Мои родители становились все более нервными, их исследования не двигались с мертвой точки, и ничего уже не зависело от технических условий или работы персонала. Не хватало сырья и настоящих умов. К моему великому облегчению, именно тогда папа вызвал из Москвы своего помощника, ставшего уже неплохим онкологом, – Александра Веселова, моего названого старшего брата. Наша разница в возрасте никогда не была камнем преткновения, мы общались на равных, и это действительно облегчало мне жизнь. Теперь я снова приходила к родителям на работу, но уже для общения с настоящим носителем русского языка. Тем более никто, кроме Саши, не называл меня Вивишей, что поднимало мне настроение каждый раз, как я переступала порог лаборатории.

– Вивиша! А у меня как раз обед.

– Опять практикуешь интервальное голодание?

– Интервальное голодание – это стиль жизни, дорогая. Особенно с такой работенкой, как у меня. Поверить не могу, что Пашка позвал меня присоединиться к своей кругосветке. Так, не заляпай, пожалуйста, кафель! А, ты в бахилах. Правильно.

Я по привычке улыбаюсь.

– Пашка! Так забавно это слышать.

– Да, у вас же там Павел, Пол, как только не обзовут. И вообще, когда ты мне покажешь город? Мы почти год не виделись. С ума сойти. Ты скоро меня перегонишь!

– Как же!

– У нас целый девятый класс впереди. Слушай, всегда было интересно, как тебя переводят в разных странах в следующий класс? Это вообще законно? – Друг очень осторожно наклеивает подписанные стикеры на пробирки.

– Я же посещаю частные школы, а там все возможно. Здесь меня хотя бы не заставляют танцевать.

– Это огромный плюс. Только не забудь, что ты мне обещала. Мне как раз придется тебя заставить, но не танцевать, а петь.

– Караоке! Я помню.

Саша кивает, поправляет прямоугольные очки в толстой черной оправе и закрывает холодильник.

– А теперь – обед!

Так и прошел мой девятый год обучения в Сеуле. Он был ярче и насыщеннее трех прошлых, и теперь я не чувствовала себя так одиноко. У меня был Саша – заядлый игрок в «Плейстейшн» и певец в караоке со стажем, плюс ко всему холостяк с одной-единственной целью в жизни – излечить от рака как можно больше людей. Я не смела отрывать его от работы, приходила только тогда, когда он сам разрешал. Родители всегда говорили, что доверили бы Алексу свою жизнь, а если бы были знакомы с ним до того, как меня крестили, то он точно был бы моим крестным отцом. Я тоже доверила бы ему свою жизнь.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Завершить учебный год в Цюрихе раньше на несколько месяцев, чтобы переехать в Сеул? Да запросто! Именно поэтому свое обучение в девятом классе я начала раньше. Как только я приступила к законному отдыху, начала планировать времяпрепровождение с дедушкой и бабушкой и уже немного задумалась о дизайне своей комнаты, мама снова приготовила ужин и даже пригласила Сашу. А это не сулило ничего хорошего.

«Последние три года ты будешь учиться в Нью-Йорке! Все решено. Выпускные экзамены также сдашь в Штатах. Да, придется потрудиться, но с языком тебе будет легче. Алекс тоже едет с нами. Прости, что так вышло, но это в самый последний раз», – сказано это все было на английском, но самое обидное – мне было нечего возразить. Что может несовершеннолетний подросток? В моем паспорте уже заканчивались страницы для виз, но надежда на то, что для их продления придется хотя бы несколько раз посетить Англию, грела сердце.

Самым страшным оказалось прощание с городом и одноклассниками. Среди них у меня не оставалось близких друзей, но чувствовать, что ты принадлежишь какому-то сообществу, было чудесно. Именно тогда я запретила себе привязываться к людям. Именно тогда решила не заводить больше никаких знакомств и сократить до минимума усилия в общении.

Меня поддерживал и Саша, которому самому требовалось утешение, позднее и бабушка с дедушкой. Но тщетно. В то лето мне ничего не смогло поднять настроение. Краков казался унылым и пресным, Питер – серым и многолюдным.

