Мы в большом амфитеатре, самой вместительной аудитории вуза. Оли пока что нет, но человек десять из наших уже собрались. Пока они гогочут весело, я новую программу тестирую. Вчера оставалась с ночевкой у Оли и мы, наконец-то, добили прогу. Мама Оли часто предлагает мне к ним переехать, но…

– Девушка-программист – это горе в семье, – продолжает дергать меня один из компании.

Саркастического подтекста в его словах нет, скорее хочет отвлечь в диалог. Обычно мы весело проводим время… с Олей, это все видят и знают. По отдельности и даже просто в более широком кругу, мы не такие. Каждый своим долгом считает нас растормошить или понять, в чем же секрет кроется.

– Отвали от неё, – к нам присоединяется ещё один наш одногруппник. Никита.

Он поднимается по лестнице, подойдя ближе, плюхается на скамью рядом со мной.

– Ну что, Олененок, опять мешают работать? – Никита опирается предплечьем на столешницу парты, почти ложась на неё. – Вы опять с Лялей до утра сидели?

– У меня синяки под глазами? – спрашиваю с усмешкой.

– Нет, Тиль сказала, что у неё апгрейд намечается.

Никита – мегамозг. Он с нами в теме. Помогает, когда я не справляюсь, и учит Тиль играть в шахматы. В пятнадцать лет Никита стал самым молодым гроссмейстером в России, а за год до этого ему было присвоено звание мастера спорта России. После того, как он неоднократно становился победителем международных шахматных турниров, открыты стали все двери. Почти что все вузы планеты готовы были, нет – жаждали, его принять, но он остался учиться на родине. Несмотря на все достижения очень скромный и сдержанный парень. «Отвали» сегодня впервые в его исполнение услышала, если быть честной, впечатлена.

– Мы немного, – поднимаю глаза и ловлю его милую улыбку. – Хочется чего-нибудь эдакова.

– Шутишь? Тиль вся эдакая, – смеется. – Позвонила мне ночью в слезах и стала спрашивать, что такое любовь. Ты представляешь? Сказала, что ей кажется, что она в меня влюблена, но переживает, что ещё слишком мала для таких чувств, – прикрывает глаза и головой легонько качает из стороны в сторону, словно сам не верит в то, что говорит. – Я спросонья прозрел. Она голос на твой изменила, ты обратила внимание?

– Я бы не поняла, но она меня предупредила. Голос – мой. Цвет волос – Олин.

Все мы свой голос слышим иначе, я не исключение. Внутреннее ухо улавливает все вибрации нашего организма. Колебания голосовых связок приводят в вибрацию косточки нашего черепа, кожу, рот, что сказывается на «внутреннем звучании» нашего голоса. Сама бы я не поняла, что наша детка стала говорить как я.

– У вас с ней всё больше общего становится. – В ответ я лишь усмехаюсь, на что он начинает горячо меня уверять. – Я серьезно. Она ведь такая же, как и ты, чуткая. Даже не спорь, я в твою холодность не верю.

Передергиваю плечами, мол, как скажешь.

Никита – один из тех немногих парней, с кем я могу общаться вообще без смущения. Да что там немногих, он и Петя, ещё один из нашей компании парень. Всё. Но тем особо я подобрать не могу, разве что Тиль обсудить, поэтому чаще молчу.

– Сходим вместе в кино на этой неделе? – спрашивает Никита ни с того, ни с сего, в шок краткосрочный меня повергая.

– Давай на следующей, – сходу ничего лучше придумать не могу.

– Нет, на этой, Эми, – произносит с нажимом.

– Вау, каким ты бываешь! Режим нахалюги включен? – прикрываю бук и немного в сторону отставляю, смотрю на Никиту.

Он голову вскидывает, тянет вверх подбородок, дескать, да! Я такой!

– Я рад, что заметила, каким я дерзким бываю, – смеется, и на его правой щеке ямочка становится видна.

– Да уж, попробуй тут не заметить! Ты прямо ух был, – поддерживаю его веселый настрой. – На этой, так на этой. Ольку с собой возьмем и Петю. Давай?

