– Объекту требуется подпитка психоэмоциональной энергией, которую он получает при убийстве органических существ. Я заражу такое существо специально созданными мной микронаноботами нового поколения, и в момент, когда объект откроется для принятия энергетической пищи, наноботы проникнут в его внутреннюю структуру, мгновенно адаптируются, перепишут структурные коды с «чужой» на «свой» и приступят к работе.

– Гениально, – усмехнулся Захаров. – Я рад, что не ошибся в тебе, Грета. А что насчет работы с тонкими материями? Так называемыми ками, например? Нужно извлечь их из ножа и на основе них сформировать материальные образы для воссоздания тел из наших матриц.

– Что-то конкретное можно сказать лишь после того, как мои наноботы станут частью «Бритвы», – осторожно ответила Грета. – Процент успешной интеграции моих ботов составляет лишь двадцать семь процентов от ста возможных, так как объект генерирует очень мощные защитные поля, препятствующие малейшему изменению в его структуре.

– Согласен, у тебя всегда было отлично с логикой, – кивнул Захаров. – Что ж, Грета, не будем откладывать дело в долгий ящик и приступим к работе.

* * *

Человек висел на Т-образной перекладине.

Его руки были растянуты в стороны и крепко привязаны кожаными ремнями к поперечной металлической трубе, а ноги притянуты к основанию конструкции и зафиксированы специальными зажимами в районе щиколоток. Во рту несчастного торчал кляп с завязками на затылке, чтобы его было невозможно выплюнуть. А еще к телу пленника было прилеплено множество датчиков, от которых по полу змеились бесчисленные тонкие провода, тянущиеся к массивному устройству со множеством экранов, кнопок и рычажных переключателей.

Захаров с «Бритвой» в руке подошел к человеку.

Поверх белого халата академика был надет резиновый фартук с бледными пятнами на поверхности: даже профессиональная очистка и стерилизация не дают стопроцентной гарантии, что на поверхности защитного фартука не останется следов крови – у некоторых существ, шляющихся по Зоне, она имеет активную химическую формулу, по степени воздействия сравнимую со слабым раствором кислоты.

– Что скажешь, Грета? – спросил академик, слегка поигрывая ножом – ему явно нравилось ощущение удобной тяжести в руке, которое дарит любое совершенное оружие.

– Вероятность успеха выше на шесть процентов, нежели у предыдущего объекта.

– Ну, в нашей работе и это уже прогресс, – усмехнулся ученый, после чего с силой, несвойственной его возрасту, вонзил сверкающий клинок в живот пленника.

Тот задергался.

Глаза несчастного от боли вылезли на лоб. Захаров же, не отпуская рукояти ножа, с интересом следил за муками беспомощной жертвы – так энтомолог бесстрастно наблюдает, как трепыхается насекомое, проткнутое иголкой.

– «Бритва» продолжает отторгать моих наноботов, – раздался бесстрастный голос из-под потолка.

– Интересно почему? – раздраженно бросил академик. – Это уже четвертый сталкер, которого я зарезал за последние два дня. Ощущаю себя Джеком-потрошителем, забавы ради называющим себя ученым.

– У объекта очень грамотно реализованы логические построения защитных уровней. Мои наноботы не в силах преодолеть этот алгоритм…

В механическом голосе Греты слышались вполне человеческие нотки беспомощности.

– С логикой у него хорошо, говоришь? – усмехнулся Захаров, не отрывая взгляда от лица умирающего. – А вот мой опыт подсказывает, что любой логический алгоритм можно сломать парадоксальной задачей.

С этими словами он выдернул нож из живота сталкера и рубанул им по ремням, стягивающим руку пленника. И когда она бессильно упала вниз, схватил ее – и вложил рукоять ножа в слабеющие пальцы.

– Дарю тебе «Бритву», – произнес он. – Ну что, хочешь отомстить за себя и своих товарищей?

Глаза сталкера блеснули чистой, незамутненной яростью. Он рванулся – и из последних сил ударил академика ножом…

Но сил этих уже оставалось мало, потому удар получился медленным и слабым.

Однако Захарову хватило.

Он неуклюже увернулся, и клинок ножа вонзился ему в руку чуть выше локтя.

