И кстати, где она? Десять минут явно прошли, поэтому спустился на ее поиски. Проходя книжные стеллажи один за другим, наткнулся на малую в самом конце. Облокотившись об деревянную стойку, Инесс читала свою книгу. Каждый раз она приходила с новой, и я, по правде, удивлялся скорости ее чтения. Утопая в страницах, малая не замечала внешних факторов. Но ее тело напряглось, когда я приблизился, а дыхание застыло между приоткрытых уст, когда встал позади Инесс и наклонился к ее уху.

В этой части библиотеки было темно, что заставляло чувства обостриться.

– Прочитай вслух, – приказал тихим от предвкушения тоном.

Инесс не трусила, начиная читать.

– Он прижал меня к холодной стене позади, оставив в плену своих глаз, – тихо зачитала она.

Не знаю, как эти строки повлияли на меня, но я повернул Инесс к себе и спиной к книжной полке. Припечатал ее своим телом к стеллажу, расставив руки по обе стороны от ее головы. И мне чертовски хотелось на нее накинуться.

Опустив взор, встретился с ее шоколадными глазами.

– Так? – выдохнул в темноте, попадая в цепкие кандалы манящих женских уст.

– Так, —самодовольно хмыкнула Инесс, – Хочешь услышать, что произошло дальше?

– Что? – каждый волосок на теле наэлектризовался, когда Инесс прикусила нижнюю губу.

– Он…, – малая подошла ближе и встала на цыпочки поверх моих туфель, ровняясь и сливая наши дыхания в одно целое. – Поцеловал ее, – чертовски сексуально закончила она.

Инесс ухватилась за мой линейчатый серый галстук, взяв за короткий поводок, начиная пропитывать атмосферу ядовитыми шипами возбуждения.

Черт, теперь я понимал, насколько запретный плод сладок. Настолько, что тебе абсолютно плевать на его ядовитость.

– Ты хочешь меня поцеловать? – яркой улыбкой и игривыми искрами выговорила Инесс, все еще держа меня за галстук.

– Oui, – слетело короткое «да» на французском.

Прикрыл веки, подаваясь чарам мерзавки, готовый заполучить поцелуй. Но малая увернулась от меня. Она притянула за галстук еще ближе, опаляя своим дыханием мочку моего уха.

– Прости, но ты слишком старый для меня, господин адвокат.

Секунда, и Инесс испарилась. Вертихвостка, звонко заливаясь смехом в припрыжку ушла из узкого проема, скрываясь среди других полок, оставив меня со своим дурманящим ароматом наедине.

Когда пришел к нашему месту, понял, что Инесс убежала, оставив за собой одну маленькую записку:

«Мой поцелуй будет дорого тебе стоит, господин адвокат.

И.К»

На лице самовольно расплылась улыбка. Плюхнулся на стул вместе с запиской, обнаружив, что сердце начало биться быстрее. Оно вытворяло такое только рядом с одной женщиной. Так я думал до этого момента. И что-то во мне окончательно рухнуло.

***

– Догоняй, – брат громко рассмеялся, когда я трусцой обогнал его у побережья.

Дарио бросился вслед. Солнце еще не встало. Мы выходили бегать в пять утра, чтобы успеть поймать рассвет и купить самые вкусные круассаны по пути.

– Негодяй, – он глубоко вдохнул, с легкостью ровняясь со мной.

На побережье не было ни души. Волны бились о берег. Чайки подавали звук, а где-то пела молодежь, которая даже не ложилась спать.

Спустя час мы остановились у прилавка булочной. Дарио купил круассаны, и мы пошли домой, проходя медленные шаги до нашего спального района. Ввалились в дом, слыша, как на кухне напевает песни мама, а папа что-то болтает, наверняка сидя за очередной газетой. Пахло сырниками и свежесваренным кофе.

– Мы принесли сладости! – прокричал с порога, шагая на кухню с коробкой круассанов.

– Отлично, садитесь за завтрак, – улыбнулась мама, поставив на стол сырники.

– Как вкусно пахнет! – закатил глаза от удовольствия.

Жаклин, сидящая рядом с папой разливала чай и ответила:

– Конечно, мадам Костано постаралась.