Он вздыхает, выдерживая паузу многозначительную.

– Как скажешь, – его голос грустью наполнен, шутливой. – Я думал, будет сложнее. Унижаться придется, на коленях там ползать. Умолять. Пресмыкаться, – его губы дергаются, как будто вот-вот и рассмеется.

– Я не смогу быть к тебе так жестока.

– Только ко мне?

– Нет, к тебе мы не поедем, – отшучиваюсь, ему подмигнув. В следующую секунду поднимаюсь на ноги, потому что в проходе появляется светлая головёшка Оли моей.

Сейчас наши руки свободны, поэтому приветствие по стандартной форме проходит.

Ещё в начале двадцатого века традиционные эвенкийское, как эвенское, рукопожатия происходили при помощи двух рук, а не как мы привыкли – одной. Гость протягивал две руки, сложенные друг на друга, ладонями вверх. Хозяин того дома, в который осуществлялся визит, пожимал их снизу и сверху так, что правая ладонь оказывалась сверху. Для женщин приветствие схожее было, только чуть более эмоционально: после приветствия руками, они, будучи переполненными радостью от встречи, прижимались обеими щеками друг к другу, сначала с одной стороны, потом со второй. Старшая по возрасту женщина целовала гостью нюханьем. Этот процесс таил в себе смысл глубокий, приветствующие могли прочувствовать лучше друг друга, обменяться энергией.

Надо объяснять, как мы с Олей здороваемся? Именно так. Прошлым летом, когда Оля возвращала из Китая, я была у родных в Благовещенске. Мы договорились там встретиться и вместе в Москву возвращаться.

Познакомившись с моей бабушкой, Оля впечатлилась безмерно. Бабуля моя наполовину казашка, наполовину эвенкийка. Ба, принимая гостей, до сих пор чтит самобытность и традиции своего народа. Она единственная в семье, кто является носителем эвенкийского (тунгусского) языка. О тунгусах – как ей больше нравится себя называть – она может говорить очень долго. Оказалось, что Оля слушает с не меньшим вниманием.

Могу сказать, что парни к такому привыкли. А вот девчонки нет-нет да похихикивают. Но разве стоит обращать на такое внимание.

– Ты изумительно пахнешь, – шепчет Оля, понюхав меня.

Весьма сомнительно, если учесть тот факт, что мы с ней утро начали с поглощения жаренных, естественно, в масле пирожков.

Думаем мы с ней обе об одном и том же, потому прижавшись лбами друг к другу, хохотать начинаем.

– Как у вас весело. А мне расскажите девушки? Я тоже хочу посмеяться, – раздается голос из-за моей спины.

Резко дернувшись, оборачиваюсь и встречаюсь с глазами светло-карего цвета, которые смотрят на меня в упор.

***

Смотрю на Кирилла Алексеевича, и морозец по коже идёт. Они с братом одного роста и комплекцией схожи, при этом легко различимы. Но вот глаза – они одинаковые, теплого светло-карего цвета, если взглянуть в них на свету, то по внешнему ободку радужки виден зеленый отлив. Я такого раньше ни у кого не встречала или не обращала внимания. У Тимура Алексеевича заметила сразу, теперь и у его брата.

Моё сердце, если честно, до сих пор галопом несется куда-то. Засада: даже руку не приложить, чтоб придержать, слишком заметным жест будет. И так слишком много внимания Кирилл Алексеевич к нам привлек своими словами. Периферийным зрением я вижу, как одногруппники поглядывают в нашу с Олей сторону.

Ещё в первый день я в сети прочитала всё, что нашла о Самургановых. Быть одной из отряда девиц, которые вокруг Тимура Алексеевича скачут, я не хочу. Даже при всем желании не смогла бы – слишком уж унизительно. Полностью выкинуть мысли о нём, мне это не помогло, но держать себя под контролем могу.

Сегодняшний день показал: мне есть к чему стремиться. Как ни крути, первой мыслью было: Тимур тут из-за меня. Только потом я поняла, что не Тимур, и не из-за меня.

