– Это все ты, – шепчет Ангелина. – Все из-за тебя. Все беды в его жизни только из-за тебя.

Я поворачиваюсь. Взгляды встречаются. И дурно становится от того, сколько в глазах Савчук сейчас ненависти и отчаяния.

– Убирайся отсюда. И из его жизни. Поняла? – Она поднимается на ноги, ее шатает.

Ангелина идет к врачу и говорит, что остается. Крайнова она просит уехать, пообещав сообщить, если будут какие-то новости.

Он подписывает отказ от госпитализации, и я вызываю такси. Трясти не перестает.

Когда едем домой, Ваня извиняется за испорченный вечер. Машинально киваю. Мыслями я совсем не с ним. Представляю, как там Тарас, и с ужасом понимаю, что хочу не домой ехать, а его увидеть. Хоть одним глазком.

* * *

Дома тихо и спокойно. Кир спит в кроватке. Ваня уходит в душ, и его долго нет. Слышно, как шумит за дверью вода. Я трогаю пустую грудь, но не зацикливаюсь на ней – мысли все равно возвращаются к Савчуку. Глубоко дышу, стараясь не накручивать себя, однако сердце сжимается. В голове вспыхивает картинка – Тарас лежит в реанимации, подключенный к аппаратам, бледный, без движения. Конечно, я не видела этого сама, но воображение безжалостно дорисовывает детали.

Телефон Крайнова снова вибрирует. Смотрю на экран – Новиков. Обычно я не лезу в звонки Вани, но его начальник набирает без перерыва.

– Саша, добрый вечер, – говорю я, бросая взгляд на дверь ванной. – Ваня сейчас не может ответить.

– Как он? Все нормально?

– Да. Душ принимает.

– Черт, а Савчуку совсем не повезло… – Новиков вздыхает. – Он в искусственной коме, слышала?

– Какие… какие прогнозы? – еле выдавливаю я из себя.

– Врачи говорят, шансы пятьдесят на пятьдесят. Но я верю, что Тарас справится. Крепкий мужик.

Ваня выходит из душа. Его тело похоже на один большой синяк. Особенно левая сторона.

– Это Новиков. – Отдаю ему телефон, потому что больше ничего не хочу слышать про это несчастье. Ничего…

Проверив спящего Кира, я закрываюсь в ванной. Смываю макияж и становлюсь под душ. Текут слезы. От всего разом. От беспомощности, от того, что молока мало. И от непонимания, зачем Тарас оттолкнул Ваню и подставил под удар себя. Зачем Ваня вообще туда поехал? Надо было настоять, чтобы он дома остался.

Слишком знакомая боль в груди. Слишком…

Через полчаса я выхожу из ванной, будто ничего и не было. Смотрю, что Ване написали в назначениях, и приношу ему лекарства. Собираюсь хоть немного поспать, но просыпается Кир. Он требует грудь, а молока нет. Не пришло. Совсем пусто!

Я оставляю сына на Ваню и иду на кухню. Развожу смесь, завариваю чай для лактации, уговаривая себя не нервничать. Но разве это возможно?

Ночь проходит почти без сна. Я ворочаюсь с боку на бок. Разглядываю спящего Ваню, который под дозой обезболивающего. Периодически трогаю пустую грудь. Наевшийся смеси Кир спит, а меня буквально сжирает чувство вины, что, возможно, я потеряла молоко.

Утром, по дороге на работу, звоню консультанту по грудному вскармливанию и рассказываю о своей проблеме. Прошу Варвару подъехать в центр. Сбросив вызов, я понимаю, что тянет совершенно в другое место. Дважды перестраиваю маршрут.

Что я буду делать в больнице? Я Тарасу никто, мне не скажут о его состоянии ничего, не дадут к нему пройти. Кому можно позвонить – так это Ангелине. Хотя у нее сейчас официально столько же прав, сколько и у меня.

Остается ждать.

И новость про Савчука приходит сама.

Ближе к обеду звонит Ваня. Голос у него задумчивый и серьезный. Я спрашиваю, как он себя чувствует, говорю, что не хотела будить его утром, когда уезжала, и попросила Нору подольше погулять с Киром, чтобы он мог выспаться. Разговор почти подходит к концу, когда Ваня вдруг упоминает Тараса.

– Савчука вывели из комы, он очнулся, но пока без прогнозов. Вот только… Ангелина сказала, что первым делом Тарас спросил про тебя.

