Мы с Правым, который внимательно следил за племянником, изредка подгоняя его в нужную сторону, смачным толчком головы под зад, добрались до места очень быстро. Леся сидела на бревнышке, оставшимся от моего костра, поджав ноги и кутаясь в шубу. Вероятно, она была в состоянии аффекта, когда догоняла меня, и поэтому не замечала холода.

– Вот, – протянула я ей платье и чулки, согретые моим телом. – Переоденься. Это обувь… а это моя ручная гурлинка, – улыбнулась я, увидев, как девушка испуганно шарахнулась в сторону, увидев птиц, – его зовут Правый. Он тебя не тронет. А этот, белый, это Тринадцатый. Он еще маленький, поэтому не удивляйся, если он будет немного назойлив.

Губы Леси тронула легкая улыбка…

– Правый, – прошептала она и слегка склонила голову, словно приветствуя человека, а не птицу. – Тринадцатый, – повторила она свой жест. – Очень рада, что вы идете с нами…

Гурилнки довольно загурлили… Кажется, им понравилась эта неприкрытая лесть.

Леся переоделась почти мгновенно. Ничуть не стесняясь задрала платье и, сняв его через голову, наступила грязными босыми ногами на ткань. Она стояла ко мне спиной, и света луны было достаточно, чтобы увидеть: вся ее спина покрыта шрамами. Какие-то из них были старые и побелевшие от времени. А другие выглядели совсем свежими были покрыты плотными корочками спекшейся крови.

– Это он тебя так? – сжала я зубы, чтобы не закричать. – Это должно быть невыносимо больно…

– Ничего, – пожала плечом Леся и тут же нырнула в мое платье, надевая его на себя. – я уже привыкла, – улыбнулась она виновата, как будто бы чувствовала за собой вину. – Господин Александр очень строг. И предпочитает объяснять мне свои желания вожжами, а не словами.

Она обтерла ноги об старое платье, быстро натянула чулки, балансируя на одной ноге и обулась. Шубку Леся вернула мне сразу, сама же накинула на плечи мое пальто.

– Все, – она улыбнулась, – я готова. Можно идти… Только, – она сделал шаг вперед, оказываясь прямо передо мной, и схватила меня за запястье… то самое, которое обвивал магический браслет, появившийся после венчания, – надо прикрыть брачную метку, чтобы твой муж не нашел нас по ней.

Она зажмурилась и зашептала что-то одними губами. Мне не было слышно ни слова, но зато я чувствовала, как кожа под татуировкой немеет, теряя чувствительность.

– Вот и все, – Леся выпустила мою руку и сделала шаг назад, – теперь можно идти… пока нас не хватились, надо уйти как можно дальше.

Я кивнула, стараясь привыкнуть к ощущениям в том месте, где была брачная татуировка. Казалось, что на руке висит тяжелый и холодный стальной браслет, который оттягивает руку, заставляя крениться в противоположную сторону, чтобы стоять ровно.

Глава 5

Рассвет закончился, когда мы были в дороге. Яркая красно-оранжевая полоса на горизонте полиняла, став сначала бледно-розовой с синим оттенком, а потом изменила цвет на голубой. Мы с Лесей и птицами шагали по степи в неизвестность. Я несла узелок с едой, а Леся Тринадцатого. Птенец то ли на самом деле не успевал за нами, то ли придуривался, не желая уходить из дома. Если вспомнить, как эти хулиганистые цыплята-подростки носились по двору, то я поставила бы на второе.

Весили маленькие гурлинки уже довольно прилично, и по размерам почти догнали своего дядю. А я уже давно не носила Правого на руках, через несколько шагов руки начинали отниматься от тяжести птицы.

Позади нас послышался шум. Мы, как по команде, испуганно замерли. Если кто-то заметил нашу пропажу и кинулся в погоню, то он очень быстро нашел бы нас. Степь отлично просматривалась во все стороны, да и ушли мы не так, чтобы очень далеко.

Леся обернулась первой. Я готова была увидеть на ее лице отчаянную боль. Или злость… Или любое другое выражение, которое бы позволило определить, что ждет нас в будущем. Но Леся продолжала смотреть назад, с тем же выражением испуганной неопределенности.