Покоя не давали и скрытные родители, нежелающие обсуждать со мной работу: «Мы и так из лаборатории не выходим, а ты еще и дома надоедаешь!» Из Саши информация доставалась только клещами, в микродозах. Я мечтала увидеть своих родителей по телевизору: «Ученые из Англии нашли лекарство от рака». Как бы много сразу стало счастливых людей! Но мечты оставались мечтами.

В Нью-Йорке Вивиан Ковальчик никого не удивляла ни своим именем, ни внешностью, ни родом деятельности родителей. Только Нью-Йорк удивил Вивиан Ковальчик, которой пришлось за один учебный год сменить две школы. Сперва у меня не заладилось с устройством обычной старшей школы, в которую я отправилась по месту жительства. Там все было не так: и предметы, и расписание, и учителя, и ужасный, режущий ухо акцент. Я была подавлена вдвойне: знакомые из Сеула прекратили общение со мной после отъезда. Новые одноклассники делали вид, что меня нет, то есть вели себя именно так, как я и хотела. Совсем скоро случился срыв: в голове перемешались все мои знания, все места, которые я когда-то называла домом, все люди, которые встречались на пути…

Я начала пропускать занятия. Родители отвозили меня в школу каждое утро, но как только машина скрывалась за поворотом, я с тяжелым сердцем шла к метро и ехала в Центральный парк или устраивала вояж по музеям. Когда меня чуть не ограбили и мне все-таки осточертело количество людей на улицах (а это случилось где-то через неделю после первого прогула), я решила соврать школьному советнику более изощренно и описала, как сильно родителям нужна моя помощь. Еще неделю я провела дома, взирая на город с высоты двадцать первого этажа, как если бы была повелительницей этого века. В скором времени родителей вызвали в школу.

– Почему, Ви? Откуда это взялось в тебе? Врать нам, врать в школе? Да что с тобой такое?

«Извините, что разрушила ваше идеалистическое представление о бездарной дочери, тщетно ищущей свой талант в сотой школе сотой страны», – думаю я, но, конечно же, не говорю.

– Разве мы тебя чем-то обделяем? Тебе не хватает денег, путешествий, у тебя плохие условия для жизни и развития?

«Простите, что мне не хватает вас, вашей заботы и поддержки, а дорогие гаджеты, элитное жилье и учебные заведения для гиперодаренных детей не могут мне этого заменить!» – думаю я, но, конечно же, не говорю.

– Нам придется пойти на отчаянные меры! – решает моя мама, так и не разобравшись, откуда у проблемы растут ноги.

– Оливия, ты же не имеешь в виду…

– Да, Пол, это именно то, что я имею в виду. Вивиан отправится в загородный интернат.

Не знаю, что смешнее было слышать: мамины риторические вопросы или само «судьбоносное» решение, но в ответ я почему-то лишь кивнула и с улыбкой подумала о том, что у меня в телефоне забито всего семь контактов: мама, папа, дедушка, бабушка, дедушка Джон, Саша, страховая компания. И смешно, и грустно, да, Ви?

Десятый класс я закончила с великой радостью, ведь унылое заведение с пафосным названием «Закрытый частный пансион Уильяма Гения» могло кого угодно превратить в замкнутого и несчастного человека. Я с содроганием вспомнила гимназию в Цюрихе и по-настоящему квалифицированных педагогов. Не то что здесь… Целых два месяца до рождественских каникул я почти не спала, ведь моя соседка Сара храпела, как батальон мопсов. Во время отдыха в Лондоне, куда родители решили пригласить всю семью, мне тоже не очень удалось поспать: мамина только что родившая двоюродная сестра понятия не имела, что делать с кричащим младенцем. Хорошо хоть, бабушка догадалась, что у малыша кишечные колики. В итоге отоспаться все равно не удалось.

Я получила много приятных подарков от родственников и почти каждому подарила что-то от себя, но больше всего меня удивила записная книжка, подаренная дедушкой Джоном. Он мало общался с мамой все эти годы и вел немного затворнический образ жизни. Блокнот в бархатном переплете мятного цвета и с тонкими пергаментными страницами оказался непростым, на нем красовалась серебряная табличка с гравировкой:

Have more than you show,

Speak less than you know.

William Shakespeare

This notebook belongs to the most EXTRA ordinary girl – my dear Vivian. Make the most of it^[5].

