Закрыла мокрыми руками лицо и заплакала сильнее. Не знаю, сколько еще бы так просидела, но мобильный телефон, отдавшийся вибрацией на подоконнике, заставил прийти в себя. Поднялась, шмыгнув носом и размазала слезы.

Маттис.

Он соизволил перезвонить только сейчас. Спустя три часа после моего звонка. Внутри закипела злость, но я понимала, что это глупо. Маттис всегда отключал телефон во время терапии с клиентами, о чем ни раз предупреждал. И то, что я не смогла дозвониться до него, когда студия заливалась водой, а я не знала куда деть Тину – вполне объяснимо.

– Да, любимая. Ты звонила? – его мягкое «любимое» заставило оторвать телефон от уха и попытаться снова не зарыдать.

Соберись, Андреа!

– Все в порядке. В студии маленький потоп…

– Как потоп? Мне приехать? – искренне сопереживал Маттис, но почему-то меньше всего хотелось видеть сочувствие в его глазах. Достаточно того, что я слышу это.

– Нет, – натягиваю улыбку на лицо, пытаясь погасить дрожь в голосе, – Все в порядке. Придётся менять трубы. Начнут уже завтра, поэтому…все порядке, – повторяю будто самой себе.

Нет. Все было ужасно. Моё внутреннее состояние было ужасным.

Внезапно сердце делает волнительный удар. Такой сильный и резкий, что становится больно. Крепко зажмурив глаза, схватилась за место в области груди, вцепившись в подоконник. Маттис что-то говорил, но я отклонила трубку, сказав перезвоню, чувствуя что-то плохое. Это пугало. Заставляло задержать дыхание от страха.

Немедля ни секунды, набрала номер Леноры. Гудки шли долго.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Я готова бежать сломя голову, ведь сердце отчего-то тревожно сжималось, словно пытаясь донести плохую весть.

Черт бы все драл, почему Ленора не поднимает трубку?

– Я слушаю! – весело выкрикнула подруга, наконец ответив. Она запыхалась и явно смеялась.

– Где Тина?

Единственное, чего хотелось: услышать голос дочери.

– Она играет, а что?

Выдохнула, прикрывая глаза.

Все в порядке.

Но тогда почему так сильно болит сердце?

– Что-то случилось? Как дела со студией? Твой голос встревожен, – она заметила напряжение.

– Да, все ок, сказали, нужно менять трубы, – ответила мягче, – Ленора, дай мне услышать Тину, пожалуйста.

Секундное молчание. А потом Ленора зовет Тину.

– Надеюсь у тебя все хорошо, – напоследок говорит она, передавая трубку.

– Мам…, – вытягивает дочь.

Она улыбается. Я могла это понять по тембру ее голоса.

Выдохнула во второй раз, успокаивая себя.

– Солнышко, рада тебя слышать, – душа мгновенно успокоилась, но сердце…оно рвалось на части. Словно в недрах души шла борьба, а внутренний голос кричал о важном, что сводило с ума.

– Мы с Софи ходили к Шону. Я ела мороженое! – воодушевленно рассказывала дочка, – Я та-а-ак хотела посмотреть, где хранится мороженое. Даже чуть не упала, но меня поймал…

– Так, думаю на этом хватит, – слышится шорох, и снова у входящего Ленора.

– Каюсь, – тут же затараторила подруга, – но за твоей дочерью просто невозможно уследить, – оправдывалась она, заставляя улыбнуться.

Главное: все обошлось.

– Но тот сексуальный грубиян спас вредину, и слава богу, – выдыхала Нора.

– Сексуальный грубиян? – усмехнулась прозвищу, – Спас мою дочь?

– О, да, – растянула девушка, что означало готовиться к рассказу.

Присела на подоконник и стала слушать, аккуратно массируя грудную клетку, пытаясь выкинуть все ужасные мысли из головы.

– Он её поймал на лету. Я его конечно поблагодарила. А он знаешь, что? – возмущённо воскликнула Ленора.

– И что?

– Надменно сказал, чтобы я лучше следила за детьми! – прозвучало слишком эмоционально, – Мне! Ты представь. Старшей сестре четверых мальчиков! Он имел в виду, что я не справлюсь с двумя маленькими девочками?

– Думаю, он не это имел в виду, – рассмеялась я.

