Научное просвещение и Глубокие Проблемы

Впервые я прочел “Черное облако” (The Black Cloud) Фреда Хойла много лет назад и часто рекомендовал его другим, как в разговорах, так и в печати. У меня были хорошие отношения с издательством Penguin Books, и я уговорил их выпустить переиздание. Они согласились на условиях, что я напишу новое послесловие. Это я с удовольствием сделал, и текст (опубликованный в 2010 году) воспроизводится здесь. Позже, когда вышла аудиоверсия, меня пригласили начитать мое послесловие под запись.

В предыдущем эссе я проводил различие между плохой фантастикой, которая жонглирует реальностью, допуская практически магию, и хорошей фантастикой, которая признает ограничения реальной науки. Я упомянул, что самая лучшая фантастика в действительности обладает способностью учить нас науке. “Черное облако” – образцовый тому пример. Теперь бы я добавил еще промежуточную категорию научной фантастики, куда поместил бы, например, “Войну миров” Герберта Уэллса, – а также многие рассказы, собранные в антологиях фантастики. Я имею в виду истории, которые обладают достоинствами приключенческих романов, триллеров, любовных романов и т. д., но связь которых с наукой или научным воображением случайна. Примером может быть отличная приключенческая стрелялка, действие которой чисто случайно происходит на Марсе, а не на Диком Западе, с бластерами вместо револьверов. “Стрела времени” (Timeline) Майкла Крайтона – научная фантастика в том смысле, что герои обладают технологией путешествия по времени, но когда они попадают в Средние века, история становится заурядным триллером, хотя и хорошо написанным, действие которого с тем же успехом может происходить в настоящем.

Сэр Фред Хойл, член Королевского общества (1915–2001), был выдающимся ученым, чьи откровенные, даже грубые йоркширские манеры передались многим из персонажей его фантастических романов, включая Кристофера Кингсли, главного героя этого, его первого и самого известного романа. В качестве астронома Хойл знаменит тем, что ошибся насчет теории Большого взрыва, положившего начало космосу. Он выступал против нее – само название является его собственным саркастическим изобретением, – предпочитая собственную элегантную и воинственно отстаивавшуюся им теорию “Устойчивого состояния”. Он оказался блистательно прав в своей теории того, как рождаются химические элементы, – в конечном итоге из водорода, в недрах звезд. По правде сказать, многие ученые чувствуют, что с Хойлом обошлись совершенно несправедливо, отказав ему в его доле Нобелевской премии, которую впоследствии за эту фундаментальную теорию получили другие. Что касается его вылазок в области теоретической биологии и эволюции, о них лучше не упоминать.

Его продукция как романиста, я бы сказал, неоднозначна. “Андромеду”, написанную в соавторстве с Джоном Эллиотом, объединяет с “Черным облаком” колоссальное достоинство – она учит читателя научным принципам и одновременно развлекает. В частности, в этой книге изложена важная идея – позднее повторенная Карлом Саганом в “Контакте”, – что если древняя цивилизация возжелает захватить Землю, ее представители вряд ли посетят нас лично (галактические расстояния слишком велики), скорее они пошлют по радио закодированную информацию, которая будет расшифрована как инструкция по сборке и программированию компьютера. Компьютер будет затем действовать как уполномоченный от имени пришельцев. Понять, почему это настолько убедительно, значит понять некоторые глубинные принципы науки, и Хойл блестяще передает эту мысль.

Некоторые его романы впадают в другую крайность и представляют собой не более чем халтуру. Но “Черное облако”, по моему мнению, одно из величайших когда-либо написанных произведений в жанре научной фантастики, стоящее рядом с лучшими романами Айзека Азимова и Артура Кларка. Прямо с первой страницы это, как раньше говорили, “сногсшибательная история” – одна из тех историй, которая захватывает вас сразу и не отпускает, пока вы не дочитаете ее в ночи. Хорошо то, что действие происходит приблизительно в наши дни и не смущает нас, как это часто бывает в научной фантастике, странными инопланетными именами и причудливыми обычаями, в которых мы начинаем разбираться только к середине книги, то есть к тому времени, когда в нашей насыщенной событиями жизни находятся дела поважнее, чем продолжать чтение. Персонажи Хойла любят думать глубокие думы в своих кембриджских комнатах перед потрескивающим пламенем камина, и этот сквозной образ восхитительно уютен.

Но истинное достоинство “Черного облака” вот в чем. Ничего настойчиво не проповедуя, Хойл ухитряется по ходу истории преподать нам увлекательные уроки: не просто научные факты, но важные научные принципы. Мы обретаем понимание того, как работают и мыслят ученые. Мы даже испытываем подъем и вдохновение. Приведу лишь несколько примеров настоящей науки – и, конечно, философии, – которые появляются на страницах этой книги.

Научные открытия часто совершаются благодаря объединению нескольких методов. Хойлово черное облако открывают путем прямого наблюдения в калифорнийский телескоп и одновременно путем косвенных математических расчетов в Кембридже. Повествование в этой начальной части книги захватывающе хорошо выстроено – его кульминацией становится телеграмма, посланная кембриджской командой калифорнийской команде. Ни одна сторона не знает, что другая независимо открыла одну и ту же тревожную истину, и мурашки бегут по коже от момента, когда слова телеграммы кажутся “выросшими до гигантских размеров”^[49].

Постепенное прояснение истинной природы черного облака также дает увлекательное представление о том, как мыслят и дискутируют между собой ученые. Главный герой, кембриджский астроном-теоретик Кристофер Кингсли, которого трудно не отождествить с самим Хойлом, и русский астроном Александров, комический персонаж этой книги, независимо приходят к ошеломляющей истине – настолько ошеломляющей, что другие действующие лица упорно отказываются признать ее. Кингсли и Александров неуклонно настаивают, что теории должны поверяться прогнозами, и постепенно одерживают верх над скептиками. И снова перед нами захватывающая драма, разыгранная в разворачивающемся диалоге между согласными и несогласными учеными.

