре, – с некоторым испугом произнесла Энн. Но Лоренцо не дрогнул.

– Пять так пять… деньги даю сразу. А теперь приглашаю вас в дом. Там есть нечто, заслуживающее внимания. Почти никто еще не видел. Проходите и сами оцените.

– А что мы скажем, если малыш некрасивый? – прошептала с беспокойством Диана, когда они следовали за взволнованным Лоренцо.

– Всегда найдется, что похвалить, – успокоила ее Энн. – С младенцами это легко.

Малыш оказался прехорошеньким, и, видя искреннее восхищение девушек его пухленьким чудом, мистер Уайт почувствовал, что деньги потратил не зря. Но это был первый и последний раз, когда Лоренцо на что-то сдавал деньги.

Несмотря на усталость, Энн тем же вечером предприняла еще одну попытку добыть деньги на благоустройство поселка и отправилась через поле к мистеру Харрисону. Тот, по своему обыкновению, курил трубку на террасе по соседству с попугаем. Строго говоря, его дом относился к дороге на Кармоди, но Джейн и Джерти, знакомые с ним только понаслышке, умоляли Энн самой зайти к нему.

Однако мистер Харрисон категорически отказался вносить деньги, и все усилия Энн оказались тщетными.

– Мне казалось, вы одобряете работу «Общества», мистер Харрисон, – расстроенно проговорила она.

– Я одобряю… одобряю, пока дело не касается моего кошелька.