В последние несколько дней я была сама не своя. Злилась. Грустила. Если представить себе барабан смерти и тьмы, наверняка он звучал бы именно так. Иногда стук был настолько оглушительным, что походил на раскаты грома, он так громко отдавался в ушах, что я больше ничего не слышала. Не исключено, что это было мое сердце.

Оно гулко билось.

– Морина. – Брэдли коснулся моих плеч, и от неожиданности я подпрыгнула. Он убрал руку и поморщился. – Прости.

– Нет, нет. – Я покачала головой, пытаясь взять себя в руки. – Все нормально, просто я сама не своя.

– Так и должно быть. Тяжелое нести такое бремя в одиночку, – произнес он и тут же добавил: – Я имею в виду, ты не одна. Мы все здесь.

– Конечно, я понимаю. – Я погладила его по спине и поцеловала в щеку. Он изучал мое лицо. В любой другой день Брэдли утешил бы меня, с ним я всегда чувствовала себя защищенной. Но сегодня никто не мог уберечь меня от горя.

Он колебался, не решаясь озвучить что-то еще, и я покачала головой.

– Брэдли, перестань деликатничать. Ты никогда не был силен в этом.

Он вздохнул, но напряжение в плечах немного ослабло.

– Мо, сегодня ужасно трудный денек. И все будут осторожничать с тобой.

Повернувшись, я увидела, что в похоронном бюро собрались все жители города.

– Как будто я не знаю об этом, – шепотом ответила я.

Потом сжала свои браслеты, особенно тот из камней глубокого зеленого цвета с пятнами-ярко красного. Кровавый камень для храбрости и отваги. Еще я носила один из говлита, он означал терпение и сострадание. В карман черного платья я положила розовый кварц. Я сжимала его, когда нуждалась в уверенности и спокойствии, которых мне сегодня очень не хватало.

Люди рассаживались на стульях или спешили к пустым местам, никто не болтался без дела. Они раздавали цветы, махали другим, обнимали тех, кто плакал, смеялись с теми, кто делился воспоминаниями.

Жители города были настоящей семьей, и я улыбнулась, потому что бабушка являлась весомой ее частью.

Организатор похорон подошел обсудить программу мероприятия, но бабушка говорила, что речь должен произнести лишь священник, а не я, и чтобы перед окончанием церемонии прозвучала одна песня.

Не я. Наверное, она не хотела обременять меня. Она никогда не хотела быть обузой. Сегодня я как никогда раньше оценила это ее желание.

Я села рядом с Брэдли, и он обнял меня, пока священник говорил о бабушкиной любви к городу и работе, которую она проделала вместе с моим дедом, и о том, как он наслаждался общением с ней.

Люди кивали, соглашаясь со всеми его словами.

Я же во время его речи не проронила ни слезинки, так как планировала дать волю слезам позже, когда останусь одна.

А сейчас пусть ее оплакивает город.

Священник объявил, что бабушка выбрала определенную песню, и попросил организатора похорон включить ее.

Бабушка не предупредила меня о своем выборе мелодии, но после первых же аккордов я первая усмехнулась. Слушая «Without Me» Эминема, мы всегда смеялись, и сейчас я тоже не смогла сдержать смех.

Слова были совершенно нелепыми, и те, кто их знал, тоже начали смеяться.

Мы все подпевали, а слезы, которые текли по моему лицу, были слезами счастья.

Когда все закончилось, организатор торопился пройти вперед, но я остановила его.

– Хочу кое-что сказать, – произнеся это, я сделала глубокий вдох. – Я не умею произносить речи. Мы все знаем, что я довольно эксцентрична, настоящий отпрыск своих родителей, правда?

Большинство гостей сочли мою шутку забавной и рассмеялись.

– Не исключено, бабушка немного переживала, что мама вышла замуж за парня, который привык подстраиваться под обстоятельства. А когда они оба погибли, уверена, она даже разозлилась. Но она никогда ни под кого не подстраивалась и не сдавалась ни перед чем. Ни перед стихией, ни перед городом, который попытался надавить на нее, она всегда стояла на своем. Полагаю, нам повезло, что мы знали такого человека.

Я втянула воздух, стараясь улыбнуться и не заплакать. Я поймала взгляд Брэдли, и он кивнул, побуждая продолжать.