– Надеюсь, но Андреа…он такой красавчик! – протяжно выдохнула та самая старшая сестра четырех мальчиков.

– У тебя есть муж, подруга, – напоминаю, не переставая улыбаться. Однако правая рука все ещё оставалась на ноющем сердце.

– Будь уверена, Найл бы тоже так сказал.

Рассказ подруги впустил краски в этот ужасный день. Мы поговорили ещё пару минут. Стало легче. Но еще лучше, когда увидела дочь. Обняла её. Вдохнула ангельский запах. Увидела чарующую улыбку, почувствовав детские ручки на лице.

Придя домой, мы с Тиной занялись готовкой. Признаюсь, я не была божественным поваром, но приготовить простую итальянскую пасту получалось идеально. Запах сыров, базилика и томатов словно возвращали меня на родину, где я чувствовала этот аромат чаще, чем хотелось бы. Но сейчас я поняла, как сильно мне этого не хватает.

– Можно кусочек? – Тина поднялась на стул, чтобы достать до столешницы. Своими щенячьими глазами посмотрела на сыр, после на меня.

– Разве я могу тебе отказать? – протянула кусочек дочери.

Мы натирали сыр, когда послышался звонок в дверь. Тине было не до этого. Она лакомилась заготовками, а я пошла открывать, вытирая руки об кухонное полотенце.

Я не ждала сегодня никого. Но какого было удивление, когда на пороге оказался Маттис. Он был одет в свои любимые синие спортивные брюки и белую футболку поло с коротким пальто, а в руках, как и всегда красные розы.

На улице садилось солнце. Его лучи падали прямо на лицо, поэтому пришлось прикрывать глаза ладонью. Вот уже в течении трех месяцев, именно так перед порогом моего дома появлялся Маттис, но я ещё не привыкла. Даже несмотря на любовь, которую видела в его глазах.

Он оглядел меня с ног до головы. В отличие от него, я выглядела как кухарка. Собранные в небрежный пучок волосы, закреплённые карандашом. Фартук с розовыми цветами и простое домашнее платье.

– Ты ещё не готова? – недоумевая, нахмурил он брови.

– В смысле?

– У нас ужин на выходных, – улыбка Маттиса дрогнула, – Сегодня, – добавил он тихо.

И только тогда до меня дошло.

– Господи, прости – от удивления и стыда закрыла лицо ладонями, – Вышло из головы. Забегалась с проблемами.

Сегодня суббота. На часах шесть часов вечера, через полчаса забронирован стол в ресторан, а я совершенно забыла про это. Забыла про наш вечер с Маттисом.

– Ничего страшного, – почувствовала тёплые прикосновения мужских рук и запах эвкалипта, что внезапно дал вспомнить совершенно иной, давно забытый: чайного дерева, – Сходим в другой раз, – Маттис обнял меня и нежно поцеловал в висок.

Сделал бы он также, если бы знал о ком я думаю в его объятиях?

– Зато я приготовила пасту, приглашаю тебя на ужин, – мягко отошла на шаг.

– С удовольствием, – спустя несколько минут, он начала помогать накрывать на стол, пытаясь разговорить Тину, но та противоречила. Просто игнорировала, что было странно.

В конце концов он смирился и начал рассказывать мне о своей работе. Конечно, он не распространялся о сеансах с клиентами, но я привыкла слушать о его ощущениях.

Маттис был профессионалом в своем деле. Знаю по себе.

Все еще помню, какого было мое удивление, как только сев на самолет до Дублина, моим соседом оказался тот самый незнакомец-психолог. Когда переехала сюда, он предложил свою помощь, как психолога, и кроме того, помог найти хорошее арендное жилье. Я согласилась, и это было на самом деле хорошим решением. Та сломленная после горькой правды о любимом человеке девушка, справилась благодаря ему. Маттис был единственным, кто знал, через что мне пришлось пройти, и как я оказалась на том самолёте. Одна и беременная от человека, которого посадила за решётку.

– Это божественно. Настоящая итальянская паста! – заговорил восторженно Маттис, пробуя ужин.

Улыбнулась его жестикуляции. Словно он и вправду был итальянцем.

– Ты прекрасна, – Маттис потянулся к моей ладони и поцеловал тыльную сторону, но все тут же перебил громкий стук об стол.

