Прошел год с того момента. Девчонка часто ошивалась в нашей компании. Под «компанией» я подразумевал Габриэля – правую руку Дэна, Каира – солдата клана, и себя – адвоката клана. Мы были бандой холостяков сплоченной и самодостаточной. И находясь в нашей четверке, Инесс никогда не была для меня (и не будет) чем-то большим, чем назойливой малолеткой с острым язычком, который иногда хотелось вырвать.

Но вчера! Вчера эта бестия поцеловала меня, хотя трудно было назвать поцелуем то, что она едва поверхностно коснулась моих губ своими, но это ничего не меняло; малая слишком многое нафантазировала. Она не больше, чем ребенок в моих глазах. Надеюсь, Инесс не вспомнит об этой милости, а я сделаю вид, что ничего не было, потому что, черт возьми, ничего не было!

Выйдя из душа, открыл свой шкаф, надел удобные спортивные штаны и белую футболку, после чего направился на первый этаж, где столкнулся с Инесс возле островка кухни. Она стояла перед холодильником в позе фламинго, приподняв одну ногу и поставив ее на колено. Девчонка нашла персики. Взяв один, с большим удовольствием откусила, и встав на две ноги, повернулась.

– О господи! – малая подпрыгнула на месте, почти подавившись фруктом, – Испугал! – от злости она чуть не кинула в меня надкушенный персик.

Она забыла. Явно не помнила вчерашней ночи, что и к лучшему.

– Тебе нужно попасть домой раньше, чем проснутся твои родители, – подойдя к ней, взял стакан воды и сделав два глотка, продолжил следить за Инесс краем глаза.

– Желательно. Довезешь? – девчонка надкусила еще, причмокивая губами так, что и мне захотелось эту чертовщину.

Я о персиках.

Взял себе из холодильника, и прожонглировал, прежде чем начать есть.

– Без проблем, – пожал я плечами, – Кстати твои вещи, сухие и чистые стоят в ванной, – облокотился об столешницу.

Я вел себя как обычно. То, что произошло вчера, исключительно из-за наркотиков, что вкололи этой идиотке. Господи, полетели бы головы, если бы что-то случилось. Моя в том числе.

– Беги, нам нужно успеть, – потрепал ее волосы по-детски, выкидывая косточку от персика в урну.

Инесс улыбнулась, смотря на меня слишком восторженно, и убежала.

Черт, это точно не тот взгляд, которым она должна меня одаривать. Слишком наивно.

Выпив еще один стакан воды, пошел обувать кроссовки. Инесс уже была готова, выйдя одетой в свои вещи.

– Улетаешь? – спросила она, смотря, как я забираю свой паспорт и ключи от машины.

– Да, некоторые дела по поводу ресторана в Ломбардии.

– Брат там, – улыбнулась Инесс мыслям о Даниэле, пока мы двинулись к моей малышке, припаркованной во дворе.

– Не думаю, что мы сможем увидится с ним, – подойдя к машине, открыл дверь для Инесс. Подождал пока сядет, а после и сам направился на водительское место. – В конце концов там он под прикрытием, – заключил уже в салоне.

– Думаешь, он успокоится, убив девушку? – голос Инесс напрягся. Она даже не морщилась, говоря о смерти, потому что мы оба знали, что кровная месть – слишком частое явление в мафии, и оно укоренилось в наших жилах.

– Кровь за кровь, ты сама знаешь, – взгляд пал на татуировку ворона на моем предплечье, доказывающую сказанное.

Это было простая птица, покорно сидевшая спиной, сложив свои крылья. Символ «Corvi». Он был небольшой, но достаточно многое говорил о том, какому клану и обществу я принадлежал.

– Но речь идет о другом, – Инесс покачала головой, очевидно не соглашаясь со мной, – Даниэль злопамятен. Он горит желанием отомстить, потому что не пускает в свое сердце ничего, кроме ненависти и мести. Так он справляется с потерей, но поможет ли это на самом деле?

– А ты уверена, что у него есть сердце? – усмехнулся, хотя смешно не было.

Даниэль славился своей жестокостью и взрывным характером, который мог сжечь всю Италию. Для всех в клане он был непреступным бастардом, а теперь становился будущим Доном. Ему придется выйти из тени прошлого, чтобы занять место отца, Лоренцо Конселло в дальнейшем.

