Морские разбойники перебили на торговом судне всех. Лишь Заряну тронуть не поднялась рука – белокожая, золотоволосая, тонкая, как тростинка, с круглым, как луна, лицом, она напоминала светлого духа, а не живую девушку. В Атлике женщин с такой внешностью было не найти – народ там рождался чернявый, смуглый и темноглазый. Илавийку решили забрать и подороже перепродать какому-нибудь султану, в чьем гареме не хватало экзотических красавиц.

Но и пиратам не сопутствовала удача. Они попали в бурю и слишком близко подошли к побережью Сенавии, где наткнулись на сторожевой корабль. Тому не составило никакого труда захватить потрепанное в шторме разбойничье судно и всю добычу. А среди нее – и прекрасную илавийскую девушку, которая уже отчаялась попасть к жениху.

Заряну доставили в Тайез и фактически бросили посреди порта. Пусть она и была княжной, но ее родина находилась за тысячи миль отсюда, всех ее слуг и спутников перебили, драгоценности отобрали, и никто не мог подтвердить, что она действительно из благородного рода. Ей предложили обратиться во дворец – вот и вся помощь, которую смогли оказать моряки одинокой девушке, оказавшейся на чужбине.

Другая бы на месте моей бабушки бросилась с прибрежных скал. Заряна, как говорили, продемонстрировала истинно княжеский характер: последовала совету моряков, направилась во дворец, переполошила тогдашнего наместника провинции и заставила его не только дать ей приют, но и отправить посланника к жениху. Через некоторое время в Тайез прибыл представитель эмира. Он посмотрел на девушку… и сообщил, что жених от нее отказывается.

Эмирскому представителю не понравилось, что невеста побывала в руках сначала пиратов, а потом моряков. Мало ли, а вдруг уже порченая? Свиту ее перебили, драгоценности как военная добыча успели перекочевать в казну наместника. Сама по себе княжна была эмиру неинтересна – красавиц в мире много, из-за одного лишь привлекательного личика отправлять свою армию на край света, чтобы помочь далекому князю, не хочется. Отказ обосновали тем, что никто не может доказать, что Заряна – это в самом деле Заряна, а не какая-то другая девушка, которая выдает себя за илавийскую княжну. Словесному описанию она, может, и соответствует, но точный живописный портрет эмиру никто не отправлял. Связываться с князем слишком долго, поэтому жених снимает с себя все обязательства и разрешает невесте отправляться домой.

Только деньгами он при этом снабдить ее забыл. Они же ничего друг другу не должны? Не должны. Вот и разговор окончен.

Заряне вновь повезло. А может, она была предприимчивой женщиной, поэтому догадалась очаровать молодого неженатого лорда, которого встретила во дворце. Дед, во всяком случае, клялся, что полюбил бабушку, как только впервые увидел ее, сидящую у фонтана внутри крепостных стен. Да полюбил так сильно, что ему оказалось плевать – княжна перед ним или обманщица, есть у нее деньги или нет, порченая она или до сих пор девственница.

Бабушка оказалась хорошей женой. Родила деду трех детей, хоть до взрослого возраста и дожил только один, помогала на плантациях, всегда горой стояла за семью. На ее репутации не нашлось бы и пятнышка. Возможно, так она старалась компенсировать то, что дед, женившись на ней вместо любой другой сенавийской аристократки, ничего не приобрел. Разумеется, к ее отцу-князю отправили с торговым караваном письмо с новостями о том, где его дочь, и предложением наладить родственные связи. Но то ли караван не дошел до Илавы вообще, то ли князя успели к этому моменту свергнуть, то ли он махнул рукой на дочь, которая не принесла задуманной выгоды, – я не могла вспомнить, чтобы прадед из Илавы хоть что-нибудь ответил на послание. Существовало ли оно вообще?

Пытаясь меня шантажировать, Мирале говорил, что бабушка никогда не общалась с соплеменниками, хотя илавийские путники и торговцы время от времени появлялись в Тайезе. Я не могла проверить слова старика, поскольку еще не родилась в то время. Даже Кидат, который работал у нас дольше других слуг, вряд ли смог бы это прояснить. Единственным, кто знал правду, был мой отец, погибший два года назад, а он никогда не вспоминал илавийцев и не пытался наладить с этой страной никаких отношений. Оправдывал он это тем, что Илава слишком далеко. Но, может, брал пример с бабушки, которая не желала поддерживать отношения с родичами, не проявившими никакого интереса к ее судьбе?