Никогда раньше я не думала о том, что бумага может оказаться хорошим слушателем. Оценки по математике у меня всегда были лучше, чем по литературе. Но блокнот представлялся прекрасной альтернативой удушающему скоплению мыслей, хорошим началом года, обещающего быть спокойным и плодотворным. Я намеревалась выжать из учебного процесса все возможное, даже если была недовольна качеством обучения, хотя соседка по комнате оставалась прежней. И уже было привыкла к раннему подъему, общему душу и приемам пищи по расписанию…

Но в начале июля я вернулась на двадцать первый этаж, где хотя бы кусочек города был виден как на ладони. К хорошему быстро привыкаешь – грязный воздух мегаполиса дал о себе знать развившейся аллергией, огромные толпы вечно спешащих пешеходов сводили меня с ума. В один из таких суматошных вторников родители вдруг организовали поход в ресторан.

– Японская кухня? Вау! – Саша радуется семейной вылазке больше всех.

– Ви, у нас к тебе серьезный разговор, – начинает отец как раз в середине главного блюда.

– О. Это не к добру, да? – Так вот почему ресторан в будний день! Форель сразу перестала выглядеть аппетитной.

– Мы подошли как нельзя близко к решению проблемы. Остался всего один шаг до получения разрешения на клинические испытания. Все наши коллеги, с которыми мы работали на протяжении последних семи лет, решили объединить силы. У нас для тебя две новости…

– Хорошая и плохая?

– Решать тебе. Пожалуй, хорошая состоит в том, что школу ты закончишь в следующем году.

Саша, засунув в рот целое онигири, радуется больше меня:

– Фи, это ве здорофо!

– А плохая… – Отец смотрит на маму, ища поддержки. – А плохая состоит в том, что мы арендовали здание, которое можно переоборудовать под лабораторию. И здание это находится в России.

Я не верила своим ушам! Шестой! Шестой переезд! Разве это возможно? Я чувствовала себя артистом из бродячего цирка, клоуном, над которым жестоко смеются бесчувственные зрители.

– В Москве? В Питере?

Папа заметил что-то очень увлекательное в щербинке на столе.

– Нет. Не в Москве и не в Питере.

– А где тогда?

– Да, Паша, где? Я, вообще-то, тоже об этом первый раз слышу! Обидно. – Друг откладывает палочки и хмурит густые брови.

– В Калининградской области. Это недалеко от границы с Польшей.

– Боже мой! Там что, аренда дешевле?! Почему именно там?

И пока родители объясняли все тонкости фармацевтической промышленности недоумевающему Саше, я мысленно разрисовывала афиши нашего цирка на следующие десятилетия. Это турне не могло больше продолжаться. Мне показалось, что весь мир вокруг закрутился: деревянные перегородки съехали со своих осей, восточные бумажные светильники надулись, как воздушные шары, и лопнули с таким гулом, что посуда разбилась на миллионы мельчайших острых осколков.

Мы снова переезжаем. В последний раз. Ведь по нашему договору университет выбираю я. Надо продержаться всего год. Всего лишь год. Какие ты видишь в этом плюсы, Вивиан? Никаких, конечно! Нет, подожди, не торопись. Подумай хорошенько. Ага, ладно. Для начала: это же тот аппендикс? Он действительно расположен близко к Польше. Я смогу ездить к бабушке и дедушке чаще! Второй плюс – смогу улучшить произношение и знание русского языка в целом. Третий плюс… Там вроде бы море. И народу не так много, как в том же Нью-Йорке. А какие минусы? Это место опять не станет твоим домом. Снова переезд. Снова привыкать к людям, предметам, учителям… И да. Остается всего год, чтобы решить, кем я хочу быть. Два года звучали более убедительно.

Меня зовут Вивиан Ковальчик, и решение моих родителей породило огромный ком неудач и лжи, засосало всех моих близких в водоворот горя и насильно забытых воспоминаний и сподвигло меня на трудное обретение самой себя, принятие своего имени и окружающего мира.

Итак, все началось с записной книжки, обтянутой бархатным переплетом мятного цвета, с гравировкой: «Имей больше, чем показываешь, говори меньше, чем знаешь». Уильям Шекспир».