Брат убежал собираться на работу, пока мы завтракали. Дарио жил своей работой, убиваясь за повышение. Я гордился им как никогда, именно поэтому поступил на юридический, желая быть как он.

– Не опаздывай на пары, – пригрозил пальцем Дарио, поцеловав родителей, забрав круассан с кофе и убежав впопыхах.

– Этот мальчик и детей будет заводить со своей работой? – покачал головой папа, сворачивая газету, – У него нет молодости?

– Перестань, – мама накрыла ладонь папы, мягко улыбаясь, – Каждый волен выбирать свое направление.

Я навсегда запомнил эти прекрасные дни незадолго до ужасных событий. Это были последние моменты, когда мы бегали с братом. Когда я видел папу, и маму, горящими глазами смотрящую на меня без сожаления в них.

Наши занятия с Инесс продолжились несмотря на произошедшее в библиотеке. Мы отлично игнорировали все, что между нами происходило.

Малая готовилась к помолвке. Она рассказывала об этом каждый чертов день, даже когда ее никто не спрашивал. Я наизусть выучил, какой наряд она выбрала, какого стилиста позвала и в каком оттенке будут салфетки на столе.

Инесс мечтательно вздыхала, когда говорила, как ждет этого дня. Кидала догадки, какое кольцо выберет для нее Валентин, вытягивая пальцы.

Гребаный Валентин.

Еще никогда мне не хотелось так сильно кого-то убить.

Я понятия не имел, что со мной происходит. Секретари в офисе разбегались при виде меня, потому что я мог сорваться на любом из них. Мой член наложил на меня проклятье. Я не мог трахнуть чертову шлюху.

Просыпаясь утром, я уже возненавидел мысль выйти из дома, как и видеть Инесс. Потому что при каждой встрече я жаждал залезть, в самом извращенном смысле, в трусики малолетки, младшей меня на тринадцать лет.

Шестое занятие. Инесс почти закончила половину проекта. Осталось только прорепетировать над его защитой.

– Что будем кушать сегодня? – спросила девушка, откинувшись на спинку стула.

На ней были обыденные широкие джинсы на низкой посадке и молочный корсет, раскрывающие изящные женские плечи и ключицы, по которым так сильно хотелось провести языком. Оценивать ее луки стало сродни привычке. Я был готов записывать или фотографировать каждый ее образ, потому что мне чертовски нравился ее стиль.

– Как насчет рыбы?

А это стало нашей традицией. Убегать покушать с запасного выхода, чтобы нас не поймал Баро. Иногда завтракать у Николь, а порой убегать дальше. Помимо всего, я заметил, что мне нравилось слушать бредни Инесс. Она рассказывала, как ей хочется побывать в библиотеки Венеции. А еще мне до мурашек нравился ее голос. Каждый день она пела вместе с Мюсо, трубадуром переулка позади библиотеки. Все жители запомнили Инесс, и всегда просили ее спеть. Меня удивляло, как легко она находила общий язык с незнакомцами и обожала детей. Любых, каких только встретит.

– Отлично, я закрываю счет, – подмигнула Инесс.

– Ни за что, – захлопнул книгу, тут же отрицательно качая головой, – Я даю женщинами деньги. И оплачиваю за них, когда они рядом, тоже я. Это не обсуждается.

– Я не твоя шлюха, – нахмурилась она.

О, милая, в последнее время у меня нет никаких шлюх, кроме гребаной руки и воображения о тебе.

Я спятил.

– О, это тоже, – усмехнулся криво, – Чтобы трахнуться я тоже плачу.

– С каких пор мы так откровенничаем, господин адвокат? – выдвинула бровь Инесс.

– Это не откровение, toxique, – подмигнул я.

Инесс вновь скрылась за ноутбуком. Мы вышли из библиотеки спустя час, и направились к моей машине, припаркованной у обочины в конце переулка, чтобы Баро не узнал с кем практикуется малая.

Это было интересно. Как Инесс прятала наши взаимодействия ото всех. Когда я приезжал в их дом для подписания некоторых документов дона Лоренцо, Инесс даже не поднимала голову с книги, сидя в гостиной. Другое дело ее мама, которая никогда не упускала возможность окинуть меня противным взглядом.