– Брависсимо! – воскликнул ученый, кривясь от боли. После чего перехватил руку умирающего, и, сжав его слабеющие пальцы, всунул сверкающий клинок в раскрытую рану на животе несчастного пленника…

Сталкер вздрогнул – и умер, безвольно повиснув на металлической перекладине. При этом Захаров ощутил, как мгновенно нагрелись пальцы мертвеца. Настолько, что ученый едва успел отдернуть руку – и увидел, как кисть трупа, прикипевшая к рукояти ножа, дымится и мерцает изнутри пламенем цвета чистого неба.

– Проникновение наноботов зафиксировано, – раздался из-под потолка голос Греты. – Но, хозяин, я ничего не поняла. Как вам это удалось?

– Элементарно, мой дорогой искусственный интеллект, – проговорил академик, затягивая жгут выше раны и морщась от боли. – Для того, чтобы сломать чью-то логику, нужно просто действовать в обратном направлении, так сказать, от противного. Смена хозяина для «Бритвы» довольно болезненный процесс, я лично ощутил это, когда Снайпер дарил мне легендарный нож. На несколько секунд состояние «Бритвы» дестабилизируется, она как бы «выходит из себя». Подарив ее этому сталкеру, я, можно сказать, дисбалансировал стабильное состояние психики ножа, который смело можно считать разумным живым существом, после чего добавил масла в огонь, засунув клинок в тело ее нового владельца. Ты же помнишь, что «Бритва» режет все, кроме своего хозяина, которому не может причинить вред. А тут она сменила владельца, через мгновение хлебнула крови того, кто только что был ее хозяином, – и тут же вошла по рукоять в тело своего нового хозяина, что алгоритмом запрещено категорически. И это окончательно сломало ее психику, разрушив ей заодно и охранную систему.

– Вы крэком^[5] взломали программу защиты…

– Совершенно верно, – усмехнулся Захаров. – Крякнул знаменитую «Бритву». Ну, что там с нашими ботами?

– Судя по датчикам на умирающем, количество ботов в его теле уменьшилось пропорционально необходимому количеству проникновения в объект. То есть стопроцентная загрузка, хозяин! Поздравляю вас с успешным завершением данного этапа эксперимента.

– Разве что только с этапом эксперимента, – проговорил Захаров, извлекая нож из раны на теле мертвого сталкера. – Впереди еще куча работы.

* * *

На той стороне КПП «Дитятки» была оборудована линия обороны. Мешки с песком, перед ними – заграждение из колючей проволоки под током. В случае, если из Зоны на контрольно-пропускной пункт попрет волна мутантов – а такое было уже не раз, – обороняющиеся смогут, отстреливаясь, при поддержке огня с вышек отступить в КПП, стены которого были сложены еще во времена СССР и имели толщину в четыре кирпича.

Сейчас блокпост стерегли трое бойцов, тусовавшихся возле облезлого БТР-80.

Понятно. Экипаж бронетранспортера, в спокойное время выполняющий функции выпускающих в Зону. Случись чего, воины прыгают в стальную крепость на колесах и ведут огонь по мутантам, прущим из Зоны. Ничего так придумка – с учетом двух пулеметов, крупнокалиберного КПВТ и танкового ПКТ, у мутантов шансов не было. А тем, кто каким-то чудом смог бы прорваться сквозь плотный огонь с вышек и огневой поддержки БТР, оставалось бы лишь беспомощно скрести когтями по броне…

– Привет, бойцы, – сказал я, выйдя наружу.

– Ну, здорово, коли не шутишь, – прищурился один из них. – А ты кто такой будешь? И что там за возня сейчас была в КПП?

– С парнями знакомились, прописывался в вашем подразделении, – сказал я, широко улыбаясь и подходя ближе. – Меня к вам на усиление прислали.

– Наконец-то, слава Зоне, – хмыкнул второй. – А то мы и экипаж, и боевое охранение, и эвакуаторщики, и грузчики по совместительству…

– Погоди Зону благодарить, – прищурился третий. И, ткнув пальцем в меня, изрек: – Документы покажи-ка.

– Так только что капитану показывал, сколько можно? – Я удивленно задрал брови кверху, не переставая приближаться.