– Что там? – не выдержала я и обернулась. Мы оказались гораздо ближе к нашему оврагу чем мне казалось. Вероятно, шли мы гораздо медленнее, чем я думала.

– Не знаю, – отозвалась Леся, хотя в ее реплике не было никакой необходимости, я уже сама все видела. – За нами бежит какой-то зверь.

– Это Пузик, – улыбнулась я. Серый комочек несся к нам со всех ног, радостно вывалив язык и тряся кисточками на ушах. – Мой псиц. Он не опасный и ест только насекомых.

– Гур! – припечатал Правый, а Тринадцатый вытащил голову из-за пазухи что-то недовольно забормотал. Маленький наглец бессовестно дрых, пригревшись в руках Леси, и сейчас явно возмущался поднятым шумом.

Псиц накинулся на меня с возмущенным визгом. Он отчаянно вилял хвостом, скулил и прижимался к моим ногам, словно выговаривая за то, что не взяла с собой такого верного и любящего друга.

– Пузик, прости, – рассмеялась я и потеребила жесткую серую шерсть на загривке. Когда-то он любил такую ласку, но, повзрослев, он сильно отдалился от меня и предпочитал вести уединенную жизнь даже в нашем шумном поселении. – Я не знала, что ты тоже захочешь с нами. Но я очень рада, что ты здесь.

– Пузик, – прошептала Леся и вдруг спросила, – а у тебя есть еще животные? Ну, чтобы знать, если они вдруг бросятся за нами?

– Нет, – мотнула я головой, – больше у меня никого нет… Ну, вернее есть козы, плотоядные куры, коровы и даже лошадь, но они точно не кинуться нас догонять. И не напугают нас своим появлением.

– Ага, – довольно произнесла Леся, – значит мы уже можем идти?

– Можем, – отозвалась я. И, развернувшись зашагала в ту сторону, где взошло солнце. – Пузик, Правый, не отставайте!

– Гур! – завопил Правый, мол, когда это я отставал?! А Пузик просто затявкал и побежал следом, довольно скаля морду.

Шли мы долго. Если бы сейчас было лето, то мы бы, конечно, не мерзли и не тащили бы на своих плечах тяжелые одежды. Но мы давно умирали бы от жажды, горячее степное солнце высушило бы нас. Если бы сейчас была зима, мы могли бы взять санки и погрузить всю нашу поклажу. Но ноги тонули бы в снегу, и к тому же нас легко отследили бы по оставленным следам. Если бы сейчас была весна, то можно было бы идти налегке, не заботясь о пропитании, ведь весной степь изобильна как никогда. Но над нами клубился бы мелкий гнус, забиваясь и в глаза, и в нос, и в рот.

– Надо было взять лошадь, – пропыхтела я.

– Лошадь очень большая, – точно та же, слегка задыхаясь, ответила Леся. – я не смогла бы ее спрятать.

– Спрятать? – я наморщила лоб. Пытаясь разобраться в том, что имела в виду Леся. – Ты хочешь сказать, что ты что-то делаешь, чтобы нас не нашли?

– Ага, – выдохнула Леся и улыбнулась. – Я не много умею, господин выбрал меня слишком быстро. Но прятать себя магией учат в первую очередь.

– Кто учит?! – удивилась я. Наверное, я слишком устала, потому что ответ был вполне очевиден. Стоило бы только подумать. – Светлые?

Леся фыркнула, пытаясь сдержаться, но не смогла и захохотала.

– Нет, конечно, – отсмеявшись, тряхнула она головой. – Если бы светлые узнали, как много нам известно, то никогда не позволили бы нам быть вместе. Нет, мы сами… Темные женщины передают друг другу знания о нашей магии, и умения необходимые, чтобы выжить и не сойти с ума от всего этого.

– Но мне говорили, – начала я, пытаясь сказать, что мне известно о ранней смерти несчастных темных женщин. Но быстро поняла, насколько бестактно прозвучал бы мой вопрос. И замолчала.

– Что мы шлюхи и алкоголички? – ухмыльнулась Леся. – Это правда. Большинство из нас именно такие и есть. Я понимаю, это тебе кажется кошмаром, но для многих все не так плохо, – она улыбнулась. – Я выросла в бедной семье. У меня было одиннадцать братьев и сестер, и, когда родители уходили на заработки, вся эта орава оставалась на мне. Денег всегда не хватало, очень часто у моих родителей не было возможности даже накормить нас ужином. Но когда оказалось, что я темная, моя жизнь изменилась в лучшую сторону.