– Знаешь хорошие места? – поинтересовалась Инесс, сев в автомобиль, как в свой собственный. Иногда мне правда думалось, что ситуацией управлял явно не я.

– Да, но там еда на вынос, – завел свою малышку и выехал.

– Покушаем в машине?

– Где угодно, пока твой телохранитель не начал тебя выискивать, поняв, что тебя нет в библиотеке.

– Отлично, выкрутимся.

Мы подъехали к моему любимому рыбному прилавку, где жарили морепродукты. Я заказал шикарный сет на двоих, пока Инесс разговаривала с рыбаком у прилавка. Инесс была Конселло, но в ней не было ни капельки высокомерия к другим. Она могла спокойно начать беседу даже с бездомным если захочет.

– Заказ готов, – мужчина подал нашу рыбу и жареные овощи.

Рыбная лавка находилась у берега пляжа Cala Pulcino**, поэтому я предложил сесть у скалы.

(**Кала Пульчино – потрясающий пляж, расположенный на южном итальянском острове Лампедуза, Сицилия.)

– Хорошей торговли! – пожелала Инесс рыбаку и побежала за мной.

Мы сели у скалы. Я дал Инесс своей пиджак, а сам сел прямо на землю.

– Спасибо, – Инесс надела свои белые очки, спасаясь от солнца. Благо ветерок не давал умереть от жары.

Вода была такой прозрачное, что казалась совершенно берёзовой. Открыл бумажную коробку с рыбой и овощами, поставив между нами и протянув Инесс салфетки с пластмассовыми приборами.

– Почему ты улетел в Ломбардию? – неожиданно спросила Инесс, надкусывая мякоть скумбрии, – Из-за моего признания?

Еще ни раз мы не поднимали тему того, что произошло пять лет тому назад. Инесс призналась, что любит меня. Я отверг ее. Тогда это было логичнее всего. Но улетать я не собирался, пока…

– Даниэль увидел твое сообщение. То…

– О поцелуе, – закончила Инесс.

Я кивнул, поджимая губы.

– Я улетел, во-первых, потому, что нужно было разбираться с имуществом де Лазаров. Во-вторых, ты должна была понять, что, между нами, ничего не получится.

– Я была маленькой и наивной, Тристан, – она назвала меня по имени, а значит была на полном серьезе, несмотря на улыбку. – Мне правда казалось, что ты тот самый. Но это далеко не так.

– Прости, – мой взгляд направился вдаль, к горизонту.

– За что? – усмехнулась Инесс, – За то, что сказал, как есть? Не давал ложных надежд и был честен со мной?

– За то, что наговорил о родителях.

Инесс замолчала, потом закинула в рот помидор черри, и спустя минуту молчания ответила:

– Но ведь и в этом ты был прав. Я никогда не была для отца чем-то большим, чем сосуд, который он показывал всем, в качестве дочери. А мама хотела наполнить меня кристально чистой водой, не зная, что внутри меня столько трещин и грязи.

– Но при этом ты сохранила собственное «я», что важно.

– Может быть, – пожала плечами малая, – А твоя мама? Какая она?

Я улыбнулся, несмотря на давящее чувство в области солнечного сплетения.

– Она чистая француженка, у нее очень интересный акцент, и она всегда принимала нас с братом такими, какие мы есть. Наверное, это и вправду важно, когда тебе принимают со всеми изъянами, и не пытаются переделать.

– Именно, – грустно шмыгнула носом Инесс, – А как верить в то, что тебя примут настоящую, когда этого не делают даже собственные родители?

– Однажды, обязательно появится человек, который полюбит тебя такую, какая ты есть, – сделал глоток пива, посмотрев украдкой на малую.

Мне тридцать три. Нашел ли я такого человека? Нет. Может я и соврал, говоря это, ведь порой, даже самый близкий не может принять твои изъяны. И, конечно, мы не вправе их осуждать. Иногда даже мы сами не можем их принять, что уж говорить о чужих людях, да?

– Что еще можешь рассказать о своей маме? – Инесс явно не желала продолжать тему, и я был не против ее закончить.

– Главная мечта мадам Барбары: мои дети.

– Каждая мать желает увидеть внуков, – рассмеялась Инесс, – Твоя мама одна из них.

От этих слов захотелось затопить себя прямо здесь посреди лазурного моря.