– Погоди-погоди, – наморщил лоб первый. – Что-то мне твой рубильник знаком. Где я мог тебя видеть?

Вместо ответа я резко ударил его ногой в пах.

Кто-то скажет, «подлый прием». И, возможно, окажется прав – со своей точки зрения, расположенной чаще всего между подлокотниками мягкого дивана. А с точки зрения тех, кто выживает на войне и в Зоне, хороши любые приемы, которые помогают не получить пулю в лоб от противника, который вместо того, чтобы стрелять в тебя, падает на землю, воя и держась обеими руками за чувствительное место.

При такой резкой и неожиданной смене обстановки даже у людей, не первый день охраняющих не Зону от нас, а нас от Зоны, возникает секундный ступор.

После чего они начинают хвататься за оружие.

Ступором оставшихся бойцов я воспользовался, чтобы зарядить второму бойцу прикладом автомата в челюсть так, что он рухнул на землю как подкошенный. А «калаш» третьего, самого молодого из команды, который он не успел привести в боевое положение, сбил с линии выстрела стволом своего. После чего сунул бойцу дульный срез под челюсть и максимально дружелюбным тоном поинтересовался:

– Мехвод кто?

– Это… я… – выдохнул боец.

– Ну и отлично, – улыбнулся я, поняв, что не ошибся, с ходу «срисовав» руки механика-водителя с черными следами отработанного машинного масла, намертво въевшимися в кожу и под ногти. – Ствол бросил и мухой прыгнул в консерву, пока на вышках не разобрались, что у нас тут небольшой концерт по заявкам.

Люки у БТР были открыты, что разумно на случай, если придется быстро загружаться в боевую машину. Да и парень попался сообразительный. Со стволом под челюстью спорить он не стал и метнулся на свое место. Я – следом, готовый в любой момент не стрелять, конечно, – жаль срочника свинцом нашпиговывать, – но резко ткнуть стволом юноше под затылок, что учит жизни за секунду. Ибо боль от такого тычка, нанесенного с разумной силой, возникает звездообразная и экстремально запоминающаяся.

Парень повел себя молодцом. В такой ситуации молодец тот, кто не строит из себя героя, а действует по обстоятельствам. Механик-водитель понял, что варианта у него два: или получить пулю под челюсть, что никто не оценит, или выжить, что непременно оценит он сам и его родственники, оставшиеся на Большой земле.

Потому он и не шелестел особо, а, плюхнувшись на свое место, быстро, но без суеты вдавил массу, включил генераторы, воткнул обогатитель и нажал на стартер. После чего, пощелкав тумблерами предохранителей, фар и обдува стекла, аккуратно выжал сцепление, воткнул первую скорость и мягко, но сноровисто повел тяжелую машину прямо на колючую проволоку, перегораживающую дорогу в Зону, – ибо оттаскивать заграждение в сторону было некому.

Понятное дело, что БТР порвал «колючку», словно она была сплетена из ниток, – и только после этого на вышках заподозрили неладное. Бойцы на блокпостах наверняка от скуки не раз выясняли отношения, возможно, порой дрались, пока начальство не видит, так что на нашу возню никто особого внимания не обратил – не расстреливать же из пулеметов сослуживцев, решивших от нечего делать начистить друг другу рыла.

А вот БТР, ни с того ни с сего сорвавшийся в Зону, это уже чрезвычайное происшествие. Но, опять же, не повод стрелять вслед. Мало ли, может, экипажу прилетело по рации от начальства срочное и важное задание.

Но потом, видимо, кто-то из пулеметчиков разглядел, что две трети экипажа БТРа валяются на земле без движения, и начал понимать, что дело нечисто. Плюс из КПП, держась левой рукой за голову, вывалился начальник блокпоста, тыча при этом правой в сторону удаляющегося бронетранспортера, – я это отлично видел в большие зеркала заднего вида.

Тут на вышках окончательно прониклись масштабом происшествия и принялись садить из своих ПК нам вслед, только пули по броне застучали, словно горох.

Но броня БТР под таким натиском устояла, а затащить на вышку крупнокалиберный «Корд» или ДШК никто не удосужился. Вот и ладушки, вот и хорошо.