Я поерзала, слегка отодвинувшись от стены. Холод скалы начал проникать через одежду, а Хведер все не являлся. Устроившись поудобнее, я продолжила вспоминать.

Моя бабушка не была ни магом, ни богиней и не давала повода о себе так думать. В Илаве поклонялись каким-то своим богам, однако она легко сменила веру и ходила в Пантеон приносить дары точно так же, как другие матроны Тайеза. Почему Аштар сказал, что ее история должна для меня что-то прояснить?

Я не исключала, что бабушка не была никакой княжной и присвоила себе чужое имя, чтобы выжить. Да, по чужим свидетельствам, она всю жизнь демонстрировала хорошее образование, умение играть на музыкальных инструментах, говорила и писала по-илавийски и по-барайшатски, а оказавшись в Сенавии, выучила и местный язык. Но все эти знания доступны и слугам высокого ранга. Только служанку изнасиловали бы и в лучшем случае продали в рабыни, в худшем – убили, а вот у дочери князя, тем более невесты эмира, был шанс получить свободу в обмен на выкуп. Это объясняло, почему бабушка, уже обретя эту свободу, не хотела возвращаться на родину и даже просто разговаривать с другими илавийцами – они могли раскрыть ее обман. Причем здесь какая-то божественность?

Разве что бабушка не ехала ни к какому жениху. Она, как и я два года назад, бежала из Хелсаррета и попалась пиратам. Выжила благодаря колдовству, отомстила разбойникам, направив их судно прямо к сторожевому кораблю, затем очаровала наместника, устроила «отказ» эмира и приворожила к себе молодого лорда, чтобы затаиться в сенавийской глуши и порвать с жизнью хелсарретского мага.

Окажись это правдой, я бы ее не осудила – сама поступила бы так же в схожей ситуации. Заодно становилось ясно, откуда у меня дар. Мудрецы обители считали, что искра колдовского дара передается по наследству – и вот ответ, от кого я ее получила. Но это по-прежнему не давало ни единой подсказки, что меня здесь должно привести к мыслям об эльфийской богине звездного сияния.

Всюду тупики. Думай, Мелевин…

Моей бабушке по человеческим меркам сейчас исполнилось бы очень много лет – около восьмидесяти. Но так и Аштар не мальчик. Глядя на его гибкое тело и молодое красивое лицо, легко забыть, что ему полтора века. Что если он встречался с бабушкой Заряной, а то и сам помог ей сочинить эту красивую историю о пленной илавийской княжне?

Мог ли Аштар уже тогда, больше пятидесяти лет назад, что-то подозревать о том, что однажды он попадет к ее внучке?

Нет, чушь. Эльф в то время был занят тем, что пытался продвинуться в берзанской армии. На пятьдесят лет вперед не способен планировать даже он. Да и Аштар бы, наверное, посоветовал бабушке дать внучке побольше знаний о дроу, чтобы я сейчас не представляла собой слепого котенка.

Впрочем, может, она бы и научила меня чему-нибудь, проживи достаточно долго. А умерла она…

Я резко выпрямилась и распахнула глаза, заставив вздрогнуть очередного дроу, выражавшего мне свое почтение поклоном.

…ровно за девять месяцев до моего рождения.

Реинкарнация была теорией, пришедшей откуда-то с Востока, чуть ли не из самого Сетуая. В Хелсаррете рассказывали о ней только для того, чтобы расширить кругозор учеников. Мастера опровергали ее двумя основными вещами: вечной жизнью демонов и духов, которые ни во что не перерождались, и существованием некромантии, позволявшей вернуть вполне определенную душу в тело даже через продолжительное время после смерти.

Но что если реинкарнация – это не общее, а частное явление? Или это наложенное каким-то могущественным существом проклятие – не умирать, а каждый раз перерождаться, теряя память о прошлой жизни?

