Капитан же навел фокус на протянутые мной бумажки – а я, в свою очередь, навел ментальный фокус на его мозг, затуманенный вчерашними невыветрившимися испарениями. Недавно один нехороший человек невольно проявил у меня способности псионика, способного мысленно управлять людьми^[1], так что нагнать нужные мыслеобразы в страдающий от похмелья мозг капитана не составило для меня большого труда.

– Ничоси, – поднял брови начальник КПП. – Целый доктор наук с миссией по замеру радиационного фона на болотах. Хрен ли там мерить? Как фонили, так и фонят. В Зоне фон не меняется с тех пор, как в восемьдесят шестом Выбросы начались.

Я пожал плечами.

– Прошу прощения, но эти вопросы – к руководству института. Мое дело выполнить задание и вернуться с результатами замеров.

– Это да, – выдохнул капитан, наполнив пространство возле стола густым запахом перегара. – Начальство, мать его, мозги не только вам делает. Такая у него, начальства, функция, нах.

И, протягивая мне «документы», приказал:

– Виктюк, пропусти ученого. Первый уровень допуска – это не хухры-мухры. Видать, и правда серьезную шишку институт на болота послал.

– Только странно, что без оружия послал и одного, – заметил сержант, закидывая автомат за спину и направляясь ко второй бронированной двери, ведущей в Зону. – На болотах нынче мутанты лютуют, так что без ствола и прикрытия от этого ученого к вечеру даже скелета не останется.

– Это уже не наше дело, – хмыкнул капитан. – Может, они там в своем НИИ этих ученых пачками клонируют.

Я уже мысленно выдохнул насчет капитана и переключился было на мозг сержанта, умеющего в логику, чтоб он больше ничего умного случайно не ляпнул, как вдруг боковым зрением перехватил осмысленный взгляд начальника КПП, скользнувший куда-то мне за спину. И, проводив этот взгляд глазами, увидел неприятное…

А именно – стенд с надписью поверху «Разыскиваются особо опасные преступники!».

И мое фото под той надписью, стоявшее первым в верхнем ряду, рядом с физиономией Меченого…

Остальные фотографии я рассмотреть не успел, да и не особенно мне это было надо. Ибо я отлично понял, что произойдет в следующую секунду.

И сработал на опережение.

Умный сержант уже снял с двери внутренний засов и даже повернул «барашек» замка, как вдруг застонал, сжал ладонями виски и рухнул на пол. Поскольку я «держал» его мозг, мне не трудно было мысленно нажать на болевой центр, представив, что бью по нему маленьким кулаком в боксерской перчатке. Результатом такого удара случился глубокий болевой нокаут, мгновенно вырубивший военного.

Но оставались еще капитан и второй сержант, пока что ничего не понимающий…

– Держи его! – заорал капитан, хватаясь за пистолет.

Вот только вытащить его не успел… Ментальный кулак в боксерской перчатке долбанул ему между глаз, легко проник через кость и слегка сплющил мозг – я это себе именно так представил, ибо выбирать, куда именно наносить удар, было некогда.

В результате такой мысленной атаки капитан рухнул на стул, чудом не сломав спиной деревянную спинку. При этом глаза у него едва не выскочили из орбит, отчего военный стал похож на удивленного лемура.

А вот с третьим военным у меня так не получилось.

Просто после двух мощных и быстрых ментальных атак мозгу требуется перезагрузка, и по ощущению звенящей пустоты в черепной коробке я понял: третью атаку я провести не смогу. Ментальные «патроны» закончились…

Сержант же тем временем уже ловко переводил автомат из положения «за спиной» в боевое, и до того, как он перечеркнет меня свинцовым пунктиром, оставалось, может, чуть больше секунды…

Но двигать руками и ногами можно и с пустой головой. На рефлексах. Не думая – если, конечно, те рефлексы присутствуют.

У меня – присутствовали.