Я хватаюсь за подлокотник кресла, чувствуя, как спину покалывают ледяные иглы.

– Что? – переспрашиваю.

– Вот и я удивился. По словам Ангелины, у него к тебе какой-то вопрос. Ты знаешь, о чем речь?

Никакого шанса не нервничать. Ни одного.

10 глава

Сжимая в пальцах свой айфон, я смотрю перед собой и пытаюсь совладать с эмоциями. Пожалуй, не удивляет, что, когда очнулся, Тарас первым делом спросил обо мне. Я и сама этим грешна. Но зачем Ангелина позвонила Ване? Почему сказала об этом ему, а не мне?

Назло? Ей нужно разрушить все мои отношения? Разве не лучше для нее, если я выйду за Крайнова? Ведь тогда у нее появится шанс быть с Тарасом и на этот раз создать с ним настоящую, не фиктивную семью. У них же общая дочь. Я не понимаю… Ничего не понимаю!

– Эва, ты здесь? – зовет Ваня.

Видимо, я долго не отзывалась.

– Я не знаю, о чем он…

Крайнов громко хмыкает:

– Есть одно предположение. И мне оно не особо нравится. Я давно заметил, что Савчук… – Шумно вздохнув, он многозначительно замолкает.

– Что? – не выдерживаю я. Нервы на пределе.

– Что он неровно к тебе дышит. Думал, херня, показалось. Но, похоже, нет. Говорят же, что у трезвого на уме, то у пьяного…

– Он не был пьяным.

– Ну под наркозом. Вывели – и вуаля. В некотором роде пьяный. И Ангелина сказала это мне как бы между прочим, потому что… Да потому, что ревнует, – рассуждает вслух Ваня. – У нее сейчас слабая позиция. Они же развелись… Вы, женщины, конечно, стервы, но, что жена Савчука к тебе нежных чувств не питает, я давно понял. Хотя ты помогла им стать родителями… Странная семейка. Если начистоту, очень хочется держаться от них подальше.

Да уж. Надо поговорить с Ваней. Оттягивать больше нельзя. Когда была беременна Кириллом, я почему-то промолчала. Хотя понятно почему. После операции не хотела нервничать и даже думать себе запрещала о Тарасе. А сейчас… Сейчас ведь ничего не мешает сделать то же самое и во всем признаться. Только не по телефону. И желательно дома. Наедине.

– В общем, разберемся, пусть для начала окончательно придет в себя. Пока это просто бред. Но если еще замечу его взгляды, Савчук снова отправится в реанимацию.

– А что говорят врачи по поводу его состояния? – Я пропускаю мимо ушей Ванину реплику.

– Да ничего. – Он устало вздыхает. – Ничего хорошего. Возможно, еще операция потребуется. Ты там как, Эва? Решилось что-то с молоком? Встреча с консультантом была?

– Пока нет, но Варвара скоро приедет.

– Вот и хорошо. Расскажешь потом. До вечера. – Ваня кладет трубку.

Я достаю карандаш из волос, собранных в пучок, и прикусываю его зубами. Дурацкая привычка, но всегда так делаю, когда нервничаю. Полчаса пытаюсь сосредоточиться на работе, мысли путаются. Взяв телефон, я машинально листаю ленту, даже не запоминая, что читаю. Надо бы отпустить ситуацию. Только не получается.

Через пару часов приезжает Варвара. Она дает советы – вполне разумные и логичные. Рекомендует частые прикладывания и выписывает гомеопатические препараты. Говорит, что всему виной стресс.

Как будто без нее я этого не знала. И так стараюсь давать Кириллу грудь по первому требованию. От одной только мысли, что могу потерять молоко, я чувствую себя никудышной матерью. Обидно!

– Питаюсь хорошо, прислушиваюсь ко всем наставлениям. Почему ничего не помогает? – Это больше отчаяние, чем вопрос.

Да, много взвалила на себя. Надо бы побольше нагружать зама. Я вообще должна была быть в декрете, а вместо этого езжу в центр два-три раза в неделю, практически на весь день… Безумно тяжело разрываться между делом всей жизни и материнством. Не могу пока найти тот самый баланс… Если он и вовсе существует.

Варвара пожимает плечами:

– Будем надеяться, Эва, что раскачаем твою лактацию. Поборемся. Не ты первая, не ты последняя. Главное, чтобы малыш набирал вес и рос здоровым, а каким образом – это уже детали.