Она обернулась ко мне и рассмеялась, прочитав по моему лицу, насколько я была ошеломлена ее признанием. Нет, я понимаю, что прокормить столько детей очень сложно, и верю, что Лесе и остальным ее братьям и сестрам приходилось голодать. Но ее слова, что потом стало лучше, выбило меня из колеи.

– Как такое может быть? – не поверила я. – Баба Катя говорила, что светлые, пока везут темных в приграничные крепости, вовсю пользуются своим положением…

– Это правда, – кивнула Леся, – но тогда я впервые в жизни ела досыта и три раза в день. По сравнению с этим меркло все. – В ее голосе звучало что-то такое… То ли сожаление, то ли вина… – Тогда мне казалось, что это невеликая плата за возможность не быть голодной. И не вкалывать от рассвета до заката в поле и дома. И не видеть орды братьев и сестер, которые не оставляли меня в покое ни днем, ни ночью. Нас везли на телегах. И всю дорогу я либо ела, либо спала… Ну, когда не была с солдатами. Они мне даже нравились, – вздохнула она. – Они улыбались мне, говорили какая я красотка. Они были гораздо ласковее всех, кого я тогда знала. И вино было вкусным, а эффект от него забавным.

Мы немного помолчали, шагая вперед. За разговорами даже усталость будто бы пропала, а эмоции кипевшие внутри меня, передвигали гудящие от напряжения ноги, гораздо лучше, чем моя собственная воля.

– А потом, в приграничной крепости, я познакомилась в другими женщинами. Они-то и объяснили мне что к чему. Это пока мне хорошо, говорили они, а потом, когда обилие еды, выпивки и спокойного сна перестанет быть для меня высшей ценностью, я пойму, как много потеряла лишившись нормальной жизни. Не скажу, что я им поверила. Просто посмеялась. Мне казалось, что они просто не понимают, что такое голод. И бесконечная, непроходящая усталость. Я же никак не могла забыть. И тайком таскала хлеб из столовой, чтобы насушить сухарей про запас. Мне не верилось, что все и дальше будет так же хорошо, как сейчас.

Леся уже немного запыхалась и паузы между предложениями становились все длиннее. Но я не торопила. Бессонная ночь сказывалась, усталость наваливалась все сильнее, заставляя прилагать все больше усилий, чтобы продолжать идти вперед.

– Мне повезло, я поняла, как сильно заблуждалась гораздо раньше, чем привыкла к новой жизни. Моя деревня была недалеко от крепости. Обычно так не делают, девушек увозят как можно дальше от дома, но со мной, видимо, приключилась какая-то ошибка. Так вот, однажды мне удалось очень хорошо умаслить коменданта крепости и получить от него разрешение навестить родных. Я собрала сухари в узелок и рванула домой.

Она замолчала и какое-то время просто шла, выравнивая дыхание. Я не торопила, чувствовала, что рассказ причиняет Лесе боль. Но, вероятно, выговориться ей хотелось гораздо больше.

– А дома как раз играли свадьбу, – голос Леси изменился и звучал глухо. В нем слышалась горечь и обида. – моя младшая сестра выходила замуж за нашего соседа, Леху-рыжего. И тогда я впервые подумала о том, как бы сложилась моя жизнь, не будь я темной. И вместо сестры в дом к Лехе ушла бы я… Смущаясь и краснея от того, что должно было произойти между нами той ночью… Хотя, я уже знала, ничего такого в этом нет. Я не была влюблена в Леху-рыжего, он всегда казался мне слишком ленивым и тупым. Но в тот момент я так отчаянно позавидовала сестре. Я же понимала, этого у меня никогда не будет. Меня и приняли-то только потому, что я попала на праздник. А иначе… – она замолчала.

Я вздохнула. Такого никому не пожелаешь.

– Но самое страшное знаешь что? – спросила Леся тихо. Она даже остановилась и повернулась ко мне. Это для нее было важнее всего, что она рассказала.

– Что? – прошептала я.