– Пока оно бьется, ничего не потеряно, – выдохнула Инесс, качая головой. В девичьем голосе появилась некая грусть, когда она заговорила о Дэне.

– В груди у Дэна – горящий огонь мести вместо сердца, Инесс, – выезжая из своей территории, дал по газам, набирая скорость, пока ехали по безлюдной трассе. – А все прекрасно знают, что огонь сжигает все вокруг. Особенно когда разрастется.

– Может, он найдет ту, что разделит этот огонь с ним.

Ее слова меня рассмешили.

– Как много у вас надежд на любовь, мадемуазель.

– Не веришь в нее?

– Не верь в нее слишком, малая, – посмотрел на девчонку, – Будет больно.

– Сильно? – взгляд ее темно-шоколадных глаз был устремлен в упор на меня, а я не смотрел. Никаких детских надежд.

– Очень.

И каждый думал о своем.

Мы доехали в течении сорока минут. Я сбавил скорость, заехав в частность Конселло. Весь чертов лес был во владениях их семьи. А лес занимал сотни гектаров земли.

– Останови здесь, – выдала Инесс в нескольких километрах от особняка.

– Уверена?

– Да, – кивнула малая.

Она вышла, когда остановился у обочины трассы.

– С главного входа мне все равно не пройти, – малая наклонилась к открытому окну и улыбнулась, – Спасибо, господин адвокат, – Инесс отчеканила и убежала в глубь леса.

Мой телефон тут же зазвонил.

– Черт, – сжал руль крепче, смотря на входящий.

«Mere» – было подписано на французском. Дав по газам, прибавил скорость, пытаясь отвлечься от звонка. Телефон перестал трезвонить, но через секунду засветился снова. Я не ответил. Когда уже подъезжал к аэропорту, вновь завибрировал, заставляя поднять трубку.

– Почему матери не отвечаешь, негодник? – возмущалась мама поту сторону провода на французском.

Моя мама, Барбара Костано, была чистокровной француженкой. В подростковом возрасте она встретила папу, как сказала ма, горячего итальянца с загорелой кожей и белоснежной улыбкой, что сразу влюбилась. Папа не смог устоять перед взрывным характером мамы, поэтому остался жить во Франции. Но с возрастом папа захотел переехать, и они с мамой решились на такой отчаянный шаг. Папа любил Италию всей душой и сердцем, поэтому даже после смерти отца, мама осталась жить здесь, как самое большое напоминание о любимом человеке.

– Прости, был занят, – ответил также на французском.

Я обладал тремя языками: итальянский, французский и английский. С детства мы привыкли говорить с мамой на французском, а с папой на итальянском.

– Ты летишь к нам? – радостно спросила мама.

– Нет, не лечу, – отрезал сразу, выходя из машины и направляясь в здания аэропорта.

– Врешь, – уверен, мама ударила рукой по столу, за котором чаще всего читала свои романчики, – Каир сказал, что ты купил билеты в Ломбардию.

Я убью его, как только увижу. Два года назад мама неожиданно прилетела ко мне, когда Каир заезжал, чтобы забрать нужные документы для Лоренцо Конселло. Думаю, не стоит говорить, что Каир очаровал мою маму своей улыбкой и открытостью, после чего эти двоя спелись как два чертова соловья.

– Я улетаю сразу, ма.

– Опять врешь, – снова удар. Мама была робкой на вид, но занималась единоборствами с детства, поэтому могла и шею свернуть, что уверен, и хотела сделать сейчас со мной. – У нас семейный ужин, – ее голос вновь набрал оттенки мягкости, – Приезжай и ты, – и нотки грусти тоже.

Вот уже восемь лет Тристан Костано не появлялся на пороге своего дома. Восемь лет, мы с мамой виделись только у меня в кафе. Столько же я избегал всего, чего касалась моя семья. Восемь лет со смерти папы. И с момента, когда Тристана Костано закопали в собственном доме.

– Ты знаешь мой ответ, мама, – устало ответил, проходя паспортный контроль.

Даниэль всегда говорил пользоваться его частным самолетом, но, честно, мне не хотелось сидеть на его шее, даже если это было чертовски удобно. Мне хватало денег на ничем не обделенную жизнь. Шикарные виллы, стоящие баснословные деньги, несколько машин и сеть ресторанов по всей Италии. В будущем я собирался открывать зону отдыха, поэтому, на жизнь не жалуюсь. Роль адвоката самого могущественного клана в синдикате давала свои привилегии.