Я провожаю ее до двери и возвращаюсь в кресло.

Работа не идет. Поездка в центр сегодня оказалась бессмысленной.

Звоню Норе уточнить, как Кирилл. Она отчитывается: почти не капризничал, поел и сейчас спит.

Грустно усмехаюсь. Слышать это отчего-то больно. Как будто сын отвергает мое молоко.

Нора еще раз заверяет: у них все хорошо. Добавляет, что пока приготовит ужин – как раз успеет до моего возвращения. Шутит, мол, могу не торопиться. Теперь, когда Кир реже плачет и спит спокойнее, да и с животиком, кажется, лучше, у нее остается время на все.

Она и впрямь меня очень разгружает. Что бы я без нее делала? Все-таки еще одна пара рук, когда в доме маленький ребенок, – это замечательно.

Глядя на экран, колеблюсь. Пришедшая идея будоражит до дрожи. Я отмахиваюсь от нее, но она даже и не думает отпускать.

Если с Киром все хорошо, Ваня, как всегда, приедет поздно, а до Чаплыгина рукой подать…

Нет. Ты сошла с ума, Эва!

Я очень злюсь на себя за навязчивое желание увидеть Савчука. Глупость какая-то. Мы ведь все решили. Не понимаю, зачем мне это – смотреть на него лежащего на больничной койке. Уязвимого, покалеченного…

Еще и с Ангелиной могу столкнуться. Вчера при Ване я не поставила ее на место, а сегодня, если увижу… Это даже будет к лучшему. И никто не посмеет меня выгнать!

Боже, да что ж так тянет к Тарасу? Как магнитом!

Я выключаю компьютер, беру сумку, отдаю распоряжения Ксении и иду к машине. Заезжаю домой за старым паспортом. Когда после развода меняла фамилию, я написала заявление, что потеряла его. Но на самом деле он все это время лежал в коробочке – со снимками, с тем, что якобы мной похоронено.

Рука не поднималась выкинуть. И вот – пригодился. Кто бы мог подумать?

План срабатывает. К счастью, сегодня другая медсестра, и пропуск я получаю быстро. Еще бы – я почти не изменилась за прошедшие годы. Ну разве что волосы укладываю по-другому. А в остальном все та же Эва. Как говорил Савчук.

Да, новая Эва сейчас бы не стояла в коридоре и никого не упрашивала пустить к Тарасу. Особенно после его утверждения, что одна жена у него уже была, а он не многоженец.

В итоге мне просто везет. Уренькова, лечащего врача Савчука, срочно отправляют на операцию, а медсестра в реанимации оказывается бывшей сотрудницей нашего центра. Она разрешает заглянуть к Тарасу на несколько минут. И меня уже не заботит, как это выглядит со стороны.

– Только, пожалуйста, быстро, – просит Галя.

– Да-да, – киваю. Делаю глубокий вдох и переступаю порог.

Пальцы сжимаются на дверном косяке, ноги подкашиваются. Варвара говорила не нервничать, но от увиденного хочется просто лечь рядом. Прямо здесь, на полу.

Движения даются с трудом, словно тело сопротивляется.

Тарас весь в проводах. Грудь забинтована. На лице ссадины, оно бледное, под глазами темные круги.

Но хотя бы дышит сам. Не на ИВЛ. Это уже хорошо. Это очень хорошо.

Я осматриваю его еще раз. Уже не как бывшая жена, а как медик.

– Тарас… – шепчу пересохшими губами, беря его за руку. Замираю, прислушиваясь к звукам.

Савчук в отключке. Наверняка напичкан препаратами.

– Тарас… – повторяю, ощущая растерянность и тревогу. Тяжело сглатываю.

Я точно поехала крышей, раз пришла сюда. Другого объяснения нет. Смотрю на мониторы – если меня к ним сейчас подключить, писк будет на всю палату, а то и коридор. У меня тахикардия. Сердце стучит как очумевшее.

В дверь заглядывает Галя:

– Эва…

– Еще минуточку, пожалуйста…

– Хорошо, – соглашается она и прикрывает дверь.

Да, этот сволочь, который сейчас изображает из себя мумию, много раз делал мне больно. Но такого… Такого я ему не желала.

Сны, где мы с Тарасом и Киром вместе… Почему они вспоминаются именно сейчас?

Внезапно пальцы Савчука дергаются. Его сердечный ритм тоже учащается. Я столбенею.