Я сделал быстрый шаг и круговым ударом ноги сшиб в сторону ствол автомата, который уже почти что был направлен мне в живот. Сержанта, пытавшегося удержать оружие, развернуло вместе с ним – и тогда я со всей силы нанес удар кулаком в открывшийся подбородок военного…

Однако то ли подбородок попался крепкий, то ли сил у меня после ментальной атаки осталось немного, но сержант вырубаться от моего удара не захотел, устояв на ногах. И даже обратным движением корпуса, на развороте, ударил меня прикладом.

И попал, сволочь.

Хорошо так попал, в край челюсти, отчего у меня перед глазами моментально вспыхнули звезды – верный признак нокдауна.

Но рядом не было судьи, всегда готового отогнать разъяренного противника и отсчитать тебе десять секунд на то, чтобы отдышаться и пережить звездный калейдоскоп в голове. Зона – не спорт, к сожалению, а суровая реальность, где проигравшему достается приз в виде вечного покоя, который дарит смерть.

Потому действовать пришлось через силу, волевым пинком заставив себя рвануться через эти звезды в глазах навстречу разъяренным глазам сержанта и автомату, направленному мне в лоб…

И успеть ударить за четверть мгновения до того, как военный нажмет на спусковой крючок…

Когда нет сил нанести удар, который гарантированно вырубит противника, в реальном, не спортивном бою приходится работать по болевым точкам. Например, прорываясь через собственную слабость, когда руки и ноги ощущаются словно набитые ватой, напрячь большой палец, прижав его к согнутому указательному, и душевно так ткнуть им врага в глаз.

Психологически прием сложный. Не знаю почему, но, похоже, сама природа заложила в нас странный механизм, не одобряющий повреждение органов зрения у противника. Вот только если не собираешься помирать от автоматной очереди, выпущенной в упор, то приходится тот механизм безжалостно ломать…

И каждый раз при такой ломке приходит осознание, насколько же это неприятно, когда твой палец резко продавливает чужое глазное яблоки внутрь глазницы. Таракана давить голой рукой и то морально комфортнее, причем намного.

Но ничего с этим не поделать. Жизнь в Зоне – это каждодневное осознанное разрушение практически всего цивилизованного, что столетиями заботливо складывала в нас эволюция, формируя хомо сапиенса. Иногда я думаю, что мы, сталкеры, уже не столько сапиенсы, сколько «зониусы» – полумутанты с изрядно изуродованной физиологией и, что самое неприятное, – психикой. Иначе какого бы хрена нас так тянет в эту грязную, некомфортную и патологически опасную Зону, откуда любой нормальный человек давно бы свалил, постаравшись поскорее забыть о зараженных землях как о страшном сне…

Даже удивительно, сколько мудрых мыслей успевает проскочить сквозь мозг сталкера, втыкающего палец в глаз противника. У меня вон какая «простыня» пролетела. Если книгу печатать о моих похождениях, на полстраницы небось хватит, а то и поболее…

А прием, кстати, сработал.

Автоматчик взвыл, отпустил автомат и попытался схватиться рукой за глаз. Нормальная реакция при такой травме, оставляющая открытым пах.

Туда я и заехал коленом со всей оставшейся дури…

Все.

При двойной болевой атаке, сверху и снизу, мозг зачастую не выдерживает мучительной перегрузки и отключается. Называется это «болевой шок», когда человек лежит на полу, свернувшись в эмбрион, и неповрежденным глазом тупо, не моргая смотрит перед собой, в то время как поврежденный постепенно изнутри наливается кровью, превращаясь в темно-красный шарик.

Предсказать, сколько человек проваляется в таком состоянии, невозможно, поэтому я на всякий случай отключил военного понадежнее, нажав ему пальцами одновременно на точки под мочками ушей и перекрыв обе сонные артерии.

Такой нокаут действует подольше. Вполне хватит времени для меня, чтобы отдышаться, дождаться, пока звезды перед глазами потускнеют, а в руки и ноги вернется былой функционал.