Как только странная природа облака установлена, действие ускоряется. Не хочу заранее ничего рассказывать, но могу сказать, что в этой части истории присутствует один из научных уроков, который мы усваиваем, – о теории информации. Информация – товар, легко перемещаемый с одного носителя на другой. Бетховена мы слушаем ушами, но в принципе нет причин, почему бы инопланетному существу или, скажем, продвинутому компьютеру, совершенно лишенному чувства слуха, не наслаждаться музыкой, если ему предъявить те же ритмические закономерности (которые можно значительно ускорять или замедлять) и те же математические отношения между частотами, – то, что мы воспринимаем как мелодию и гармонию. В теории информации средство ее передачи произвольно. Эта идея оказала на меня очень большое влияние, и признаю, что впервые я оценил ее, читая в юности “Черное облако”.

Сходная мысль, глубокого научного и философского значения – в том, что субъективная индивидуальность, которую каждый из нас ощущает внутри своего черепа, обусловлена медленностью и прочими несовершенствами наших коммуникативных каналов, например, речи. Если бы мы могли мгновенно обмениваться мыслями посредством телепатии, во всей их полноте и с той же скоростью, с которой мы мыслим, мы перестали бы быть отдельными личностями. Или, иными словами, сама идея отдельной индивидуальности утратила бы смысл. Как раз это, вероятно, и произошло в эволюции нервной системы. Эта мысль интриговала меня на протяжении большей части моего жизненного пути биолога, и я снова возвращался к ней при чтении “Черного облака”.

Артур Кларк, более последовательный автор хорошей фантастики, чем Хойл, хотя он встает вровень с Хойлом лишь в лучших своих произведениях, сформулировал свой “Третий закон” так: “Любая достаточно развитая технология неотличима от магии”. “Черное облако” подтверждает этот посыл сполна. Писарро выстрелил из пушки, и инки приняли его за бога. А представьте себе, если бы он прибыл не на коне, а на штурмовом вертолете! Вообразите реакцию средневекового крестьянина или даже аристократа на телефон, телевизор, ноутбук, авиалайнер. “Черное облако” живо рисует нам, каково это – столкнуться с посещением внеземного существа, разум которого кажется богоподобным с нашей низменной точки зрения. По правде сказать, воображение Хойла превосходит все известные мне религии. Так будет ли подобный сверхинтеллект действительно божеством?

Интересный вопрос, может быть, даже основополагающий вопрос новой дисциплины под названием “научная теология”. Ответ, как мне кажется, заключается не в том, на что способен суперинтеллект, а в его истории. Инопланетяне, вне зависимости от развития интеллекта и уровня своих достижений, должны были, очевидно, возникнуть в ходе чего-то вроде постепенного эволюционного процесса, аналогичного тому, что породил нашу жизнь. И здесь Хойл, по-моему, допускает единственную научную ошибку в этой книге. Заглавный суперинтеллект Черного Облака спрашивают о происхождении первого представителя его вида, и он отвечает: “Я не верю, что вообще когда-либо существовал «первый»”. Реакция астрономов в романе – шутка для своих, отпущенная Хойлом: “Кингсли и Марлоу переглянулись, как бы говоря: «Ого, вон он куда гнет! Что бы сказали на это сторонники теории ‘взрывающейся Вселенной’!»” Оставим в покое астрономов, я возражу как биолог. Даже если бы Хойл и его коллеги оказались правы насчет вечного устойчивого состояния Вселенной, это невозможно всерьез утверждать применительно к организованной и явно целесообразной сложности, которую воплощает собой жизнь. Галактики могут спонтанно возникнуть из ничего, но сложная жизнь не может. Это подразумевается самим понятием сложности!

В романе есть и другие недостатки. Несмотря на удивительно жизненное изображение того, как мыслят ученые, диалог временами становится несколько корявым, шутки несколько тяжеловесными. Характер героя, Кристофера Кингсли, неизменно агрессивный, взлетает на вершины – или проваливается в бездну – бесчеловечного фанатизма в ужасающей сцене ближе к концу книги, которую один рецензент охарактеризовал как “увлекательное окно в мир научной мечты”, но которая мне кажется перебором.

С тех пор, как я впервые прочитал эту книгу, меня преследуют слова из нее: “Глубокие Проблемы”. Это те проблемы науки, которых мы не понимаем и, возможно, никогда не сможем понять, то ли из-за ограничений нашего возникшего в ходе эволюции ума, то ли оттого, что они в принципе неразрешимы. Как возникла наша Вселенная, и каков будет ее конец? Может ли из ничего возникнуть нечто?^[50] Откуда взялись законы физики? Почему фундаментальные константы имеют определенные значения – те, которые они имеют? Как насчет других вопросов, которые настолько вне нашего разумения, что мы не можем даже поставить их, не говоря уже о том, чтобы на них ответить? Идея Глубоких Проблем и возможность, что они могут быть доступны высшему разуму, но не нам, уничижительна, но уничижительность ее такова, что одновременно она вдохновляет. Бросает вызов.

Трагическая концовка романа трогательна и в то же время побуждает к глубоким размышлениям. За ней следует мирный эпилог – опять же, размышления у камина, – который сводит нити воедино и оставляет нас в состоянии душевного подъема. Заключительные слова приводят нас в восторг, даже ошеломляют, когда мы оглядываемся назад на этот удивительный роман: “Хотим ли мы остаться большими людьми в маленьком мире или стать маленькими людьми в более обширном мире? Вот основная мысль, к которой ведет все это повествование”.