– Мы знали, что можем во всем положиться на нее. Брэдли рассчитывал, что она выпьет в Тики-баре столько виски, сколько не смог бы кто-то другой. Уверена, благодаря ей вы зарабатывали не одну тысячу каждый раз, когда в город заезжал очередной бизнесмен.

Все рассмеялись.

– Уверена, все знают, что со мной так не получится. Я всегда поступаю по-своему. – Снова смех. – Даже если речь не о фургоне, наших щенках из приюта и океане, знайте, я все равно всегда рядом. Да, бабушка покинула нас, но она навсегда останется частью города, и будем надеяться, ее душа, которая летает здесь, поможет всем нам стать немного больше похожими на нее.

Брэдли издал ликующий возглас, и все зааплодировали.

Я сошла с подиума, подошла к урне и коснулась ее. Сковавшая душу тяжесть спала, а так как я верила в духов, то решила, что это бабушка вздохнула с облегчением.

– Бабушка, я справлюсь, – прошептала я.

В тот момент я наконец почувствовала, что именно так и будет. В этом городе мне никогда не будет одиноко.

Когда я снова посмотрела на толпу, атмосфера будто изменилась. Не знаю, что являлось тому причиной, то ли случившийся между нами секс, то ли аура, которая окружала Бастиана, но каждый раз, появляясь в поле моего зрения, он будто воздействовал на мою энергетику. Какого черта он заявился сюда?

Вот мне и понадобился лежащий в кармане розовый кварц. Нащупав камень, я сжала его.

Потом посмотрела на бусины на запястье и увидела новую, как дополнение к гематиту и говлиту. Черный турмалин для защиты, уверенности в себе, эмоциональной стабильности и силы. Но я носила его из-за бабушки. Она была сильной, и я хотела, чтобы эта сила всегда оставалась со мной.

Подняв голову, я увидела, что Бастиан смотрит на меня, наши взгляды встретились. Я недовольно нахмурилась. Тогда он кивнул, повернулся и ушел.

Хорошо.

На мероприятии присутствовали лишь местные. И никаких чужаков.

Последовала очередная порция соболезнований, члены общины обнимали меня и вручали подарки.

Во время всего этого Брэдли не отходил от меня ни на шаг, он остался даже тогда, когда распорядитель сообщил, что будет дальше.

Затем мы вместе вышли на освещенную солнцем улицу.

Я ожидала, что накатит усталость, что мне захочется пойти домой, взять бокал вина и свернуться калачиком на диване, но снаружи меня ждал Бастиан. Солнцезащитные очки Ray-Ban скрывали темные глаза, которые обычно пронзали мою душу. Он скрестил ноги и засунул руки в карманы, прислонившись к своему «Ролс-Ройсу».

Солнце сияло так, словно сегодня не случилось ничего плохого. Птицы по-прежнему щебетали, машины проезжали мимо, ветер дул, а вдалеке все еще слышался шум волн.

Они накатывали на берег и отступали обратно.

Неужели я дышала так же размеренно? Или все же быстрее и с явной злостью, которую не ощущала раньше?

Я знала, что мое сердце тоже бьется быстрее от охватившей его тяжести и печали.

Когда я сжала руки в кулаки, стоящий рядом Брэдли поинтересовался:

– Все нормально?

Я не посмотрела на него, просто кивнула.

– Да. Только нужно кое-что уладить. Я позвоню тебе позже.

Он явно не обрадовался такому ответу, но поцеловал меня в лоб и сказал звонить в любое время. Затем ушел, а я направилась к Бастиану.

– Что ты здесь делаешь? Почему не уехал?

– Я пришел сказать, что сожалею о твоей потере. – Он не попытался подойти ближе. Даже не вынул руки из карманов для того, чтобы обнять меня.

Мы не были друзьями. Мы вообще не знали друг друга. Бабушка хотела, чтобы мы снова встретились после ее смерти, по крайней мере, она сообщила об этом мне. Бастиан пообещал, что мы будем на связи. Но сейчас время и место были совершенно неподходящими.

– Спасибо, однако поминки лишь для родственников и друзей.

– Понимаю. Чтение завещания состоится завтра. Кажется, мы оба должны присутствовать там. Я решил заехать и сообщить, что время начала – десять.

Чтение завещания? Мы оба? Эти слова не имели смысла.