– Ты ведь не мой папа! – закричала Тина. Так злобно и со слезами на глазах, что я вздрогнула, – Почему ты целуешь маму? Ты не наш папа! Не наш! – и она сорвалась с места, убегая в комнату.

Маттис, сидевший рядом, замер, а я побежала вслед за дочерью.

Впервые я стала свидетелем, как Тина с ненавистью смотрела на Маттиса. Он был с нами с самого её рождения. Она любила его. Обожала играть с ним. Но что изменилось сейчас?

– Милая, – дойдя до детской, приоткрыла дверь и нашла Мартину, сидящую угрюмой среди своих пушистых друзей, – Можно я войду? – держусь изо всех сил, чтобы не позволить голосу дрогнуть. Возможно сейчас, именно сейчас пригодилась бы старая Андреа, способная держать слезы при себе. Но её уже нет. Никогда не будет.

Тина не сказала «нет». Приняв это за согласие, вошла.

– Ты обиделась?

– Почему дядя Маттис целует твои руки? – надула она губы возмущенно. – Ещё он целовал тебя в лоб! Я видела, – Тина не смотрела на меня, но обиду в её голосе тяжело было не заметить, – Ты не любишь папу? Не ждёшь его?

Я любила его. Так сильно, что разбилась.

– Послушай, мы с дядей Маттисом…

Тина прикрыла ладонями уши и замотала головой.

– Не хочу слушать! Я хочу папу! Своего папу!

– Солнышко…, – тёплая жидкость все же потекла по щекам.

Впервые в жизни я не могла прикоснуться к своему ребёнку.

– Давай я поговорю, – Маттис позади заставил обернуться. Даже Тина опустила руки, обиженно поглядывая на него, – Может поиграем? – он улыбался ей, а Тина хмурилась, не желая отвечать, – Я обещаю все рассказать, и ты обязательно поймёшь. Ты же всегда понимаешь нас, ведь так?

На секунду малышка замерла. Её фисташковые глаза смягчились.

– Хорошо. Но только ты не мой папа! – сразу же громко добавила Тина.

– Я твой друг, милая, – Маттис прошел к кровати Тины и присел на пол рядом.

Я стёрла слезы.

– А что делать мне, если вы будете играть? – пытаюсь улыбнуться, но кажется плохо получалось.

– А ты давно хотела выйти на пробежку, разве нет? – Маттис посмотрел на меня подмигнув, а после снова перевёл взгляд на Тину. – Отпустим твою маму на пробежку?

– Только если она купит мне шоколад, – дочь задорно улыбнулась, дернув острым носиком.

Маттис умел разговаривать с детьми. Я доверяла ему. Поэтому вышла из комнаты, оставляя их. Давно хотела начать бегать. Это помогало снять стресс и не сойти с ума. Поэтому надела спортивный костюм, взяла наушники и вышла из дома, вдыхая осенний воздух и влажность после лёгкого дождя.

Прошла лёгким шагом до аллеи. Посмотрела на часы, что пробили восемь вечера и побежала. Сперва лёгким бегом, но с каждым разом набирая все больше и больше скорости. Словно выплескивала все переживания, отдаваясь ветру и шуршанию листьев.

Сердце болело. Я пыталась не обращать на это внимание, но не могла, как и прогнать ведения до боли знакомого лица.

Даниэль.

Если бы возможно было вырвать все мысли, чтобы не вспоминать, я сделала бы.

Я забыла его. Забыла.

Бегу быстро и злобно. Лишь к одному месту. Месту, где могу выплеснуть все эмоции. Море ждало бушующими волнами. Солнце село. Было сумеречно темно. Только холодный свет луны разбавлял ночь.

Октябрь. На днях срок Даниэля истекает. Он выходит на свободу. Мысль об этом нагоняет необузданные эмоции. Я не могла разобрать. Какая-то часть меня будто радовалась этой мысли, но другая, что помнила все, словно загнанный в угол зверь, пыталась не сойти с ума. Я боялась.

Боялась того, что он придёт за мной.

Подхожу ближе к берегу. Грудь вздымается от пробежки, а внутри взрываются атомы.

В конце концов я сокрушаюсь:

– Я тебя забыла! —срываюсь на крик. Громкий и отчаянный, – Я забыла тебя, Даниэль, забыла! – вода подплыла к моим кроссовкам, – Я забыла тебя! Забыла! Забыла! Забыла…