Пары минут оказалось вполне достаточно, после чего я снял камуфлированный шмот с одного из сержантов, наиболее похожего на меня по физическим кондициям, и переоделся. Все-таки оранжевый научный костюм слишком приметен, да и автоматы ученые на себе обычно не таскают – а я без годного огнестрела чувствую себя в Зоне как минимум некомфортно.

Также я разжился броником и разгрузкой с парой гранат и тремя запасными магазинами. На ремень повесил флягу с водой, по карманам распихал галеты и сахар-рафинад – не особо полезный, зато реально работающий источник углеводов: знаю случаи, когда ловцы удачи проходили много десятков километров по безлюдным местам, лишь держа кусочек сахара под языком. Когда жрать нечего, а идти надо, вполне себе неплохая энергетическая подпитка получается.

Упаковавшись таким образом, я на прощание окинул взглядом помещение КПП, убедился, что трое военных все еще находятся в надежном коматозе, после чего открыл бронированную дверь и вышел в Зону.

* * *

Академик Захаров задумчиво смотрел на девять автоклавов. Внутри них лежали тела, воссозданные из крошечных фрагментов плоти мертвецов, в клетках которых, как известно, заключена полная информация о всем организме. Вплоть до мельчайших подробностей.

С семью телами особенных проблем не было.

Постоянно самосовершенствующийся искусственный интеллект, которому академик дал имя Грета, привычно извлек ДНК из фрагментов мертвых тел, расшифровал генетическую информацию и приступил к воссозданию, методично и скрупулезно выкраивая органические репродукции из безликих матриц, как скульптор высекает из мрамора совершенные статуи.

Но с двумя матрицами все было гораздо сложнее…

Органических образцов к ним не было.

Зато был легендарный нож Снайпера, «Бритва», внутри которого томились ками^[2] тех, кого этим ножом зарезал сталкер, изрядно поднадоевший академику.

Странный он.

Ради спасения Виктора Савельева и его дочери Юки, которых сам же этим ножом и зарезал^[3], он подарил «Бритву» Захарову^[4]. Мол, делай что хочешь, а достань из нее ками моего друга и его ребенка, после чего оживи тех, кого я убил собственными руками.

Мягко говоря, непростая задача.

Ками в представлениях японцев – это нечто вроде души. То есть субстанция нематериальная и оттого ненаучная. Объективно вряд ли кто-то из ученых взялся бы за такую задачу, отдающую откровенным бредом, – достать чью-то душу из ножа…

Вот только для Захарова такой эксперимент был своего рода вызовом. Ну и потом, если даже ничего не получится, у него остается «Бритва», которая сама по себе ценнейший приз, ведь выкована она из артефакта, образующегося только в эпицентре ядерного взрыва. И с учетом того, что за подобными артефактами со страшной силой гоняются многие представители различных народов и рас из многих вселенных Розы Миров, на земле таких артов остались считаные единицы.

Но просто обмануть Снайпера, оставив себе «Бритву» и сказав при встрече, мол, извини, ничего не получилось, было не в характере Захарова. У академика имелся свой кодекс чести, и данное слово он старался держать – разумеется, если это не шло в разрез с его ключевыми интересами.

Потому Захаров взял «Бритву», положил на предметный стол, где работал с редчайшими артефактами, и сказал:

– Ну, Грета, что скажешь насчет этого ножа?

Искусственный интеллект задумался, сканируя легендарный нож всеми доступными способами. Потом напустил на него наноботов, которые при соприкосновении с клинком цвета чистого неба благополучно передохли. После чего выдал резюме:

– Объект крайне сложен для изучения. Но я создам для него новый тип наноботов, способных проникать внутрь данного объекта.

Металлический голос шел из динамиков, расположенных под потолком. Такие динамики находились в каждом помещении подземного бункера Захарова, чтобы он мог в любое время без проблем общаться со своей незаменимой помощницей.

– Интересно, каким образом? – поинтересовался академик.