– Разве не слишком рано?

– Я попросил как можно быстрее разобраться с делами, чтобы оставить в покое тебя и остальных. Мне нужно убедиться, что условия сотрудничества с портами останутся прежними, и что Марибель выполнила свою часть нашего соглашения. – Он пожал плечами, словно его бессердечие было вполне оправданным.

– Моя бабушка умерла совсем недавно, – практически прошипела я, глядя на него, и боль в моем голосе удивила даже меня.

Бастиан отшатнулся назад от ярости и печали, прозвучавших в моих словах.

– Мои соболезнования, Морина, – мягко сказал он. Затем приподнял руку, словно собираясь коснуться моей, но также внезапно опустил. – Всем будет ее не хватать.

– Но не тебе, – в ответ бросила я. – Ты явился и кружишь тут, как акула, которой и являешься. А у меня нет настроения любезничать.

– Морина, перестань. – Мне не понравилась его учтивая попытка успокоить меня.

– Перестать? – Я потянулась и сжала бусины на запястье, из которых пыталась черпать энергию. Мужество. Спокойствие. Силу. Возможно, черный дарил мне еще и ярость. – Ты должен уйти, – почти выкрикнула я.

– Не смей этого делать. Не устраивай сцену, – Бастиан произнес это едва слышно, у него хватило наглости попытаться успокоить меня тихим приказом.

– Или что? – Я удивилась собственной смелости.

– Или очень быстро узнаешь, кто настоящий хозяин этого маленького городка и всего штата. Не стоит проявлять неуважение, piccola ragazza, особенно на людях, иначе будешь наказана на глазах у других, – слетевшее с его губ обращение теперь казалось не лаской, а больно резало.

– Да что ты говоришь, папочка, – парировала я. Не исключено, что я желала получить ответную реакцию. Или же эмоции просто вышли из-под контроля. Но я не собиралась останавливаться. – Ты понятия не имеешь, какое наказание поможет и как вообще приструнить меня. – Я всегда жила, руководствуясь эмоциями, однако сейчас все обстояло иначе. Я дразнила опаснейшего дракона, которого все считали спящим, но я видела искру в его глазах. В темноте ночи Бастиан шлепал меня по заднице как человек, которому принадлежал весь мир, даже если сейчас, стоя здесь, пытался казаться кротким.

Его охватил гнев. Он поджал губы, на скулах заиграли желваки, и я подумала, что он выйдет из себя. Однако ошиблась, потому что он лишь пробормотал:

– Морина, не здесь. Не сегодня. Но ты получишь свое.

Я с трудом сдержала ответ, не желая продолжать этот обмен колкостями.

Бастиан вздохнул и достал из кармана маленькую стеклянную бутылочку. Когда он протянул ее мне, а я не предприняла попытки взять ее, мужчина осторожно взял меня за руку и положил бутылочку мне на ладонь.

– Это смесь масел розы, лаванды и ромашки для исцеления и утешения.

– Ты… где ты ее взял? – заикаясь, спросила я. Лишь однажды он видел, как я использую масло в своем фургончике, но запомнил, будто я была важна для него.

– Кажется, масло из Европы. Они используют органическое сырье и экологически чистые методы производства. – Он прочистил горло и посмотрел по сторонам. – Я все проверил.

– Для меня? – пискнула я, совершенно сбитая с толку.

– Да, из-за кончины твоей бабушки. – Он поправил галстук, как будто ему стало неловко. – Не важно, я хочу убедиться, что об этом городе позаботятся. Морина, пожалуйста, не спорь со мной об этом. Надеюсь увидеть тебя на чтении завещания.

– Город сам в состоянии позаботиться о себе. Им управляют сами жители, – ответила я, убирая масло в карман и стараясь не думать об этой странности.

– Это маленький городок, окруженный множеством больших, piccola ragazza. – Мне показалось, в тоне, которым он произнес это итальянское прозвище, я услышала снисходительность.

– Бастиан, если честно, сейчас меня это вообще не волнует. Мне плевать на дату, время, да и вообще на само завещание.

– А я уверен, завещание немного важнее, чем пыталась показать твоя бабушка.

Я быстро шагнула к нему, мои ботинки загрохотали по цементу.

– Ты называешь мою бабушку лгуньей в день ее похорон?