В самом разгаре неделя встреч с потенциальными работодателями. Сначала мы слушаем представителей каждой компании и министерств, они рассказывают, что хотят получить от работы специалистов. Условно для себя выбираем приоритетное направление и выполняем задания. Я особо не заморачиваюсь: каждый год мы с Олей практику в казначействе проходим. Но сегодня легко, похоже, не будет.

Подойдя к проректору по учебной части, Кирилл Алексеевич, указав в нашу, точнее мою сторону, о чем-то попросил собеседника, на что кивок утвердительный получил.

Я хмурюсь. Неужели так просто вопросы решаются, прямо при всех?!

– Ты мне ничего рассказать не хочешь? – С подозрением в голосе уточняет Оля, сидящая рядом.

Мне неуютно становится, чувствую, как краснеть начинаю. Ну что за засада! И рассказать нечего, и обманывать её не хочу …

– Что именно? – поворачиваюсь и смотрю на подругу.

– Самурганов Кирилл Алексеевич – исполнительный директор акционерного общества «Арманд Интеграция Проект», и ещё нескольких десятков фирм, но это не важно. К нам обычно приходит помощник его младшего заместителя по особо неважным делам, или что-то вроде того. Хочешь сказать, он случайно лично почтил в этом году нас вниманием? – её губы в улыбке растягиваются.

У меня пульс ускоряется тут же. Кошмар. Что со мной будет, когда я впервые в жизни пойду на свидание? Сердце порвется от ужаса?

– Эвэдыч торэвэчинри – гу? – спрашиваю у Оли, говорит ли она на эвенском языке, за что получаю удар локтем в ребра.

– Нашлась эрудитка. Бабушка твоя рассказала, что ты ни эвенкийский от неё, ни эвенский от дедушки не переняла.

– Как же нет, если только что блеснула перед тобой знанием эвенского языка, – обиженно говорю.

Если честно, так и есть. Я не самая прилежная ученица была, и лет до пяти особой разницы между этими языками не понимала. Спасибо, что вовсе не путала, а то от бабули влетело бы мне. Потом было много гимнастики, а через год мы переехали в Киргизию, и изучение киргизского языка стало более приоритетным. Русский язык в Кыргызстане наряду с киргизским является государственным, но незнание одного из них всё равно дискомфорт вызывало, поэтому пришлось изучать.

– Зака-зака, ну колись уже, что у тебя происходит? Он уже трижды на тебя посмотрел за последнюю минуту, – продолжает Оля над ухом жужжать.

И тут происходит нечто, хотелось бы сказать, что чудесное, но нет, скорее, наоборот. Тот самый проректор, который минутами ранее разговаривал с Кириллом Алексеевичем, подходит к трибуне, на которой микрофон установлен, и начинает стандартное приветствие. Как всегда, лаконично мысли свои излагает, в конце добавляет:

– Закорская Эмма и Маер Ольга, идемте за мной. Остальных прошу начинать знакомство.

Стрельнув глазами в сторону, успеваю заметить скрывающуюся за дверью спину Самурганова, выходящего из аудитории. Ну, конечно, его время слишком дорого стоит, чтобы до конца представления присутствовать.

Само по себе внимание к себе меня не напрягает, с одной поправкой – это должно быть уместно. Когда ты выходишь на ковер с лентой в руках, а вокруг тебя под завязку трибуны заполненные, ты понимаешь, что смотреть сейчас только на тебя будут. А когда ты в составе нескольких сотен студентов приходишь слушать чью-то речь, тестирование проходить, не ожидаешь оказаться в эпицентре всеобщего внимания. Сейчас именно так происходит, шумовая волна по залу прокатывается, всем интересно: с чего вдруг у нас исключение произошло, благо быстро стихает под грозным видом наших преподавателей.

– Эми, шевелись, – поторапливает меня Оля.

Она в отличие от меня даже ручку и тетрадь не доставала, сидела на лайте, как будто бы чувствуя, что ей не понадобится.

В кабинете проректора Самурганов не старается хотя бы немного улыбку свою широченную припрятать. Вид у него такой, мол, ты же всё поняла, зачем мы тут собрались?!