– Знаю, – выдохнула ма, – Поэтому и прошу тебя приехать. Мне больно видеть, как наша семья распалась.

– Она не распалась, а просто изменилась.

– Ты не поймешь меня, пока не появятся свои дети! – заверещала мама, – Тебе двадцать восемь, Три. Я хочу увидеть твоих детей.

Горло сдавила знакомая петля. Петля с шипами, которая впивались в кожу и убивала медленно и мучительно. И так каждый раз.

– Мама…, – закрыл устало глаза, надувая от неприятности разговора щеки, – Мы говорили об этом ни раз…

– И каждый раз, я говорю одно: одиночество – это болезнь. То, что произошло…

– Я не одинок, – перебил маму, проходя в первый класс самолета.

– Но ты не женат, – снова взялась за свое мама, говоря об этом, как о чуме, – А гнаться за мимолетным удовольствием не принесет ни к чему. Когда-то ты поймешь.

– Женат, – сказал я, – На своей работе.

– Невыносимо, – мама точно закатила глаза, устремляя взгляд в потолок.

– Ма, я сел в самолет, поэтому нужно заканчивать разговор.

– Наш разговор не закончен, Тристан Алистер Костано! – снова удар по столу.

Мое второе имя, которое досталось мне в честь дедушки по папиной линии, входило в силу только когда мама сильно злилась. Сегодня именно такой случай.

– Закончен, ма, мой ответ один: я не приеду на ужин ни завтра, ни через пять лет.

Правда была больной, но правдой.

Мама закончила разговор, бросив трубку. Я выдохнул сквозь зубы, оставив телефон на бедре, и взглянул в иллюминатор. Сицилия палилась под жарким солнцем, как и я, после разговор с мамой чувствовал себя слишком уязвимым.

– Виски, пожалуйста, – сказал стюардессе сразу, что учтиво захлопала ресницами, и пока несла мне бокал с алкоголем, хлопала ими, намереваясь улететь первее самолета.

Я знал, кого трахну в этом самолете. По крайней мере распинаться долго не придется.

Спустя несколько часов самолет совершил посадку в аэропорту Орио-аль-Серио*, откуда ждал водитель, который привез мне мою красную Феррари. Поблагодарив мужчину, забрал ключи и запрыгнул в автомобиль, желая быстрее удалиться с ужасного скопления людей.

В дороге телефон вновь завибрировал, и я серьезно задумался над тем, чтобы выкинуть его в окно, если это снова мама, но это был Дэн. Он писал в наш общий чат с Каиром и Габриэлем. Вместо названия Габриэль поставил просто точку, что, конечно было на него похоже.

Даниэль отметил меня в сообщении.

Д: Я привезу ее к тебе. Присмотри за девчонкой.

Т: А как же план? Вы должны быть на Сицилии уже вечером.

Д: План меняется.

Г: Какого черта твориться?

Габриэль присоседился достаточно красочно.

Т: Сам без понятия.

К: Ха-ха, не говори, что пожалел ее. Не похоже на тебя.

К: Или у вас что-то было, и тебе настолько понравилась ее киска, что ты решил оставить ее себе?

Д: И-Д-И Н-А Х-Р-Е-Н

Даниэль в лучшем распоряжение духа.

Т: вези, буду у себя.

Подъехал в ресторан, и стал ждать ту самую принцессу Марко де Лазара, стоя за барной, когда уладил все дела с дизайнером по смене атмосферы в ресторане. Спустя несколько часов в заведение зашла та самая Андреа де Лазар. Я видел, как она выходила из машины, и как Даниэль угнал от этой девушки к Габриэлю словно от огня, будто боялся того, что натворит рядом с ней. Разливал коктейль, когда она подошла к стойке, залезла на стул и поставила руки, пальцы которых наполовину спрятала за рукавами серой толстовки, на столешницу.

– Привет, – она играла этими пальцами, явно чувствуя себя незащищенной. Знала бы, что настоящий дьявол ждет ее не здесь, а там, откуда она пришла.

– Ты, должно быть, Андреа? – улыбнулся, пытаясь развеять напряжение.