Слишком сложная теория для моей маленькой головы. Да и какая мне разница, кем я была до рождения, если все равно этого не помню? А без воспоминаний, похоже, получить божественную силу невозможно – только ждать, когда она проявится сама. Так можно и целую жизнь провести в бесплодных попытках ее пробудить и в надежде: вот сейчас, ну вот теперь-то точно…

Одетый во все черное, сам черный, как уголь, незнакомый дроу все еще стоял рядом и вопросительно смотрел на меня. Наверное, решил, что я его сейчас отправлю куда-нибудь с поручением, а может, благословлю. Натянув улыбку, я помахала рукой со словами «Да сопутствует тебе удача, сын мой». Эльф просветлел, поклонился и буквально запорхал по узкому коридору.

Да уж.

Утверждение Аштара о том, что я воплощение Аннатэ, могли оставаться простым враньем. Даже если это правда, толку от них было немного. Не говоря уже о том, что у меня так и не возникло никакого желания быть какой-то там богиней, тем более проклятой, запертой в немощном человеческом теле.

В проходе наконец показалась фигура Хведера, который проводил озадаченным взглядом вприпрыжку удалявшегося дроу.

– Вживаешься в роль богини, а?

– Ингредиенты достал? – нетерпеливо уточнила я.

– Достал, угомонись, – он потряс небольшой медной курильницей для благовоний. Похожая на бочонок на ножках с крышкой, она легко умещалась в широкой мужской ладони. – А теперь еще раз хорошо подумай: уверена, что тебе нужно избавиться от всех лежащих на тебе чар? Конечно, не сомневаюсь, что косметическими чарами ты не балуешься и грудь у тебя настоящая…

Я закатила глаза.

– Даже без накладок на лифе, если это так важно.

– Так и думал, – северянин прокашлялся. – Вообще-то я хотел сказать, что если кто-то наложил на тебя чары понимания берзанской речи, то это полезная вещь, от которой не стоит отказываться. Ты не представляешь, насколько тяжело работать с эльфами, не зная, что они тебе говорят. У меня такое чувство, что они только и делают, что поносят меня за спиной. Из вежливости говорить при мне на сенавийском им не приходит в голову. Да и наш язык знают далеко не все из них.

– Начинай уже ритуал быстрее.

– Ясно, – вздохнул он. – Воля богини – закон.

Хведер порылся в мешке и достал шкатулку с освященным в храме Ланоны ладаном. Зажженную курильницу он поставил передо мной так, чтобы меня окутывал исходящий сразу из нескольких отверстий дым. Мне пришлось подвинуться – маг тоже сел на циновку, с другой ее стороны.

– Это все? – спросила я. – От меня больше ничего не требуется?

– Можешь помолиться, – ответил он. – Всё, не мешай читать заклинания. Я не все их идеально помню, а фолианты с собой в дороге не потаскаешь. Если собьюсь, придется начинать с начала, и так много раз, пока ты не утихомиришься.

– Молчу-молчу.

Оставалось только ждать. Пока Хведер сидел с закрытыми глазами и бормотал заклятия, я устало смотрела в потолок и уныло обдумывала свое положение. Мимо продолжали ходить дроу, хоть и реже – похоже, в бухту прибыл второй корабль за тайным грузом. Эльфы окидывали нас с северянином любопытными взглядами, но не мешали.

Прошла почти четверть часа, прежде чем Хведер зашевелился. У меня успели затечь ноги, и я хотела встать, однако обрадовалась слишком рано – мне жестом дали понять, чтобы я не двигалась.

Бормотание мага стало звучать иначе – заклинание сменилось. Он взял курильницу, обошел меня по кругу, сдувая на меня дым, три раза в одну сторону и три раза в другую. Кожу стало пощипывать. Это подтверждало, что Хведер не устраивает простой спектакль, а проводит настоящий ритуал – магия с помощью дыма въедалась в мое тело, снимая все другие чары.

Наконец северянин поставил медный сосуд на пол и потянулся, схватившись за поясницу. Пощипывание сразу прекратилось.

– Надеюсь, Аштар поскорее победит Хашима, чтобы можно было спать в теплой кровати, на ровной поверхности, а то я становлюсь слишком стар для таких приключений. Ну так что? Есть изменения?